К тому моменту, как они дошли до прихожей за часовней, Джек выступал с важным видом, словно бурильщик. Он затормозил, резко, перед дверью часовни и сделал еще один глубокий вдох и обернулся и посмотрел на Феликса. Феликс посмотрел в те же самые запавшие глаза, и он увидел, что боль все еще там, и усталость все еще была там, и решил, что это, вероятно, более впечатляюще, чем все до этого. Джек вопросительно кивнул Феликсу. Феликс кивнул в ответ. И они вошли и сделали это. Тело Карла, завернутое в тяжелую белую ткань, лежало на столе перед алтарем. Там находился епископ, окруженный своими облаченными служителями и эти курящиеся кадила, что они использовали и десятки свечей. Женщины сидели на скамье позади. Мужчины, Кирк и Кот и облаченный Адам, стояли у стола. Все это было, пришлось признать Феликсу, красиво. Вы действительно нуждались в Католиках для больших дел. Джек подошел к столу и Феликс занял свободное место подле него. Феликс подумал, что тело Карла выглядит лежащим неловко. И вот тогда, он увидел пилу. Пила вообще-то не была пилой, но острым камнем, способным скользить внутри рифленого ремня, поддерживающего голову и шею тела. — Резка — состояла в том, чтобы резко ударить о тупой конец камня тяжелым деревянным молотком, который Джек сжимал в правой руке. Рядом с молотком был кол, затейливо вырезанный кусок дерева с половину размера бейсбольной биты и соответственно тоньше. В свете свечей, Феликс смог прочесть на стороне обращенной к нему: — Карл Джоплин. — Он мог видеть тянущуюся надпись на другой стороне округлой деревяшки, но не смог прочесть ее. Сначала были молитвы, не слишком отличавшиеся от мессы, к которой Феликс привык, но как-то подлиннее. Или, может быть, я готов покончить с этим, подумал он. И затем он подумал, Смог бы я сделать это, если бы мне пришлось? Могу ли я стоять здесь, сейчас, пока Джек делает это? Затем настало время и Джек Кроу потянулся и установил режущий камень на место, а затем он схватил молоток и высоко поднял его и пробормотал что-то, что Феликс не сумел расслышать и затем молоток опустился вниз и раздался ужасный звук — сник — и ткань вокруг горла чисто отделилась и затем тяжелая жижа начала окрашивать края. Джек не стал делать паузу, чтобы приостановить этот поток полотенцем, свободной рукой. Вместо этого, он схватил кол, приставил его к сердцу одного из своих самых близких товарищей и с силой вогнал его туда, одним твердым ударом. Было еще больше молитв, но Феликс их не слышал. Он ничего не слышал, кроме стука своего собственного сердца и задавался вопросом, был ли это страх или ненависть к зверям, которые сделали это необходимым. Через некоторое время Феликс понял, что он единственный, кто все еще стоит там, кроме людей епископа, готовых забрать тело. Осознав это, он кивнул самому себе и отошел назад, уступая им место. Но только прежде чем сделать это, он вытянул шею, чтобы увидеть надпись на другой стороне кола. Она гласила: — Ни единого проклятого сожаления. Глава 26 — Рим, — сказал Феликс и все сидящие за столом умолкли. — Рим, — повторил он. — Мы должны добраться до Рима. И они посмотрели на него так, словно он был каким-то грубым нарушителем, но он на самом деле, ничего такого не сделал. Он оценил гостеприимство епископа, и он хорошо знал, что всем были нужны эти спокойные часы в огромном доме. Но черт возьми! Пришло время посмотреть в лицо фактам. Вампиры все еще были там. Все еще ищущие их. Все еще монстры. Феликс повернулся к Адаму. — Может ли Церковь отправить нас туда? Незамедлительно? Адам моргнул, уставился на него, взглянул на Кроу, сидящего напротив него. Кроу вздохнул и посмотрел на свою пустую тарелку. Он выглядел усталым. — O'кей, Феликс, — сказал он тихо, — давай поговорим. Он отодвинул свой тяжелый стул от огромного епископского стола и встал. Он окинул взглядом всех