Нон, рьян де рьян, Нон, жё не регретте рьян. Ни добро, что мне причинили, ни зло Не колышет меня. Повезло… Нет, что‑то вдруг ничего, Всё уже совсем не того. Нет, не сожалею я, да и с чего? Сэ пейе, балейе, ублие, Жё ме фу дю пассе… Ик! – Сделаем вид, что никто ничего не слышал, – горько вздохнул де Кюсси, спасая остатки своего престижа, – я тоже стою за торжество справедливости. Мы проведём честное расследование, и тот, кто затеял ссору, будет наказан. Вы довольны? Капитан Блад поклонился. Без острой необходимости он также не собирался прибегать к силовым мерам. – Превосходно, но уточните, подтверждает ли барон наше соглашение или аннулирует его? Глаза разжалованного губернатора приняли собачье выражение. – Ну что вы как маленький, право слово? Подтвердит, естественно, куда он денется, скотина пьяная… Питер Блад снова поклонился. Де Кюсси искал на его лице хотя бы подобие торжествующей улыбки, однако доктор оставался бесстрастным. Он и так победил. В тот же день Волверстон был освобождён, а его обидчик приговорён к двум месяцам ареста. На данный момент справедливость была восстановлена, но всем было ясно, что такое начало не предвещало развития хороших отношений, и дурные вести не замедлили последовать. Спустя три дня Блад вместе со своими офицерами был вызван на совет, собравшийся для обсуждения военных операций против Испании. Де Ривароль, к немалому удивлению корсаров, припёрся уже хорошо поддатым и, не стесняясь подчинённых, периодически прикладывался к фляжке. – Итак, господа… я всё. Решил. Можно долго говорить, но смысл? Короче, идём на Картахену! Кстати, почти тост… Питер Блад не мог скрыть своего изумления. Богатый испанский город Картахена находился у чёрта на рогах, и захват его ничего не давал. Кроме золота, естественно. Когда барон раздражённо спросил, что его так удивляет, ирландец сорвался: – На фига французской короне сдалась Картахена?! Даже господин де Кюсси знает, что в первую очередь нужно немедленно захватить испанскую часть Гаити и сделать весь этот плодородный и чудесный остров единоличной собственностью Франции! – Эта можна с‑сделать и потом, – ответил де Ривароль, делая долгий глоток. – Но Гаити у нас под боком. – А я х‑чу в Картахену! – Вы хотите сказать, что, попёршись в авантюрную экспедицию через всё Карибское море, мы должны плюнуть на то, что лежит у самых наших дверей? – А я хочу н‑начать с Кы‑Карт‑тахе‑е… чо за название, тьфу! Н‑не спорьте с мной, я тут этот… как его… – де Ривароль откашлялся, прочищая горло, и, старательно выговаривая слова, спросил: – Кто ещё придерживается мнения капитана Блада? Никто не ответил. Офицеры де Ривароля, запуганные бароном, привычно молчали. Корсары Блада со своей пиратской точки зрения, естественно, предпочли бы богатую золотом Картахену, но из уважения к своему вожаку также помалкивали. – Всё, вы эт… эта, один‑н‑оки в своём мнении‑и, – с ехидной улыбкой заметил барон. Капитан Блад внезапно рассмеялся. Но смех этот был горьким, он смеялся над самим собой. Его расчёты покончить с разбоем не оправдались, всё оказалось самообманом. Увы, напыщенный, тупой, заносчивый пьяница‑генерал предлагает ему самый обыкновенный пиратский налёт. И самое смешное, что деваться‑то некуда… Изрядно принявший на грудь де Ривароль, заинтригованный этим взрывом веселья, сердито насупил бровки: – И чо сми‑смешн‑ва, дьявал вас рыздери?! – Над самим собой, господин барон! Мне, «пирату и разбойнику», приходится доказывать вам, в чём состоят интересы и честь Франции. Вы же хотите просто пролить кровь французов и захватить город, который нельзя удержать. Разве это не смешно? – Молча‑а‑ать!!! – от ярости с де Ривароля мигом слетел хмель. – А всё потому, что в Картахене много золота и ваша цель – личное обогащение! Это достойно торгаша, а не военного! Я шёл на службу к королю Франции, но, по‑моему, честная служба моряка несовместима с налётами и грабежами! Да, мы будем подчиняться вашим кровавым приказам, пока наше общее соглашение действует. Но если что не так и я вас чем‑то обидел, укуси меня вампир, извиняться я не стану. Можете прислать секундантов, а до тех пор имею честь откланяться, господин барон! Он ушёл, а за ним поднялись и три корсарских офицера, хотя они искренне считали, что Блад сошёл с ума. …Де Ривароль был похож на рыбу‑пилу, вытащенную из воды. От неприкрытой правды о себе любимом, которую его заставили выслушать, он задыхался и не мог говорить. Кое‑как придя в себя, барон нетрезво поблагодарил небеса, что капитан Блад избавил совет от своего дальнейшего присутствия: – Мать его… к чертям собачьим… дьявол и преисподняя! А он не… оставил для меня ещё одну… бутылочку рома? Нет?! Тем более, сволочь… По знаку де Кюсси все остальные тихо покинули совет, где командующий военными силами Франции в Новом Свете стал посмешищем перед собственными подчинёнными, которые, естественно, молчали в тряпочку, не сделав ни одной попытки заступиться за честь барона. У них ещё оставались совесть, стыд и обида за державу… Тем не менее уже в начале марта объединённая эскадра отплыла в Картахену. Отряд под личным командованием де Ривароля, усиленный добровольцами и малоуправляемыми вампирами, насчитывал около тысячи двухсот