Со сна я сразу и не понял, что это мне собираться велено. Не привык я пока к новому имени. Сколько тут Иваном был, а Нинель я только третий день. — Собираемся, собираемся! Куда? Чего? Я только-только спать лёг… — Утром выступаем, — ввел меня в курс дела Сабанцев. Выступаем, это — понятно. Однако, тут некоторое уточнение требуется. Наступаем? Отступаем? Хотя, сейчас хрен поймёшь — отступление, это или наступление. По своей земле туда-сюда перемещаемся. Так-то дружина больше в самом Уржуме находится, но временами и случаются выходы за его пределы. Вернее — выезды. По приказу представителей штаба третьей армии мы провели мобилизацию средств передвижения и транспорта. Считай, со всего уезда мало-мальски годные телеги на железном ходу собрали. Запрягай лошадок и передвигайся. Что дружиной и делается. — Собираться с ранеными? — уточнил я у Сабанцева. — Не, не. Они на месте. На месте. Значит — не отступаем. Хотя, в городе поговаривают, что Колчак здорово на красные отряды жмёт. Я разместил на приписанной к лазарету телеге всё нужное. Перевязочного материала взял побольше. Останется — обратно привезу. К восьми часам утра наша дружина была в сборе. Не хватало только некоторых отрядов, что были отправлены в волости для борьбы с дезертирством. Дезертиров у нас хватает, не все как я сознательные. Только-только мобилизуют в Красную армию мужиков из сел и деревень, а они и разбегаются на все четыре стороны, а ещё и оружие с собой прихватывают. — Идём на Турек, — объявил Сормах. До деревни Комайковой дружина шла в колоннах с песнями и с музыкой. Песни были всё больше совсем не революционные, а с похабными элементами. Что делать, не достаточно тут ещё новых песен. Я несколько таких знал, но решил в очередной раз не светиться — с «Айболитом» чуть не погорел, еле от чекистов и сбежал. Нет, пусть уж тут кто другой революционные песни придумывает. Чаще других дружинники исполняли «Тумбу». Так-то она плясовая, под пятёру, но и как строевая прокатывает. На Стефановских горах, тумба-тумба. Жил… Собственно, со второй строки там картинки и начинались. Текст «Тумбы» был про монаха, ведущего здоровый образ жизни — он не пил и не курил, но был весьма охочь до женского пола… Весьма условно «Тумбу» можно и к идеологически верным отнести, так как там служитель религиозного культа высмеивался. После деревни Комайковой дружина приняла боевой походный порядок, пошли уже без песен. Моя телега почти последней теперь шла. Ну, я и не рвусь в передние ряды… Через версту после Комайковой встали — Сормах разведку вперёд выслал. Со стороны Немды немного постреливали и необходимо было прояснить обстановку. Разведка противника не обнаружила и мы двинулись дальше. Под вечер дружина прибыла в Турек. Сормах объявил всем отдых, однако отправил на противоположный берег реки разведку из местных крестьян-коммунистов. Так наш первый день похода и завершился. Этой ночью в Туреке отдыхала только наша дружина. Местный волисполком по приказу Сормаха проводил мобилизацию всех имеющихся лодок, как в самом селе, так и в окрестных прибрежных деревнях. За сокрытие лодок и их порчу полагался расстрел на месте. Гражданская война, она безжалостная. Выспаться у меня опять же не получилось. Вчера меня Сабанцев полноценного ночного отдыха лишил, с сегодня — красные гусары. Ещё до конца не рассвело, как к Туреку по реке подошёл пароход «Республика» с данными пассажирами. Вчера они в нескольких верстах пытались на левый берег высадиться, но под сильный обстрел белых попали в сторону Турека двинулись. Наши на посту как увидели, что «Республика» набита военными в доломанах светло синего цвета, в желто-красных фуражках, так за белых их и приняли. Откуда было дружинникам знать, что это Первый Петровский полк «Красные гусары», вернее уже — Нарвский партизанский Красно-гусарский отряд, и получили они перед отправкой на фронт такую вот нарядную парадную форму. Понятное дело — стрельнули в сторону парохода. Хорошо, там сразу красный флаг выкинули и дело миром решилось. Однако, эти выстрелы меня и разбудили, а потом уже и не спалось. Ещё и одного красного гусара мне перевязать пришлось. У них своего врача не было, вот мне и последствия дружественного огня выпало ликвидировать. Хорошо, хоть убитых не было. Своя своих не познаша… Глава 32 Засада на реке Шли, торопились, а