сидящих за столом. — Давайте все поговорим, — сказал он с бледной улыбкой и попросил их проследовать за собой. Феликс, охваченный подозрениями заколебался, затем встал с остальными — включая епископа — и последовал за Кроу в Общую Комнату. Епископ занял свое обычное кресло, великолепное расшитое нечто, похожее на трон. Джек уселся в большое кожаное кресло рядом с ним. Феликс остался стоять рядом с огромным камином. Остальные расселись вокруг огромной кучи оборудования, принадлежащего Команде, сложенного в центре комнаты. Они принесли его вместе с останками Карла. Арбалеты и арбалетные болты и пики и запасные пистолеты и несколько кейсов с серебряными пулями. Все это было свалено как попало, потому, что именно так они загрузили это в моторхоум, и именно так они привезли это в дом, потому, что в моторхоуме не было достаточно места, чтобы хранить эти вещи как должно — подальше от тела Карла. Но почему-то это казалось важным в то время. Когда они все расселись и сигареты были закурены и служки нашли столь необходимые пепельницы… — Хорошо, Феликс, — начал Джек Кроу, — давай послушаем. Феликс помолчал мгновение, пытаясь что-то прочесть по глазам Джека. Был ли там где-то вызов? Что-нибудь? Без разницы. И он начал: — Они были объектом охоты. Они не знали, кто охотился за ними и где они были. Все, что они знали, что кто-то захватил дом Даветт и даже если это было верно… Если это было верно, у них по-прежнему недостаточно людей, чтобы взять цель. — Я понятия не имею, как взорвать эту стену, как планировал Карл. Кто-нибудь разбирается во взрывчатке достаточно хорошо? Когда все отрицательно покачали головами, наступила пауза. Феликс кивнул, довольный. — И было-бы самоубийством спуститься в эту темноту от солнечного света. Помните бога в Клебернской Тюрьме? Он не дождался ответа. — У этой Команды ничего не было. Некуда бежать, недостаточно огневой мощи для боя, некуда укрыться — но одно. Рим. Мы должны добраться до Рима. И я имею в виду: сейчас. После этих слов стало тихо. Некомфортно и тихо и все глаза обратились к Джеку Кроу, но лишь епископ нарушил молчание и заговорил следующим. — Если вы простите меня, — начал он, ласково кивнув Джеку, — Я думаю, что этот молодой человек прав. — Он сделал быстрый жест, чтобы сгладить впечатление, произведенное его словами. — Я не хочу вторгаться, Мистер Кроу, я уверяю вас. Но я ухаживал за людьми всю свою жизнь и многие из них были солдатами и… И вы — все вы — должны отдохнуть. И все глаза обратились к Джеку и затем наступило долгое молчание, долгое тяжелое молчание, прежде чем он вдруг кивнул. — O'кей, — сказал он тихо. Слишком тихо для Феликса. — Что? — спросил он, подавшись вперед. Джек посмотрел на него, глаза его были мертвы. — Я сказал «o'кей.» Рим. Феликс кивнул. Ничего больше. — Прекрасно, — сказал епископ с видимым облегчением. — Утром Отец Адам и я позвоним.. — Как насчет сегодня? — прервал Феликс. — И пока я нахожусь в этом, разве вы не думаете, что нам нужно двигаться дальше? Эта полная темнота и они знают, что мы знаем епископа, не так ли? Епископ улыбнулся и встал с кресла. — Не волнуйтесь, молодой человек. Я думаю, что пребывание в этих стенах может вызвать у них большую боль. Так оно и было. Это больно. Даже здесь, вдали, ужасные мучения от этого страшного витражного стекла накаляли, раздували муки агонии через Молодого Хозяина замков. И звери… Звери не построились, повинуясь его жесту, не прикрывали его, повинуясь его сиятельной воле. Нет. Они кружились и голосили и топтались, эти мертвые души, переваливались с ноги на ногу, наслаждаясь лишь сладким запахом своего разложения и собственными блаженными воспоминаниями, внушенными им. Но они будут подчиняться ему. Они будут подчиняться Молодому Хозяину на этом, премьерном соло перед самим Великим Мастером. Они будут подчиняться. Несмотря на боль.