Обиженный Бишоп, взревев, словно раненный в окорок вепрь, кинулся в погоню! И надо признать, он практически догнал посланника короля, когда лорд Уэйд ловко сиганул за борт, приземлившись прямо в шлюпку. В руках полковника остался лишь его модный завитый парик из золотистой верблюжьей шерсти. Улыбающийся англичанин показал губернатору Ямайки средний палец… – Дьявол вас раздери, милорд! – брызжа слюной, простонал полковник Бишоп. – Так нечестно, вернитесь! Этот проклятый пират схватил меня за горло… В ответ его гневная светлость бросил на Бишопа взгляд, весьма далёкий от восхищения. – Конечно, конечно, я предупрежу коменданта форта, – и, не обращая более никакого внимания на полковника, он помахал рукой Бладу: – Я могу быть совершенно уверен, что господину губернатору Бишопу не будет причинено никакого вреда, если вам позволят отплыть? – Даю вам слово пирата, – важно подтвердил Питер Блад, – так же, как обещаю, что полковник Бишоп без задержки будет высажен на берег. Лорд Джулиан надменно поклонился нахальному капитану: – Вы понимаете, сэр, что я поступаю так исключительно ради губернатора Бишопа? – Разумеется, милорд. Да, чуть было не забыл! – Он вынул из кармана пергамент и, перегнувшись через борт, кинул его лорду Уэйду. – Я возвращаю вам ваш патент. Бишоп был прав, эти бумаги были выданы мне по ошибке. – Мне очень жаль, – почти искренне пробормотал его светлость, – при иных обстоятельствах мы могли бы быть друзьями. Я хороший друг, спросите хоть у мисс Арабеллы… Уже одного этого было достаточно, чтобы в сердце Блада вновь вспыхнула ревность. Весьма неглупый лорд Джулиан почувствовал это и заколебался: – Будь я проклят, но почему вы не пошлёте на берег кого‑нибудь другого и не оставите меня на корабле в качестве ещё одного заложника? И, между прочим, очень важного заложника! Ясными синими глазами Блад посмотрел прямо в блёклые глазки Уэйда и грустно улыбнулся. Секунду он колебался, но затем решительно и откровенно сказал: – Причина проста, милорд. Принимая ваш патент, я надеялся, что он поможет мне искупить свою вину за прошлое в карих глазах мисс Бишоп. Но все мои надежды – это горячечный бред больного. Я понял, что раз уж Арабелла предпочла вас, то, видимо, она поступила правильно. Вот почему я отпускаю вашу светлость. Если форт вдруг начнёт пальбу и вам оторвёт баранью голову, то это может огорчить её… Поражённый до селезёнки, посланник короля вытаращился на Блада. Его длинное холёное лицо пошло багровыми пятнами. – Боже мой! – в прозрении прошептал он. – Так вы в неё того… этого? А она, вы думаете, в меня этого, того… ик?! – Как я могу убедить её, что вор и пират всё ещё сохранил остатки чести? Её счастье для меня драгоценней всего на свете. И подите вы уже к чёрту, дорогой лорд! Джулиан долго смотрел на корсара, а потом молча помахал ему рукой. Блад также молча отвернулся. – Я не уверен, что вы правы, – пытаясь быть вежливым, прокричал Уэйн, пока гребцы разворачивали шлюпку к пристани, – возможно, что из нас двоих именно вы являетесь для неё лучшим. Но я хоть и не люблю хвастаться, однако думаю, что всё‑таки я… и только я… Он ещё что‑то орал, махал Бладу шляпой, посылал воздушные поцелуи, но ирландец, отвернувшись, облокотился на фальшборт, делая вид, что ему оно глубоко не интересно, но сам боковым зрением наблюдал за удаляющейся шлюпкой. Уже часом позже, пользуясь лёгким бризом, «Арабелла» вышла из порта. Форт молчал. Ни один из кораблей ямайской эскадры не поднял якоря, ни одна пушка даже не открыла вякающий рот, чтобы помешать свободному отходу пиратов. Лорд Джулиан хорошо выполнил поручение доктора и, не дожидаясь возвращения полковника, наверняка побежал заниматься своими личными сердечными делами. Благодаря неожиданному признанию капитана Блада они у него вдруг резко появились… Глава 24 Идёт война народная… Всего в нескольких милях от Порт‑Ройала в открытом море, когда очертания острова Ямайка стали затягиваться синей дымкой, «Арабелла» легла в дрейф, и к её борту был подтянут дряхлый шлюп, который она тащила за кормой. Капитан Блад собственной персоной проводил своего чрезвычайно бледного гостя к верёвочному трапу. Полковник Бишоп, до этого момента пребывавший несколько часов в состоянии перманентной смерти, наконец посмел дышать чуточку свободнее. А по мере того как рассеивался его страх, возвращалась и его лютая ненависть к дерзкому корсару. Но если мысленно Бишоп сто пятьсот раз поклялся себе не щадить ни сил, ни нервов, ни средств, чтобы увидеть Питера Блада на виселице, то внешне старательно