– Ага‑а! Судите сами: встретились мы в море с нашим старым знакомым доном Мигелем и после того, как потопили этого маньяка, по ходу взяли на борт одного лондонского хлыща, который оказался пленником испанцев. – Круто‑о… – загорелся вампир Ибервиль, – а потом? – Потом выяснилось, что плоскую морду этого придворного шаркуна послал к нам сам король Яков из Лондона. Он предлагал капитану взять поганый офицерский патент, к дьяволу бросить пиратство и вообще вести себя паинькой. Ну, наш горячий Питер, конечно, послал его матом ко всем чертям! Но через два дня мы встретились с ямайской эскадрой в три фрегата по сто пятьдесят пушек на каждом, а командовал ими… – Кто, кто, ну кто?! – Жирный дьявол Бишоп! – Обалдеть… – ахнул Хагторп, хватаясь за сердце, он всегда был сентиментален, – три фрегата и триста пятьдесят пушек, да ещё скотина Бишоп! – А я о чём?! Только не триста, а четыреста! – Четыреста пятьдесят. Считать‑то мы умеем, – примиряя обоих капитанов, влез всё тот же француз Ибервиль. – Ой, всё! Короче, всем нам угрожала петля. Ну я пошёл к Питеру и прямо в лицо ему говорю: «Идиот, да возьми ты уже этот паршивый королевский патент!» А он мне: «Ни‑ко‑гда!» А я ему: «Но ты же спасёшь от виселицы и свою шею, и наши! Бери патент, сволочь!» – И что капитан Блад? – переждав восторженные аплодисменты пиратов, влез Кристиан. – Блад, конечно же, ни в какую! Но я умею быть убедительным, короче, врезал ему раз, он мне дал сдачи, потом мы помирились, я уломал его, и он, скрипя зубами, сдался. – У‑у‑ух… – Так вот, лондонский хлыщ сразу же выдал ему бумажку с печатью от самого короля, и Бишоп чуть не лопнул от злобы, узнав о таком неприятном сюрпризе. Но сделать‑то с нами уже ничего не мог! И мы типа как «люди короля» прибыли вместе с Бишопом в Порт‑Ройал. Однако этот чёртов полковник не очень нам доверял, так как хорошо знал нашу братию… – Ва‑аще жесть, да?!! – восхищённо простонали все. – Да, Блад хотел бежать из Порт‑Ройала в ту же ночь, но эта собака Бишоп предупредил форт, чтобы за нами хорошенько следили. В конце концов Питер всё же перехитрил Бишопа, хотя на это и потребовалась целая неделя. За это время он тихо подсунул мне трофейный фрегат, я ночью перевёл на него две трети наших людей, и в темноте мы тихо отплыли из Порт‑Ройала. А утром капитан Блад на «Арабелле» бросился за мной в «погоню», чтобы «поймать» меня. Понимаете, да?! – Ха‑а, понимаем!!! – многозначительно хмыкнул Ибервиль, сверкая клыками и хлопая по плечу Хагторпа, под одобрительный хохот толпы корсаров. – Вот в этом‑то и заключался хитроумный план Питера. Как именно ему удалось вырваться из порта, пока непонятно, но я твёрдо знаю, что никому на свете не удастся силой задержать нашего дорогого и всеми любимого капитана Блада! Ура‑а ему! – Ура‑а‑а!!! Надо признать, что в лице Волверстона человечество, несомненно, потеряло великого альтернативного историка. Пошлый врунишка Эрнест Мулдашев и рядом не стоял. Одноглазый гигант обладал логическим мышлением и богатым воображением, точно зная, насколько можно отклониться в бок от истины и как следовало её приукрасить, чтобы чистая правда вдруг приняла ту единственную форму, которая одновременно соответствовала бы его творческому замыслу и была бы максимально близка к выше описываемым событиям. Короче, язык у него был подвешен, и врать он умел, а литературный талант не купишь и не пропьёшь… Состряпав для всех корсаров вполне удобоваримое блюдо из правды, фантазий, выдумки и прямой лжи