– И да, конечно, все менялось, потому что при солнечном свете и Росса не было. Доктор Хэршоу дал мне лекарство, и я смогла проспать всю ночь напролет, да, целую ночь, а утром я могла вспомнить и думать, и я ненавидела Росса! Я ненавидела его от и до! Она качалась на самом краешке кресла и чуть не кричала – визгливо, отрывисто. С век срывались слезы. Феликс склонился к ней, коснулся щеки, желая успокоить, но Даветт отстранилась. Она хотела рассказывать, вывернуть наружу всё. – Он стоял и смеялся, пока эти жуткие типы делали со мной, что хотели. Они все побывали со мной. Они передавали меня друг дружке, а Росс хохотал и обзывал меня грязными словами. Мол, это урок мне за то, что я так относилась к нему, и теперь я уже не такая высокомерная леди, правда же? А я просто извивалась и корчилась перед ним и ничего не могла поделать. Ничего! Она всхлипнула, вздрогнула всем телом и упала с кресла прямо на руки Феликсу и заревела в голос. Этот ребенок плакал, а Аннабель чувствовала, как сгущается, накаляется ненависть Команды. Ненависть казалась осязаемо плотной, мощной и прямой как стрела. Мужчины глядели не друг на друга, а уставились в пустоту перед собой. Каждый ушел в свою ненависть. Аннабель подумала, как это жутко и страшно. Она сама бы перепугалась, если бы ощущала столь же лютую ненависть. Вампиры – глупцы, если они смеют пробуждать в таких людях такую злобу. – И когда ты снова увидела Росса? – тихо спросил Феликс, когда молчание затянулось. Даветт оторвала голову от его плеча, осела в свое кресло, всхлипывая, вытерла кулаком глаза. – В ночь после похорон. Он сказал, что въедет. – В твой дом? – Да, в мой дом. Я сидела в кровати, и мне было наплевать, как он выглядит и как сияют его глаза под луной. Я сказала ему, что нет, я не хочу его в моем доме, и вообще не хочу его видеть. И я это серьезно. – И что он сказал? – спросил отец Адам. Даветт то ли всхлипнула, то ли хохотнула, тряхнула головой. – Он рассмеялся, взял меня одной рукой и поднял высоко над головой, и… – И что? – И показал мне свои зубы. – И наконец ты поняла? – спросил Джек. – Я не знаю, когда именно я поняла и что. Но часом позже уж точно не осталось сомнений. Знаете, он отнес меня вниз прямо в ночной сорочке, швырнул на сиденье лимузина, сам уселся за руль, и мы поехали в район Далласа, где я никогда не была. Я слыхала о нем, читала, особенно в полицейских сводках. Но сама никогда не была в этом глухом южном пригороде, где жили в основном черные. Нищие районы, полные шлюх, дерущихся за влияние уличных банд, наркоторговцев, гнездо сегрегации, расизма и перепуганной полиции, вооруженной слабей, чем банды. Лица за окном лимузина казались чужими, зловещими. Ночь над нищими улицами грозила будто сжатый кулак. Росс загнал лимузин на переполненную стоянку у заведения под названием «Черри». У неоновой вывески испортилось «р» и «Ч» светилось только частью. Вывеска припадочно мерцала сквозь удушливый сумрак. На парковке полно мужчин, почти все – черные, стоят в группках по двое и по трое, говорят, курят, передают друг другу бутылки. Четверо стояли у места, выбранного Россом для парковки. Он все равно заехал, надавил на клаксон и чуть не ударил их бампером объемистого «кадиллака». Негры едва успели отпрыгнуть, один уронил бутылку. – Что за хрень с тобой? – заорал самый большой, огромный негр в широкополой шляпе и, как оценила Даветт, по меньшей мере в двух фунтах золотых безделушек. – Это называется «парковать машину», – огрызнулся Росс. – Здесь же парковка, вот я и паркуюсь. Он быстро обошел машину, открыл дверь