Феликс на секунду уставился на Кота совершенно мертвым взглядом, затем перелез на заднее сиденье и валялся там до мотеля. Даже Аннабель, привыкшую к бесконечному ожиданию, на этот раз особо проняло. Она и плакала от счастья надрывней и радостней, и обнимала крепче, и голос звучал пронзительней. А Даветт прямо засветилась, когда увидела всех живыми и здоровыми. Она вслед за Аннабель обнимала и целовала всех, и свирепо покраснела, когда Кот, лукаво ухмыльнувшись, не выпустил из объятий и устроил долгий чувственный поцелуй. А Феликс не обнимался. Он встал в сторонке, сухо кивнул женщинам, попросил ключ от комнаты и что-то пробормотал про необходимость прямо сейчас принять душ. Ключ он получил, но затем случился неловкий момент. Отец Адам объявил, что сейчас же надо провести особую службу, пока все еще достаточно трезвы, чтобы молиться, ха-ха. Феликс тоже молился, но то, как он стоял на коленях, покачивался, молился… от него прямо несло страхом и злобой. Ко времени, когда священник смог поспешно закончить службу, все уже были на нервах. В дверь постучали. Шериф Хаттай, Кирк и еще несколько помощников явились немножко отметить. Джек достал бокалы и специальный шнапс и посвятил новоприбывших в фирменный тост Команды. – Выпьем за великих, – начал Джек. – Нас осталось чертовски мало! – хором завершили остальные, залпом выпили шнапс, рассмеялись и попросили добавки. Все, кроме Феликса. Он ушел к себе и прихватил бутылку виски. Вечеринка продолжилась без него. Женщины лихорадочно пытались соорудить достаточно закуски, чтобы не дать Команде бесповоротно опьянеть и чтобы Аннабель смогла заняться гипнотическим отчетом после праздника. Но дело выглядело сомнительным. Даже для Команды, пили чересчур. Шериф быстро распрощался и ушел. На его позднее явление к тюрьме была веская причина, и она еще не потеряла вескость. Шерифа ждала работа. Он криво улыбнулся Кирку и оставил лучшего помощника пировать – чего, в общем, все и ожидали. Они резво повеселились еще немного. О Феликсе никто не вспоминал. Когда приготовили еду и объявили о том, он крикнул из-за двери, что не голоден. И тогда никто не сказал и слова. Но все заметили неладное – кроме Джека Ворона. Кот подумал, что тот просто отказывается признать очевидное или уж очень запал на чудесного снайпера и плюет на все несообразности. Пока все ели, Джек примостился на раковину и, как эпичный профи-сказитель, расписал в деталях чудесные подвиги стрелка. Карл не участвовал в драке, женщины ожидали в трейлерном парке, и все трое жадно слушали каждое слово: и про бабу-вампира, пробитую стрелами, визжащую и несущуюся из темноты, и фантастически проворную стрельбу Феликса, и про то, как главная тварь вылетела из лифта и лениво пошла к команде, про то, как поймала выпущенную в упор арбалетную стрелу, посмотрела на Феликса и предупредила насчет пистолета. – А Феликс все равно выстрелил? – спросил Карл. Джек отхлебнул вина и кивнул. – Трижды. И дважды попал. А потом тварь кинулась, так, что не уловить глазом, и схватила пистолет. – И раздавила? Правда? – поразилась Аннабель. – Одной рукой. И как раз тогда Карл открыл дверь, и тварь на мгновение повернулась к солнцу. А когда развернулась назад, Феликс уже достал левой рукой второй пистолет и засадил пулю прямо в чертов центр лба. Джек умолк, закурил. – Я думаю, если бы не эта пуля, монстр прикончил бы парочку из нас. Черт возьми, он бы успел попросту мимоходом, удирая от света. Но не с серебряной пулей в голове. Карл, наш стрелок, – это лучшее из лучшего. Больше и желать нечего. И Даветт не желала лучшего. Она сидела и плакала от нечаянного счастья в повисшей тишине. Даветт не могла объяснить, отчего ей так хорошо, отчего надежда и счастье, как не могла объяснить, почему Феликс будто тисками сжал ее сердце и невозможно не думать о нем, невозможно уйти. Оттого, что он такой чудесный и все у него получилось – нормально думать так о нем и не мочь не думать. И даже его злая грубость – это тоже нормально. – Да, – пробормотал Джек, уставившись в бокал, – больше и желать нечего. Вправду. Затем он посмотрел на лучезарно улыбающуюся Даветт и ухмыльнулся. – Но отчего тогда не все мы счастливы? – выразил Кот озабоченность Команды. – Да ладно, Кот, брось. Феликс просто слегка… – Джек, так где же он? – воскликнула Аннабель. – Почему он в своей комнате? А когда он был тут, он… да он же посмотрел, будто ненавидит меня! Будто всех нас ненавидит! Он же не ест. Он пьет один в своей комнате. Он… – Расслабься, женщина! – рявкнул Джек и вскочил. – Давайте я расскажу вам, ребятишки, парочку вещей. Феликс, он… Дверь распахнулась, и на пороге стоял Феликс с сигаретой во рту и бутылкой в руке. Он шагнул внутрь, в воцарившейся тишине обвел всех взглядом, пошел к креслу в углу, плюхнулся в него и всосался в бутылку. По молчаливому указанию Джека, Команда попыталась изобразить веселье. Джек шепнул Аннабель оставить на сегодня отчеты, сосредоточиться на празднике и выпивке. – Малышка, вечеринка! Ты же знаешь, – ухмыляясь, прошептал он ей на ухо. Они честно попытались и начали с музыки. «ZZ Top», Стиви Рэй Вон, Рой Орбисон – все, что нашлось в запасах