плюс добавив ещё один «героический подвиг» к приключениям Питера Блада, старина Волверстон вскользь поинтересовался, а что же сейчас делает капитан. Ему ответили, что он заперся на своём корабле, и одноглазый культурист едва ли не бегом дунул туда, чтобы, по его выражению, «отрапортовать командованию о своём благополучном прибытии». Все так и поняли. На красном борту флагманской «Арабеллы» он нашёл своего друга Питера Блада мертвецки пьяным, одного, в большой капитанской каюте. В таком свинском состоянии никто и никогда ещё не видел доброго доктора. Не сразу, не с первого взгляда, но всё‑таки признав в Волверстоне Волверстона, он нетрезво рассмеялся: – Ах ты, старый… м‑м… одноглазый волк! – пробормотал он, безуспешно пытаясь приподняться, – наконец‑то ты сюда… добрался! Ну и что ты… собираешься делать с‑с‑с… своим капитаном, а? Волверстон мрачно взглянул на него. Слишком многое ему пришлось повидать на своём веку, и вряд ли что‑либо могло уже тронуть зачерствелое сердце могучего корсара, но вид пьяного в пушечный дым капитана Блада сильно потряс его от пяток до подмышек. Чтобы как‑то выразить свои чувства, Волверстон длинно и сочно выругался ярким ямайским матом, гремучей смесью английских‑французских‑испанских‑голландских выражений, а потом подошёл к столу и уселся в кресло напротив: – Чёрт тебя подери, Питер, объясни мне, что это такое? – Ром, – после недолгого раздумья ответил Блад. – Хороший… ямайский ром. Кубанского не было, упс… – Кубинского, ты хотел сказать? Он пожал плечами, подвинув бутылку и стакан к другу, но тот даже не взглянул на них. – Я спрашиваю, что с тобой? Какого морского беса тебя так колбасит?! – Ром. С рома… – снова ответил капитан, криво усмехаясь, – ну типа это просто ром. Вот видишь, я отвечаю на все… твои… вопросы. А почему ты не… отвечаешь на мои? Что… ты… думаешь делать со мной? Ась?! – Я за тебя уже всё сделал, – глухо пробурчал Волверстон, – слава богу, что у твоих парней хватило ума держать язык за зубами. Ты ещё достаточно трезв, чтобы понимать, что я говорю? – И пьяный… и трезвый… и всякий… я тебя понимаю. А т‑ты меня понимаешь?! – Так оторвись уже от бутылки, а то выглядишь, как вампир, высосавший трёх алкашей! Волверстон в двух‑трёх фразах передал ему наскоро сляпанную басню о том, как Питер Блад попал в Порт‑Ройал и каким чудом оттуда выбрался. Капитан с великим трудом заставил себя слушать его историю. Не факт, что он всё понял или хотя бы дослушал… – А мне… а нам всё равно‑о! Что… что ты им наплёл, – пьяно кивнул он Волверстону, когда тот закончил. – Спасибо тебе, старый волк… волчара, ты заходи, если что! Спасибо, старина… Всё это… не важно. Чё т‑ты от меня хочешь? Я уже не пират и… ник‑гда им не буду‑у! Кончена‑а‑а!!! Он ударил кулаком по столу, промахнулся, чуть не упал, но глаза его яростно блеснули. – Мы потолкуем с тобой, когда в твоей нетрезвой башке останется поменьше рома, – вставая, решил Волверстон, хлопая себя по коленям, – пока же твёрдо запомни мою версию и не вздумай опровергать мои слова. Не хватало ещё, чтобы меня прилюдно обозвали брехуном! – Ну, я не‑е… не знаю… и… всё неважно!.. всё это не так уж важно… ик! – Важно! Все они, и даже те, кто отплыл со мной из Порт‑Ройала, верят мне, понимаешь ты, пьянь зелёная? Я заставил их поверить! А если они вдруг узнают, что ты действительно согласился добровольно принять королевский патент, то… – Они устроят‑ют мне пр… при… исподню‑ю‑ю, – старательно выговаривая слова, нетрезво признал