Даветт, вытащил девушку и поставил на крышу. Даветт была по-прежнему в ночнушке и судорожно вцепилась в подол, чтобы хлипкую тоненькую сорочку не трепало ветром. Росс посмотрел на старания, фыркнул и сказал четырем неграм: – Хотите поразвлечься? А пока те приходили в себя, добавил: – Ниггеры. Голос Даветт изменился. Когда она рассказывала о своем падении, в ее голосе слышались усталость, стыд и ненависть. Но теперь в нем зазвучало восхищение, страх и что-то еще, не определяемое запросто, но отчетливое. Феликс подумал, что, наверное, это покорность. Обреченность. Наверное, она тогда подумала, что вампиры непобедимы, их не остановить. Непобедимые, ну. Вот же дерьмо. Она попыталась объяснить увиденное. Его мощь, сюрреалистическую животную силу вампира среди людей. При слове «ниггер» все четверо синхронно кинулись на Росса, так слаженно, будто отрепетировали заранее. Тот рассмеялся, протянул руки, схватил бедолаг словно куклы, словно у них были ручки приделаны к животам. Негры закричали. А он крошил им пальцами кости, плющил органы. Негры выли, пытались бить руками и ногами и даже попада́ли, а Росс смеялся, тряс их будто тряпки, а потом они просто безвольно качались, и Росс отшвырнул их. Звуки их ударов о машины и шлакоблочную стену «Черри» были хуже их воя. Тут же образовалась толпа, захотевшая проучить наглого сукина сына. Человек шесть попыталось. Росс снова рассмеялся и непринужденно расшвырял их оплеухами. Даветт не смогла смотреть, отвернулась после первой пары, но Росс заметил и гаркнул Голосом: «Гляди!» Но мгновение все – и дерущиеся, и глазеющие – обмерли. А Даветт покорно подчинилась. Негры опомнились, кинулись, а Росс снова расшвырял их. Затем со спины зашел коротышка с большим ножом, выглядевший крайне опасным и вовсе не напуганным. Росс посмотрел на Даветт, затем улыбнулся и повернулся к коротышке, широко раскинул руки. Давай, мол, приглашаю. Тот не замедлил принять приглашение. Росс не двинулся, а лезвие ударило снизу, и нож вошел в грудь по рукоять. Росс охнул. Конечно, ему было больно – но не шевельнулся, разве что улыбнулся снова. Чернокожий выпучил глаза от изумления, но удирать не стал, решил доделать начатое, выдернул нож и всадил опять. И опять Росс лишь охнул – и улыбнулся. А потом он склонился над коротышкой, широко раскрыл рот. Клыки сверкнули в неоновом свете. Росс зашипел. Коротышка лишился чувств от страха. Толпа мгновенно рассосалась, за исключением горсти типов у входа в «Черри». Кажется, один был если не владелец, то уж точно менеджер. Даветт заметила пистолет в кобуре на бедре, подвешенной так, чтобы не было видно со стороны. Кажется, менеджер решал, пускать оружие в ход или нет. Росс тоже заметил, уставился на менеджера и холодно рассмеялся. Тот оцепенел. Смеясь, вампир обвел взглядом тех, кто еще оставался на парковке и у двери, прятался на краю неоновых сумерек, смотрел не веря глазам. – Что, вы хотите, чтобы я передвинул машину? Эту машину? Отлично! Он подошел к «кадиллаку» и ухватился за огромный хромированный бампер, напрягся и поднял машину до груди. Затем он сделал четыре широких шага. Взвизгнули остававшиеся на асфальте задние колеса, прочертили резиной. И вот, машина развернута, готова ехать. Росс отпустил «кадиллак». Передние колеса ударились об асфальт, машина подпрыгнула, Даветт сбросило с крыши, но Росс тут же оказался в нужном месте и подхватил девушку. И все это с ножом, торчащим в груди. Росс с презрением глянул на нее и бухнул Голосом: – Чего ждешь? Она поняла, чего он хочет, глубоко вдохнула, заставила себя ухватиться за рукоятку и