улыбался, всем видом изображая смиренное дружелюбие. Разумеется, бывший доктор также не был дураком и не питал ни малейших иллюзий в отношении садиста Бишопа. Да что там он, во всём Карибском море вряд ли нашёлся бы корсар, отказавший себе в удовольствии вздёрнуть жестокого губернатора на нок‑рее! Однако Питер Блад, во‑первых, не принадлежал к кровожадным корсарам такого рода, во‑вторых, он не мог забыть, что тот самый Бишоп всё равно был родным дядей его любимой Арабеллы, а в‑третьих, он отдавал себе отчёт, что девушке это в любом случае будет хоть сколько‑то неприятно… Поэтому капитан даже мило улыбался, глядя на жёлтое, одутловатое лицо Бишопа, искривлённое плохо скрываемой враждебностью. – Желаю вам счастливого пути, дорогой губернатор! – любезно сказал он на прощание. – Вы второй раз оказываете мне невольную услугу в качестве заложника. Если это войдёт у нас в привычку, в третий раз я могу вас и не выпустить. Вы просто пышка, вампиры таких любят… Шкипер Джереми Питт, стоя за штурвалом, незаметно успел плюнуть на спину губернатора. У борта с суровыми лицами толпились загорелые дюжие пираты, и только железная воля их капитана мешала им растоптать Бишопа, как мерзкого таракана. Ещё в Порт‑Ройале вся команда из первых уст узнала о страшном предательстве, грозившем Питеру Бладу петлёй, а им всем расстрелом в упор с шести кораблей ямайской эскадры. И хоть эти корсары «добровольно» пошли на королевскую службу, их до глубины души возмутило такое позорное кидалово! Они искренне не понимали причин сдержанности своего капитана… Губернатора буквально прожигали яростные взгляды пиратов, но элементарное чувство самосохранения подсказывало ему, что любое необдуманное слово, ляпнутое сгоряча, могло вызвать такой взрыв чистой народной ненависти, почти по Высоцкому, от которого его ничто бы не спасло! Поэтому, неуклюже спускаясь в шлюп, он вежливо улыбался, кланялся всем и даже снял шляпу перед доктором. Негры‑гребцы, тогда ещё даже не мыслившие о странном праве называться афроамериканцами, оттолкнувшись от красного корпуса «Арабеллы», послушно согнулись над длинными вёслами и направились в Порт‑Ройал, рассчитывая догрести туда до наступления темноты. Грузный губернатор Бишоп, поджав толстые губы и скорчившись, как варёный краб, в позе классического «ждуна», сидел на корме. Злоба и жажда мщения так душили его, что он напрочь забыл о том, каким чудом спасся от петли. Честно завоёванный второй приз – парик его светлости – полковник в ярости изорвал зубами, выбросив его за борт… На молу в Порт‑Ройале при свете факелов его уже ожидали майор Мэллэрд и лорд Джулиан. Именно они помогли страдающему толстяку губернатору выползти из шлюпа. Верный майор Мэллэрд сразу же начал с нижайших извинений. – Сэр! Рад видеть вас в добром здравии, сэр! – зачастил он, нагло пародируя лорда Уэйда. – Я должен был бы потопить корабль Блада, сэр, но этому помешал ваш собственный приказ, переданный мне лордом Джулианом. Его светлость, сэр, заверили меня, что этот бесчестный сэр Блад дал слово не причинять вам никакого вреда, сэр! Признаюсь, сэр, я считал, что его светлость поступил опрометчиво, сэр, полагаясь на слово презренного пирата… Сэр?! – Он держит слово не хуже, чем другие, – возмущённый таким явным подражанием, его светлость резко прервал бурное красноречие майора. – И заткнитесь уже наконец‑то! Лорд Джулиан имел все права на отвратительное настроение. Буквально неделю назад, написав министру иностранных дел о блестящем успехе своей миссии, теперь он был поставлен в идиотское положение. Отважный капитан Блад попросту выкинул королевский патент, как бумажку, которой корсары брезговали даже подтереться! Теперь британскому послу придётся писать гору объяснительных, старательно придумывая, кто виноват и что делать. – Вы так думаете? Лично я, сэр, никогда бы не поверил слову пирата, сэр, вот и… – Он обещал вернуть полковника Бишопа? И вот вернул! – слуга короля вновь оборвал разболтавшегося майора. – А значит, сэр, ваше мнение не стоит и ломаного фартинга[55]. Это говорю я, сэр! – О, да как вам угодно, ваша светлость! – презрительно рассмеялся майор Мэллэрд. – Конечно же, полковник вернулся целым и невредимым, но благодаря вам в море вернулся такой же живой и невредимый капитан Блад! Пиратские разбои, приве‑ет, ждём вас снова‑а! – Я не намерен обсуждать это с вами. Вы этого недостойны! – А со мной?! – зарычал губернатор Ямайки, к которому наконец вернулся дар речи. – Я потрачу всё своё состояние, я не пожалею всех кораблей королевской эскадры, но не