Какими суровыми были эти слова, как они жгли его, какую причиняли боль! Совершенно не разбираясь в сложных переживаниях женской души (а в них и сам чёрт ногу сломит!), он даже и не попытался задуматься о том, в честь чего она встретила его такими оскорблениями. Почему была так раздражена? Может, настроение не то; может, что‑то не то съела; может, укачало; может, вообще «не те дни» (если вы меня понимаете)… Приходится признать, что умнейшие во всех прочих делах брутальные мужчины часто бывают совершенно некомпетентны во всём, что касается тонкостей женской натуры. Так рассуждали бы вы. Но не так рассуждал капитан Блад. Более того, в эту ночь он вообще не рассуждал. Набродившись по полуюту, он решил слегка выпить и, как водится, быстро накидался в дым, в хлам, в дрезину, в гавань! В его залитом ромом мозгу боролись два чувства: святая любовь, которую он так долго питал к Арабелле Бишоп, и жгучая ненависть, каковую она в один момент и в два слова умудрилась в нём разжечь. Всякие крайности часто сходятся и сливаются так, что их трудно различить. Так вот, сегодня вечером ром, любовь и ненависть переплелись в его душе, превратившись в единую чудовищную страсть, подогретую ямайской синькой. Вор и пират! Вот кем она считала его без всяких объяснений, деталей, оговорок, напрочь забыв о том, что он был осуждён жестоко и несправедливо! Она ничего не знала и не хотела знать о том отчаянном положении, в котором он очутился после бегства с острова Барбадос, и не собиралась ни на грош считаться с жестокими обстоятельствами судьбы, превратившими честного человека в удачливого пирата. А тот факт, что он, даже будучи преступником, старался поступать как джентльмен, ни капли не трогал её, и она не нашла у себя в сердце ни малейшего сострадания. Всего лишь двумя словами Арабелла вынесла ему окончательный приговор. В её глазах он был только вор и пират. И подавись ты… Ну что ж! Если она так назвала его, то он и будет теперь вором и пиратом! Он будет таким же беспощадным и жестоким, как все корсары Южного Мэна. Он прекратит эту идиотскую борьбу с самим собой, он не желает больше балансировать между двумя мирами, будучи одновременно и бандитом, и порядочным человеком. Она ясно указала ему, к какому грязному дну он принадлежит. Так пусть же сейчас она получит все доказательства того, что была права. – Мысс Арабелла, знаете ли вы… чё вы… вы у меня на корабле, ф моей фласти, и я могу сделать с вами ф‑ф‑фсё, чё мне вздумается! Всё‑всё‑всё! Ага‑ась?! Хи‑хи… Блад издевательски засмеялся. Но тут же из его горла вырвалось нечто похожее на рыдание. Схватившись за голову, Питер обнаружил у себя на лбу холодные капли пота. Кажется, он начинал сходить с ума от рома и собственных бредовых фантазий… Лорд Джулиан, знавший женскую половину рода человеческого несколько лучше капитана Блада, был занят в эту же ночь решением странной загадки, которую ему задала мисс Арабелла своим резким наездом на их спасителя. Его светлость неожиданно поймал себя на том, что в его капризной душе поселилось неведомое доселе смутное чувство ревности. Неадекватное поведение Арабеллы Бишоп заставило его наконец понять, что девушка даже без врожденной худобы и утомлённой женственности всё же может быть вполне себе привлекательной. Его вдруг очень заинтересовали прежние отношения Арабеллы с Питером Бладом, он инстинктивно чувствовал изрядное искрение между этой парочкой и прямо сейчас желал разобраться с этим вопросом: «Какого дьявола она так эмоционально на него наорала? Подобный гнев намекает нам на их… как бэ… отношения?» Лорд Уэйд проклинал себя за то, что до сих пор не сделал соответствующих выводов. Он, например, только сейчас заметил, что корабль Блада носит имя мисс Бишоп, и это, несомненно, было неспроста. Арабелла вела себя с Питером как полная дура, но по факту дурочкой она не была. К тому же она приходилась племянницей злейшему врагу капитана Блада, но все на судне почему‑то вели себя крайне предупредительно. Ей, как и лорду Джулиану, были предоставлены отдельные каюты и право гулять по кораблю абсолютно везде, где вздумается, хоть на мачту лезь. Они обедали за одним столом со шкипером Питтом и одноглазым Волверстоном, которые относились к «пленникам» с подчёркнутой вежливостью. Но вместе с тем сам Блад тщательно уклонялся от любой, даже случайной встречи с ними. Его светлость, коварно продолжая свои тайные наблюдения, решил получить все дополнительные сведения всё у той же Арабеллы Бишоп за обеденным столом. Для этого стоило лишь ковыряться в каше подольше, пока уйдут Питт и Волверстон. Но удача решила неожиданно улыбнуться ему, так что особо напрягаться и не пришлось. Едва лишь Джереми встал из‑за стола вслед за одноглазым товарищем, как Арабелла Бишоп вдруг страстно цапнула шкипера за рукав. – Мистер Питт, – грудным голосом произнесла она, – не сочтите за личную обиду, но не были ли вы среди тех, кто бежал с Барбадоса вместе с капитаном Бладом? – Да, мисс. Я тоже был одним из рабов вашего дяди. Кстати, он гад. – Не спорю. А потом вы всё время плавали вместе с капитаном Бладом? – Совершенно верно, мисс, я его постоянный штурман. Арабелла сдержанно кивнула. Она