кассет. Оно помогло. Они танцевали, хихикали и смеялись, слишком много пили, шел час за часом, и кто-то из соседней комнаты пожаловался рано поутру – тип, похожий на обделенного сном дальнобойщика. Джек отправил женщин затянуть типа в комнату и немножко выпить. – Незнакомец, не переживай оттого, что так одет, – глядя на голый торс и босые ноги, уговаривал Джек. – Мы найдем тебе рубашку и все вместе снимем туфли! А ну-ка, все! Они захохотали, повалились на пол. Аннабель первая успела стащить туфли, опередила на полсекунды. Дольше всех мучился Кот. Он три минуты сосредоточенно пытался, затем сдался, отставил стакан и взялся обеими руками. И справился всего за полторы минуты. Дальнобойщику безумно понравилось, он захотел узнать, можно ли позвать приятелей, они прям тут рядом, и Джек заорал: – Черт возьми, ну да! Пойдем и прихватим их! Они пошли и прихватили всех пятерых, плюс Дорис, блондинку на ресепшене, и ее приятеля Эдди Дуэйна. Тот, по мнению Кота, уже должен был научиться играть любую мелодию на гитаре задом наперед. Прихватили и супружескую пару Хендерсонов, приехавшую с утра на похороны, и теперь, мол, самое время помянуть. Через час в дверь постучал тощий лысый тип за семьдесят и попросил разрешения погулять на вечеринке. Он предъявил визитку с надписью: «Мистер Кайт, гражданский активист, Церковь Суб-гения». – Это первая индустриальная церковь в мире, – объяснил он отцу Адаму. – Индустриальная? – Да. Мы платим налоги и всякое такое. – Я не уверен, что понял, – осторожно заметил отец Адам. – А во что вы верите? – Да во всё, – улыбнувшись, ответил мистер Кайт. – Но, преимущественно, в экономику свободного рынка. И тогда все выпили за мистера Кайта. Феликс все это время сидел будто окаменелый, уставившись в никуда. Он молчал, не вставал, ни с кем не заговаривал. В его молчании сквозила угроза, и никто из гостей даже не попытался приблизиться к нему. Команда на вопросы не отвечала и намекала, что не стоит спрашивать. Только Даветт не могла держаться подальше. Она два раза даже подошла вплотную, чтобы сменить пепельницу. Аннабель очень хотелось заговорить с ним, и несколько раз, повинуясь внезапному желанию, она чуть не заговорила. Но не заговорила, и остальные молчали тоже. А Джек был счастлив и, странным образом, доволен всеми и вся. Команда пару раз замечала, как он отходил в сторону, перевести дух от буйного веселья, глядел в спину Феликсу и ухмылялся. – Он что, знает то, чего никто из нас не знает? – удивился про себя Кот. – Или он попросту ослеп? В три тридцать у тех, кто не имел повода праздновать, иссяк пар. Хендерсоны, пытавшиеся научить пару дальнобойщиков петь и танцевать, наконец сдались. Единственным достойным их учеником оказался старик с надписью «Батя» на комбинезоне. Старик таки выучил несколько па чечетки, причем в тяжеленных сапогах, но затем свалился от старости и выпивки. Как только гуляющие переставали держаться на ногах, неизбежно проваливались в дрему. Конечно, Команда могла взбодрить их, знала способы, но кому тут нужны чужие? Феликс заговорил – сердито, настойчиво, яростно. Но в полной тишине. Губы двигались, лицо кривилось от злости, он цедил слова и брызгал слюной – но изо рта не вырвалось ни единого звука. Джек глянул на Аннабель. Та использовала свой дипломатический дар, за пять минут выпроводила всех посторонних и заперла дверь. Затем все – Карл с Котом, Аннабель с Даветт и Кирк с Джеком Вороном – стояли и глядели. Сцена была жуткая. Тихо играла музыка. Свет дешевых мотельных люстр едва доставал до угла, где сидел Феликс, расчерчивал полосами его молчаливые гримасы. Аннабель прошептала Джеку – скорее озабоченно, чем испуганно: – Ох, Джек, сколько же он выпил? – Он не пьян, – тихо улыбнувшись, ответил тот. – Не пьян? Трудно поверить. – Ну, в некотором смысле, он пьян. Даже и пьянее пьяного. Но не от выпивки. – Отчего же? Джек замолчал – задумался. Аннабель поразилась тому, что он продолжал казаться абсолютно уверенным в себе. – Отчего же? – повторила она. – Клаустрофобия! – Что? – с подозрением прошептал Кот. Джек рассмеялся: – Народ, бросьте. Давайте-ка усядемся. Все уселись, кто на полу, кто на софах – за исключением Даветт. Она лениво возилась на кухне. Джек взял второе складное кресло и поставил прямо перед Феликсом – в шести футах. Феликс заметил его, но не подал виду. Его губы по-прежнему шевелились, но он не смотрел ни на Джека, ни на кого-либо еще. – Даветт, выключи, – тихо попросил Джек. Она нервно посмотрела на него, улыбнулась и выключила музыку. Внезапно сделалось очень тихо. Джек наклонился вперед, упер локти в колени и дружелюбно улыбнулся в стакан. – Ладно, – произнес глава Команды. Феликс шевелил губами еще пару мгновений. Затем он впился взглядом в глаза Джека, не отводя его, отпил из бутылки, прикурил, откинулся на спинку кресла – и заговорил. Хотя он был пьян, слова прозвучали очень ясно – и холодно, как хрупкий прозрачный лед. – Ворон, ты завалил это дело. Всё к чертям. Они тебя знают. Они знают, что ты делаешь. Они знают твое имя. – И что? – И то. Смени имя, смени занятие. Брось. Отныне любая такая работа станет ловушкой. – А Команда?