успокоюсь до тех пор, пока не накину этому мерзавцу на шею пеньковый галстук! От бешеной злобы он побагровел так, что его светлость на пару с испуганным майором поспешили отодвинуться в сторонку. Вдруг ещё взорвётся и забрызгает… – Вы чертовски правильно поступили, майор, выполнив указания лорда Джулиана! – Спасибо, сэр! Я старался, сэр! Это было не очень сложно, сэр! На всякий случай, похвалив Мэллэрда, полковник тихонько взял Уэйда под руку: – Пойдёмте, милорд. Нам нужно многое обсудить. В частности, всю ту чертовщину, о которой вам совсем не надо писать в Лондон, уж поверьте… В наступившей темноте жаркой южной ночи они направились к дому губернатора, где томилась, беспокойно перемещаясь из угла в угол, скучающая Арабелла. Увидев невредимого дядюшку, она с облегчением выдохнула, отметив кольнувшую в самое сердце тревогу за Питера Блада. – Вы очень рисковали, милорд? – серьёзно спросила она лорда Джулиана, после того как они церемонно обменялись дежурными приветствиями. Но его светлость честно ответил ей, что никакого особенного риска не было. И да, он не врал, лично для него риска не было ни на грош. Его холёное аристократическое лицо казалось более задумчивым, и, явно чувствуя в её взгляде вопрос, он ответил: – Мы разрешили капитану Бладу беспрепятствен‑но выйти в море при условии, что губернатору Бишопу не причинят вреда. Блад дал мне слово. И сдержал его! На её печальном лице выступил неслабый румянец. Она охотно продолжила бы разговор на эту тему, но у господина губернатора было совсем другое настроение. Он пыхтел, фыркал, хмыкал, топал ногами и негодовал при одной мысли о том, как вообще можно верить слову вора и пирата?! Уже часа в три ночи, за поздним ужином или ранним завтраком, Бишоп, не затыкаясь, говорил о своих страшных планах поимки капитана Блада, о том, каким ужасным пыткам он его подвергнет, как после этого лично затянет петлю на его шее, а потом ещё и… Полковник на нервах и без удержу глотал креплёное вино, его речь становилась всё грубее, а угрозы ужаснее, описания пыток всё бессвязнее, постепенно переходя на совершенно невероятные и даже неслабо эротические, не говоря уж о совсем неприличных. В конце концов Арабелла не выдержала и выбежала из‑за стола, лишь бы не разрыдаться. Бишоп не так часто раскрывал перед племянницей свою истинную сущность, но в этот вечер излишне выпитое вино развязало язык жестокому плантатору. Он лаялся так, что мог бы вызвать зависть любой портовой торговки просроченными овощами. Изысканный лорд Джулиан с неменьшим трудом выносил омерзительно‑пьяное поведение полковника Бишопа. И даже не извинившись, он ушёл вслед за Арабеллой. Хотя пьяному, охамевшему губернатору, убеждённому, что весь мир вертится вокруг его непомерного эго, было плевать на такие мелочи. Посланец короля вприпрыжку дунул вслед за мисс Бишоп, чтобы передать ей просьбу капитана Блада, так как ему казалось, нынешний вечер был для этого крайне благоприятен. Романтизм на контрасте с пьянкой мог бы дать желаемый результат, но красавица Арабелла ушла спать, крепко закрыв дверь от всех вампиров, и лорд Джулиан вынужден был, несмотря на всё своё высоко поднявшееся нетерпение, отложить интимное объяснение с дамой до утра. На следующее утро, ещё до наступления жары, он нашёл мисс Бишоп гуляющей в саду среди цветущих азалий. Уэйд быстренько бросился наперерез, Арабелла с улыбкой попробовала увильнуть, но он, чуть запинаясь, заявил, что имеет деликатное поручение к ней от самого капитана Блада. – Э‑э, точно мне? Не вам, не дядюшке?! Лорд Джулиан сразу заметил, как она встрепенулась, насторожилась и начала нервно кусать пухлые губы. Также он обратил внимание и на её бледность, и на тёмные круги под глазами, на необычно печальное выражение глаз… Они вдвоём перешли в тенистую аллею, обсаженную благоухающими апельсиновыми деревьями. Лорд Джулиан, откровенно любуясь ею (не аллеей!), не переставал удивляться сам себе, почему вдруг ему понадобилось так много времени, чтобы заметить тот факт, что именно Арабелла и была той самой милой, нежной, желанной женщиной, которая могла бы озарить всю его банальную лондонскую жизнь, превратив её в экзотическую колониальную сказку. А может быть, ему просто нравились боль и неосознанный поиск «госпожи»… На Арабелле было платье из тонкой блестящей ткани, а на её высокой груди, как кровь, пламенела только что сорванная в саду пунцовая роза. Короче, конкретный южный китч. – Вы говорили о каком‑то поручении, милорд, – напомнила она, не пытаясь даже скрыть своё нетерпение. – Не тяните кота!