тут — раз и встали… Видно, Сормаху так сверху приказали, или от разведчиков он какие-то сведения получил. День у меня прошёл в мелочных хлопотах, занят был и без дела не сидел, но вполне без всего этого мог и обойтись. Ночью противник дружине беспокойства не доставил. Утро выдалось ясное и… веселое. Хотя, с чего и веселиться, но настроение у меня было преотличное. Сабанцев ко мне в лазарет заглянул и новостями поделился. Он — при командире, всё самый первый узнает. — Разведка сообщила, что на той стороне реки напротив нас крупных частей неприятеля нет. Имеются лишь мелкие партии силою не больше роты. Готовься, Нинель, скоро и двинемся. А, что мне готовиться? У меня всё давно готово. — Белые в Максанке и на пристани в Немде, так что высаживаться будем выше немдинской пристани версты на две, — раскрыл мне бывший знаменщик военную тайну. Уже через час мы грузились в лодки. Для моего хозяйства даже выделили отдельное плавсредство. — Оберегайте мне доктора. — Сормах даже кулак показал сопровождавшим меня красноармейцам. — Он у нас один. После полутора часов пути три четверти дружины высадились на берег, а моя лодка и другие остатки нашего воинства поплыли дальше. Течение несло нас быстро и веслами почти не приходилось работать. — Поглядывай! — Сторожись! То и дело покрикивали наши командиры своим подчиненным, что плыли сейчас в лодках. Лучшая часть, проверенные в боях теребиловцы, теперь пешим ходом двигались на пристань Немду, а по реке Сормах отправил две роты, набранные не так и давно почти сплошь из представителей национальных меньшинств. Так Сабанцев про новичков-красноармейцев не совсем политкорректно выразился. — Не совсем я, Нинель, им доверяю. Глаз да глаз за ними нужен, — так он про наше пополнение мне перед отплытием из Турека сообщил. Поглядывать-то с лодок поглядывали, да видно — плохо. Неожиданно с берега по нашим лодкам ударили из пулемёта. Винтовки белых тоже без дела не остались. Мля! Что они делают! Красноармейцы, что плыли со мной, начали поднимать руки. — Под берег греби! — заорал на них я. Не один я оказался такой умный, большинство лодок повернули к высокому берегу, с которого в нас стреляли. Не на песочек же, противоположного, низкого высаживаться — там из пулемёта всех нас и положат. Где-то из лодок начали стрелять по невидимому сейчас противнику, но толку-то от этого… Сидящий рядом со мной красноармеец завалился на дно лодки. Убит? Ранен? Некогда сейчас с этим разбираться. Я чуть и успел весло схватить, пока оно не уплыло. На берег я выскочил весь мокрый, но живой. Даже без единой царапинки. Что говорить — повезло. От воды сразу в два прыжка под берег спрятался. Сейчас я в мёртвой зоне, из пулемёта тут не достанешь. Справа и слева от меня всё прибывало наших из дружины. Тех, кого пули на воде не приголубили. Сейчас я только об одном Богу молился. Чтобы у белых, что в засаде сидели, много ручных гранат не было. Где-то наверху меня и услышали. Гранаты на наши головы пока с берега не падали. Пулемёт тоже молчал. Куда из него стрелять-то? Не сквозь землю же. Попытались некоторые, сильно на советскую власть обиженные, нас сверху из винтовок достать, но обломились. Тут же высунуться за верхнюю кромку берега требуется, чуть не поясную мишень из себя изобразить. По каждому такому сразу несколько злых-презлых красноармейцев и вдарили. Те, у кого винтовки имелись. Многие свои потопили, на дне реки они сейчас находились. Зря Сабанцев на нацменов тянул, стрелять они умеют… — Красноармейчики! Сдавайтесь! — донеслось сверху. — Сами сдавайтесь! Сейчас как вылезем и наподдаем! Ни вверху, ни внизу желающих сдаваться не оказалось. Я прикинул, над нашими головами белых гораздо меньше, чем нас. Однако, позиция у них лучше. Переместиться тихо-тихо мне под берегом в стороночку, на берег осторожненько забраться, к белым в тыл зайти, и снять проблему? Понятно, не одному… Я к злющему до нельзя Сормаху со всей осторожностью пробрался, так не очень чист был, а тут ещё больше измазался. Озвучил Николаю Гурьяновичу свою задумку. Тот, на меня глаза вытаращил. Не ожидал от доктора подобного. Сабанцев, а он всегда рядом с Сормахом, тронул того за рукав, чуть голову нагнул и прошептал командиру дружины что-то. Всего я не услышал, только несколько слов и разобрал. — … бузник… не из последних…