говорила очень осторожно, но его светлость всё же приметил бледность её лба и явное покраснение носика – верный признак того, что девушка хитрит. Ну или уже немножечко выпила за обедом… – А плавали ли вы когда‑либо с французом по имени Каузак? – Каузак – драный сукин кот, мисс! – Питт от души засмеялся, так как это имя вызвало у него в памяти курьёзные воспоминания. – Да, он был с нами в Маракайбо. – А другой француз, кажется… э‑э… Левасер? – продолжала допытываться Арабелла, и лорд Джулиан удивился, как легко она смогла запомнить все эти французские имена. – Да, Каузак до этого был лейтенантом на корабле Левасера, пока не умер. – Пока кто не умер? – Да, разумеется, этот подонок Левасер! Наступило короткое молчание, а затем Арабелла Бишоп ещё более спокойным и даже в чём‑то подчёркнуто трагичным голосом уточнила: – А от чего он умер? Питт охотно ответил, ему было нечего скрывать: – Этого негодяя убил капитан Блад. – За что же? Ходят слухи, что из‑за девушки… Питт деликатно замялся, искренне полагая, что история о гнусных кознях извращенца Левасера не предназначена для девичьих ушей. – Как бы вам поделикатнее сказать, короче, они поссорились… – Эта ссора произошла… из‑за женщины? – неумолимо продолжала Арабелла. – Не факт, но можно сказать, что и так… Хотя весь замес пошёл из‑за её братца, но… – Как её звали? – Его? – Нет, её? – Мадемуазель д’Ожерон, дочь губернатора Тортуги, – честный Питт удивлённо поднял брови, – она сбежала с этим Левасером, а Питер… то есть капитан Блад, вырвал её из его грязных лап. Левасер был очень скверный человек, мисс, урод, каких поискать, и, поверьте мне, он получил по заслугам. – Понимаю, – тяжело вздохнула девушка, – и… почему же теперь капитан Блад не женился на ней? – Да с какого перепоя?! – подобно своему капитану, засмеялся Питт, зная полную беспочвенность тортугских сплетен, в которых мадемуазель д’Ожерон вовсю называлась будущей женой его капитана. Арабелла Бишоп тем не менее осталась при своих бабских подозрениях, а Джереми Питт, будучи счастлив завершить этот странный разговор, более похожий на допрос, на минутку остановился в дверях и поделился с гостями приятной новостью: – Могу вам сообщить, что капитан изменил ради вас курс корабля. Он намерен высадить вас на Ямайке, как можно ближе к Порт‑Ройалу. Если ветер удержится, скоро вы будете дома. – Допустим, мы очень признательны капитану, – протянул его светлость, заметив, что Арабелла сидела нахмурившись, печально глядя перед собой, – но, право же, ему не стоило так уж утруждаться ради нас… – Да, сэр, вы можете быть ему признательны, – устало кивнул Питт, – капитан Блад так рискует, как никто другой. Но уж такой он у нас, никогда не думает о себе, всё для людей… Мисс Бишоп и лорд Джулиан остались сидеть в задумчивости. Его светлость с возрастающим подозрением продолжал тщательно изучать лицо Арабеллы, хотя бледно‑голубые глазки его сохраняли всё то же полусонное выражение. Наконец Арабелла перевела на него взгляд и тихо спросила: – Чего?! – А‑а… чего «чего»? – Ваш Каузак, по‑видимому, говорил правду. – Я заметил, что вы это проверяли, – сухо протянул лорд Джулиан, – но я ломаю себе голову, к чему вам это знать? Не подумайте, что я пристаю, просто дико интересуюсь… В ожидании ответа он молча наблюдал за ней, перебирая пальцами локоны своего золотистого парика. Арабелла в тупой задумчивости слишком внимательно рассматривала чудесные испанские кружева, которыми была обшита скатерть. Пару минут спустя лорд Джулиан не выдержал игры в молчанку, прервав паузу первым. – Этот человек поражает меня, – пробурчал он вялым голосом. – Изменить свой курс? Удивительно! Если бы только ради меня, я бы понял, но ради вас?! Однако ещё удивительнее то, что из‑за этого он подвергает себя страшной опасности, решаясь войти в воды, омывающие Ямайку… Арабелла Бишоп рассеянно взглянула на него. Затем её губы как‑то странно, почти с недоумением, вздрогнули. Тонкими пальчиками она начала что‑то выстукивать по столу. – Поверьте, меня он поражает гораздо больше, – наконец вздохнула она, – подумайте, почему он не считает нас людьми, за которых можно взять хороший выкуп? Вы или я этого не достойны? – Я? Да. А вот вы не заслуживаете спасения. – Ха! С чего бы это? – Да потому что вы оскорбили его. А я – нет! – И что?! Я привыкла называть вещи их собственными именами. Вот тут лорд Джулиан взорвался: – Ах, вы привыкли? Но, чтоб мне лопнуть, я бы этим не хвастался! Это свидетельствует либо о крайней молодости, либо о крайней глупости. А также и о крайнем проявлении самой чёрной неблагодарности. Неблагодарность, конечно, вполне себе человеческое, а не вампирское свойство, но вот так откровенно проявлять её… Это тупость. Мне за вас стыдно, мисс! На щеках Арабеллы проступил слабый румянец. – Ваша светлость, я вижу, что вы огорчены таким моим поведением… Но я… я не понимаю вас. К кому я проявила неблагодарность? И в чём, когда? – К капитану Бладу. Разве он не пришёл и не спас нас? Вас! Меня! – Пришёл и спас?! Да вы свихнулись! Вы точно уверены в том, что он знал о нашем пребывании на «Милагросе»? Его светлость позволил себе проявить чуть заметную нетерпеливость.