человек. Теперь генерал полагал, что, располагая такими силами, он в случае необходимости всегда сумеет заставить нахальных корсаров повиноваться. Внушительную армаду де Ривароля возглавлял мощный восьмидесятипушечный флагманский корабль «Викторьез». Каждый из четырёх других французских кораблей не уступал по своим боевым качествам красавице «Арабелле» с её сорока пушками. За эскадрой шли корсарские корабли – «Элизабет», «Лахезис» и «Атропос», а также двенадцать фрегатов, гружённых всяческими запасами, не считая десятков лодок, которые тянули на буксире. По пути они чуть не столкнулись с усиленной ямайской эскадрой полковника Бишопа, которая рискнула‑таки наведаться к острову Тортуга, но напасть на него, разумеется, не решилась. И кроме капитана Блада там хватало отчаянных корсаров, так что любой набег законников мог окончиться плачевно. К тому же Бишоп почему‑то не брал в расчёт вампиров, а среди берегового братства их было множество. И, невзирая на все задушевные вопли мстительного губернатора, его же офицеры побыстрее увели корабли от греха подальше… Глава 27 С хрена ли, в Картахене?! …Могучая французская эскадра, подгоняемая сильными попутными ветрами, успешно пересекла Карибское море и легла в дрейф в виду гордого испанского города Картахена. Для обсуждения плана неминуемого штурма де Ривароль вновь созвал на борту своего флагмана капитанов всех кораблей. Надеюсь, никому уже не надо объяснять, в каком состоянии он был… – Внизапн‑сть – эта перв‑а‑е дела, г‑спода, – заговорщицки заявил он собравшимся, качаясь, как русская неваляшка, – мы их… захватим г‑городишко до того, как он… весь пригатовитьца к этой… об‑роне, и… и моя оборона‑а!.. да, испанцы н‑ни упеют увизти золото. Ик? От так‑то, да… ик… И он с пьяными комментариями изложил детали разработанного им плана. Офицеры де Ривароля выслушали его привычно почтительно – всё‑таки командир. Питер Блад даже не скрывал своего презрения, потому что был единственным человеком, который точно знал, что и как надо делать. Два года назад он сам намечал налёт на Картахену и произвёл обстоятельную рекогносцировку на месте. А все предложения барона основывались только на знакомстве с картами. Нетрезвом знакомстве с неточными картами. В географическом и стратегическом отношении город Картахена представляет собой четырёхугольник, выходящий южной стороной на один из двух морских подступов к городу. С востока и севера город прикрывают высокие холмы. Морской доступ на внешний рейд проходил через защищённый фортом узкий пролив Бока‑Чика. Длинная узкая коса выдаётся на запад и служит естественным природным молом Картахены. А ближе к внутреннему рейду лежит ещё одна полоска земли, расположенная под прямым углом к тому же молу, и тянется по направлению к материку. Потом эта полоска обрывается, образуя очень узкий, но глубокий канал, который служит своеобразными воротами в безопасный внутренний рейд. Но чтобы пройти туда, надо миновать хорошо защищённый сильный форт с убийственными пушками. На западе и северо‑западе город непосредственно выходит к морю и не имеет других видимых укреплений, кроме невысоких каменных стен. Типа заходи и грабь! Недалёкий де Ривароль был полностью поглощён этой нежной иллюзией свободного захвата города со стороны, ничем не защищённой. Он даже не задумался – а почему, собственно, всё так легко? Ну не идиот ли!.. Когда барон великодушно сообщил, что корсарам предоставляется честь быть первым отрядом, штурмующим город, все французы встали и зааплодировали. Капитана Блада уже почти трясло от такой «чести». По факту пиратам доставался весь риск, а Риваролю – весь почёт, вся слава и вся добыча. – Сожалею, но ваше поспешное предложение я должен отклонить, – холодно заметил доктор. Волверстон, Хагторп и Ибервиль уверенно подтвердили его слова, а французские офицеры с высокомерным удивлением уставились на вожака корсаров. – Чо? Че‑его вы откл‑няете? – ошарашенный де Ривароль даже попытался встать с кресла. – Вы чо, отказ‑ваетись выполнить мой п‑приказ?! – Естественно. Картахена кажется очень уязвимой с севера, где она выходит к морю. А не возникал ли у вас, господин барон, законный вопрос: почему испанцы так постарались укрепить город с юга и оставили его таким незащищённым с северной стороны? Де Ривароль ничего не ответил, потому что в этот самый момент наливал себе ром, а вот его офицеры были вынуждены крепко задуматься. – Испанцы не такие уж непроходимые болваны, как вам бы хотелось, – жёстко продолжал Блад, – город только кажется доступным для штурма, но на деле его защищает скалистое мелководье. Оно простирается почти на милю от берега, и ни один корабль не может подойти даже на пушечный выстрел. Вы в курсе? – Но мы можем высадить десант на шлюпках, каноэ, пирогах, плотах и плоскодонных лодках! – нетерпеливо воскликнул один из офицеров. – О эта галльская наивность! Даже в самую спокойную погоду прибой расшибёт ваши лодки о подводные камни, – спокойно возразил доктор, – к тому же мы не сможем прикрывать наш десант огнём корабельных пушек. – А если мы пойдём в атаку ночью, тогда не надо прикрываться огнём пушек, – парировал другой умник, – десант будет на берегу ещё до того, как испанцы успеют опомниться.