потянула. Нож тут же выскочил, будто его толкали изнутри. И никакой крови – только прозрачная вязкая жижа. Нож лязгнул об асфальт. Росс фыркнул, запихнул Даветт в машину, подошел к водительской двери. Трое негров, остолбенелых и растерянных, еще стояли у «Черри». – Ниггеры, ну как? – счастливо вскричал Росс. Никто не двинулся, не заговорил – и не умер. Даветт с Россом молча уехали. И вся дорога домой прошла в молчании. Даветт не могла говорить, потрясенная, разбитая увиденным. Малыш Росс не просто стал сексуальным плейбоем. Тут гораздо большее – и намного худшее. Черная магия. Настоящее зло. Ох, Господи, помилуй меня, грешную! Она сжалась, забилась в угол в ожидании смерти. Но – она ведь понимала: он не убьет ее. По крайней мере, не прямо здесь и не прямо сейчас. И ведь у него болит раненый живот. Он постоянно растирал его, массировал свободной рукой. И мысль о его уязвимости была как тоненький лучик надежды. Но на что – Даветт не понимала. Она не могла оторвать взгляда от его суетящейся руки. Он заметил, фыркнул с презрительной злобой, взвизгнув колесами, загнал «кадиллак» на обочину шоссе, подтащил Даветт ближе и левой рукой разодрал свою рубашку. Рана уже закрылась. – Тупое ничтожество, смотри! – гаркнул он, схватил ее за волосы и потряс. – Оно не болит! Оно чешется! Она сконфуженно глядела на него, и тогда он выдрал зеркало заднего обзора, рывком подтянул ее голову к себе, придавил ее щеку к своей и ткнул зеркало под нос. Росса в зеркале не было. Даветт отчетливо видела свою сплющенную щеку, изгибы волос, повторяющие очертания держащих пальцев, даже отпечаток щеки Росса. А его самого – не было. Но если присмотреться – что-то заметно. Расплывчатое, неясное. Проблески, очертания, призрачные контуры – в особенности когда он двигался. Он не был полностью невидимым. Но все-таки… Он выпустил зеркало, посмотрел ей в глаза, раскрыл пасть и показал, как растут клыки. – Ты, мелочь, поняла? Я – вампир, – жутко прошипел он. – Понимаешь, вампир! Его пасть раскрывалась все шире, клыки росли, тянулись к Даветт. Лицо Росса побагровело, стало жуткой маской демона, нечистой безбожной твари. Даветт завизжала в бессильном ужасе и провалилась в темноту. Следующей ночью она переписала на него все: и акции, и доли, и права, и наличные, и дома… все без остатка. Дала ему полное право распоряжаться всем. Теперь вампир Росс полностью завладел ею. Перемены не заставили ожидать себя. Прежде всего, Росс решил по-новому отделать особняк. Напихать туда побольше мягкого и пушистого, тошно-слащавого, дорогого и безвкусного. Из библиотеки исчезли антикварные чудесные кожаные диваны, сменились затянутыми шелком софами. Росс заменил старинные гобелены – некоторым было по несколько веков – тем, что Даветт напоминало полотнища красного сатина. Росс не поленился найти время и объяснить Даветт идею главной темы своего нового «дизайна». Выглядела тема гибридом сельских представлений о султанском гареме и колорадского борделя времен золотой лихорадки. Вот уж воистину, вкусы «Стюарта-стюарда» во всей красе. Он уволил всех слуг, много лет работавших на тетушку Викторию, заменил их горстью серолицых туповатых отвратительных нерях. Даветт всегда поражало то, что они не могли привести в порядок даже себя. Пусть дорогая и роскошная униформа, безукоризненное бритье, чистые ухоженные ногти – все равно новые слуги выглядели как мятая с ночи постель. Отлично сшитые выглаженные костюмы скверно сидели, а накрахмаленные белые сорочки, пусть и безукоризненно заправленные в брюки, через пару минут лезли наружу и пузырились.