Питер Блад, – и чё? И это как раз то, что я за‑сл‑жил! Ик‑ик, разве нет? – Ну, я вижу, с тобой всё ясно, – проворчал Волверстон, выходя из капитанской каюты. – Завтра поговорим. Если протрезвеешь, конечно… Разумеется, они поговорили и завтра, но Блад был по‑прежнему пьян, так что толку из этого не вышло. С таким же переменчивым успехом они разговаривали раз, ещё раз, ещё много, много раз в течение всего периода дождей, начавшихся в ночь после возвращения Волверстона. До тех самых пор, пока одноглазый офицер не сообразил, что его капитан сходит с ума вовсе не от рома… Ром был лишь следствием, но отнюдь не причиной. Сердце Питера Блада разъедала совсем другая язва, Волверстон хорошо знал её фигуру, имя и фамилию. Он яростно проклинал все юбки на свете, пил вместе с Питером и терпеливо ждал, когда эта болезнь пройдёт, как в конце концов проходит всё в нашем мире. Но язва оказалась затяжной… Если поддатый Блад не играл на деньги в кости или не пьянствовал в грязных тавернах Тортуги, то он жестоко квасил в полном одиночестве у себя на «Арабелле». Его друзья из губернаторского дома безрезультатно пытались как‑то отвлечь его. Особенно огорчена была мадемуазель д’Ожерон, которая почти ежедневно приглашала его на ужин, но Блад сурово отклонял её приглашения. Письменно. На клочках туалетной бумаги, с жуткими грамматическими ошибками и подпрыгивающим почерком последнего алкоголика… К концу сезона дождей к нему подтянулись капитаны его эскадры с проектами самых различных выгодных набегов на испанские поселения. Но и ко всем этим расчудесным предложениям Блад относился либо равнодушно, либо посылая соискателей в тундру раком. Вначале это вызывало недоумение, а когда установилась хорошая погода, сдержанное общественное негодование довольно резко перешло в открытые обиды. В один из таких солнечных дней в каюту Блада вломился высокий голландец Кристиан, командир «Клото», и, дыша разрешёнными законом наркотиками, потребовал, чтобы ему сказали, что он должен делать. – Слушай, а иди‑ка ты к чёрту! – зевая, посоветовал Блад, даже недослушав его. Взбешённый Кристиан туда и пошёл в том смысле, что утром следующего дня его корабль снялся с якоря, исчезнув в неизвестном направлении. После такого махрового примера откровенного дезертирства удержать своих буйных корсаров не могли даже самые преданные Бладу капитаны. И пусть они не осмеливались пускаться в крупные операции, но зато успешно проводили мелкие налёты на одиночные суда. Иногда, по‑трезвому, Блад честно задавал себе вопрос: какого фига он вообще вернулся на остров Тортуга? Непрестанно думая об Арабелле, он поклялся себе, что грязным корсарством заниматься больше не будет. Так какого же пьяного дьявола он торчит здесь? И на этот вопрос он отвечал себе другим, совершенно логичным вопросом: ну а куда же ещё он может уехать? У всех на глазах доктор терял интерес и вкус к жизни. Раньше он одевался почти щегольски, заботясь о своей внешности, а сейчас на его впалых щеках и остром подбородке кустами торчала чёрная щетина. Энергичное и загорелое лицо приняло нездоровый желтоватый оттенок, а ещё недавно живые синие глаза покраснели и стали безжизненными. Только раз старина Волверстон, отлично зная о подлинных причинах этой болезни, рискнул поговорить с Бладом откровенно: – Будет ли когда‑нибудь этому конец, Питер? Долго ты ещё будешь пьянствовать из‑за этой хорошенькой дуры из Порт‑Ройала? Гром и молния! Да если тебе так нужна эта бессердечная девчонка, так почему ты, чума тебя задави, не отправишься туда всей эскадрой и не возьмёшь её себе силой?! Блад исподлобья взглянул на Волверстона, и в тускло‑синих глазах его блеснул нехороший огонёк… – Задница вампирская, можно волочиться за девушкой, если из этого выйдет какой‑то толк. Но я лучше сдохну, чем стану отравлять себя ромом из‑за какой‑то пышной юбки! Почему бы нам не напасть на Порт‑Ройал, если другие дела тебя не интересуют? Ведь там распоряжается толстая свинья Бишоп, а мои ребята готовы пойти хоть в ад, лишь бы перерезать этому мерзавцу глотку. Думаю, в городе найдётся немало добра, чтобы вознаградить наших молодцов, а ты получишь в своё пользование девчонку. Хочешь, я выясню настроение, прикину расходы, поговорю с людьми?.. Блад резко подскочил на месте, его побелевшее лицо исказилось от ярости: – Как ты смеешь, паршивый пёс, являться прямо ко мне с такими грязными предложениями?! Пошёл вон или, клянусь небом, отсюда унесут твои раздробленные кости! Я врач, я это умею! Волверстон, придя в ужас, едва успел выпрыгнуть из каюты. В дубовую дверь дважды выстрелили изнутри. А потом капитан Блад остался наедине с пороховым дымом, разряженным двуствольным пистолетом, самим собой и своими мыслями. – Быть может, – впервые всерьёз задумался он, – если я попрошу вампира Ибервиля укусить меня и через некоторое время тоже стану вампиром, то жажда крови напрочь заглушит в моей душе любые романтические чувства. Почему бы и нет? Блад выпил ещё, чувствуя, что его организм уже перенасыщен алкоголем. – К примеру, тот же Ибервиль со своими кровососами нормально несёт службу, но не бегает по девкам, ему это уже не нужно. Он может обойтись без интимной близости с кем бы то ни было. Вампиры, как и люди: если ты был приличным человеком, то после перевоплощения честь и совесть тебя не оставят. А был последней сволочью, так станешь ещё хуже. Практически это буддизм чистой воды, исходя из того, что я о нём слышал. Итак… решено… один укус и… Питер распахнул дверь и громко крикнул: – Капитана Ибервиля ко мне! После чего рухнул на спину и захрапел, ибо был слишком пьян. Но это не означало, что кто‑то посмеет игнорировать его приказы. Ибервиль явился через десять минут, полчаса честно пытался разбудить своего капитана, плюнул, укрыл его одеялом и подсунул подушку под голову. Он был заботливым вампиром. …Однако следующим ясным и солнечным утром на «Арабеллу» собственной персоной заявился давний друг капитана – губернатор Тортуги. Его сопровождал маленький пухленький мужчина с добродушным выражением на любезной, хоть и несколько самоуверенной, физиономии с задранным носом и тонкими манерными усиками. – Дорогой капитан, – без приглашения открывая дверь в каюту, заявил д’Ожерон, – надеюсь, вы не очень заняты? – Вообще‑то, жду Ибервиля, – икнул Блад, естественно, ничего не помнящий, – но присаживайтесь, чего уж там, у меня ещё есть пять‑шесть минут… – Отлично, – благородный вампир широко улыбнулся и подмигнул. – Я прибыл к вам с господином де Кюсси, губернатором французской части острова Гаити. Он желал бы лично переговорить с вами о весьма серьёзном и заманчивом деле. Из уважения к своему доброму другу и безотказному кредитору Блад кое‑как встал с пола, подтянул штаны и потряс головой, пытаясь протрезветь хоть немножечко. Потом он осмотрелся по сторонам, понял, где находится, и, с трудом удерживая равновесие, слегка поклонился де Кюсси. – Прошу вас, – сказал он тоном любезного хозяина, – ром, кофе, морская вода?