Тут у Николая Гурьяновича вообще глаза с медный пятак последнего российского императора стали. Глава 33 Я и Сормах Тут у Николая Гурьяновича вообще глаза с медный пятак последнего российского императора стали… Уточню — не оба вместе, а каждый. — Бузник? — Бузник, бузник, — подтвердил Сабанцев. — Не из последних. Засветился как бузник я перед сослуживцами из экспедиционного корпуса, когда ещё на корабле во Францию мы плыли. Времени свободного у меня тогда много было, вот я и тренировался. А, где на корабле от любопытных глаз скроешься? Скоро нас таких целая группа набралась, причем — из разных мест. Бойцовские артели-то не только в Вятской губернии имелись. Даже гармонист нужный нам нашелся, который умел требующееся нам исполнить. Это далеко не каждый может. Я даже кое чему и подучился за плавание у мужиков-бузников из других губерний. Буза-то, она везде немного разная. Сабанцев, сам в бузе не силен был, но частенько к нашему ломанию присоединялся. Его не гнали — весьма авторитетным человеком знаменщик в бригаде являлся. Николай Гурьянович — сельский житель. Родился в деревне Зайково и про бузу не понаслышке знает. Даже прозвище у него было говорящее — Махалов. Такое просто так не дают. Видал он виды, но чтобы доктор — бузник? Это ни в какие ворота в его представлениях не лезло. — Бузник… Ну, это дело меняет… — подмигнул мне Сормах. — Вместе пойдём. Ты, Сабанцев, остаешься за старшего. Больно ты, брат, велик. Тебя за три версты видно. Согласен я с Сормахом. Высокий рост и богатырские габариты на войне не большой плюс. Тут не на кулачках бьются… Сормах начал с себя всё лишнее снимать, в том числе и свою золотую сабельку с каменьями. — Береги, — так про неё бывшему знаменщику было сказано. Один из маузеров Сабанцева перекочевал ко мне. Ну, а правильный нож, Федор Терентьевич мне ещё на свадьбе дал. В дороге, мол всякое случается, лишним он не будет. — Не потеряй. — сдвинул брови великан. — Хорошая машинка, ухоженная… С чужим, незнакомым оружием, выполнять задуманное — это, конечно, последнее дело, но выхода у меня другого не было. — Прямо сейчас пойдём? — осведомился я у Сормаха. — Сейчас. Эти, уже явно за подмогой послали. Закидают ручными гранатами… Я с командиром дружины был согласен. — Ну, пошли. Говоря это, я повертел почти перед самым носом Сабанцева его маузером, позлил шутейно жадюгу. Ишь, жалко ему… — Так, а вы сейчас постреляйте, чтобы ни одна сука башку свою сверху не выставила, — отдал приказ Сормах. Вдвоем разбираться с засадой на берегу — авантюра ещё та. Хоть, вроде, народу там и не много. Пулемётный расчёт и с десяток стрелков, не больше. Сейчас ещё и одного-двух за подмогой послали. Однако, на реке они нас хорошо подловили… — Начинайте стрелять, а мы — пошли. — Сормах махнул мне рукой и сам первый вдоль берега двинулся. В общем — нас не заметили. Я и Сормах, как ящерицы какие, забрались по откосу на берег, а затем уже — ползком-ползком. Хорошо, что ещё там, на берегу кусты росли. Будущие члены бойцовских артелей ещё в младших вятках-беседах тренируются незамеченными куда нужно им пробираться. Под носом у тебя проползут, а ты и не заметишь. Да, противнички у нас ещё те… Даже секрет не выставили. Когда мы с тыла к ним подползли, никто даже и не ворохнулся. Так-так… Двое за пулемётом. Раз, два, три, пять, восемь… Восемь стрелков с винтовками. С низу, из-под берега, стреляли, как Сормах и приказал. Патронов не жалели. Сормах указал мне на пулеметный расчёт, а затем ткнул себя пальцем в грудь. Их он на себя берёт. Справа и слева от пулемётчиков по четыре бойца на травке лежали. Мне на правых было показано. Ну, это не проблема… Мы одновременно поднялись на ноги и начали стрелять лежащим в спины. Маузер Сабанцева меня не подвёл. Никто из находящихся на берегу даже оглянуться или повернуться к нам не успел. Как были, так и лицами в траву уткнулись. — Прекратить стрельбу! Вылазь на берег! — проорал Сормах. — Всё уже! Раздалось ещё несколько выстрелов и пальба затихла. Мы с Сормахом близко к краю берега не подходили — подхватишь ещё воробушка от своих же. Глава 34 Мои геройства на гражданской войне — Скорее на берег! — торопил дружинников Сормах. — Что как тараканы беременные⁈ Первым к нам присоединился Сабанцев, а потом и начали вылезать снизу остальные. Впрочем, часть выбравшихся на берег тут же была отправлена командиром дружины обратно. Это те, что свои винтовки утопили. Им было велено нырять, хоть до посинения, хоть до судорог, пока они своё оружие не найдут. Где там… Половина раззяв так ничего на дне и не обнаружила. Сормах их из души в душу отматерил и пообещал с суковатыми дубинами в бой отправить. Те, что оружие сохранили, под командой бывшего знаменщика и с приданием им трофейного пулемета были отправлены Сормахом в сторону Максанки. Приказано им было хорошее место выбрать и затаиться, а потом и нещадно встретить неприятеля. Сделано это было вовремя. К бывшей засаде на берегу спешила на помощь и на нашу погибель полурота белых. Её Сабанцев и встретил по всем правилам военного искусства. Я и сам Сормах в этом бою не участвовали. Подошли мы чуть позже с теми, что сейчас без оружия оставались. С этого момента нам и поперло… Без особого труда мы отбили Максанку, заставили отступить численно превышавший нас отряд противника и гнали его до Сибирского тракта. Из Уржума шли и шли подкрепления, командование не скупилось для дружины и на боеприпасы. Всё бы хорошо, но я уже который день не ел досыта. Войска-то из Уржума и со стороны Вятки нагнали, а кто кормить красноармейцев будет? По приказу Сормаха мы изъяли у местных все запасы рыбы и мёда. Сушеная рыба с медом — та ещё диета… Часть красноармейцев после такой на расстройство стула начала мне как врачу жаловаться. Тут надо в бой идти, а они по кустам со спущенными штанами сидят… Хлеба наши воины не видели уже три дня, а после чего и забузили. Как раз те две роты из инородцев, на которых у Сабанцева надежды не было. Прав он оказался… Ночью с позиций инородческие подразделения снялись и перешли на сторону белых. Хорошо, одному командиру отделения из сознательных удалось бежать и сообщить обо всём этом Сормаху. Тот в спешном порядке заткнул оголившийся фронт полуротой с пулеметами. Я с тем отрядом тоже был отправлен. Белые переправляться через реку начали, а тут мы их и встретили. Два пулемёта Максима образца 1910 года почти в упор — страшная сила. Не то, что роту, батальон могут на небеса отправить. Для меня после этого боя даже работы не нашлось. Никто в нашей полуроте ранен не был. Как мы потом узнали, белые подумали, что переход на их сторону двух рот красноармейцев, был ловушкой. Так заманить их в засаду Сормах придумал. Несколько десятков перебежчиков они расстреляли. Тех, кто после неудачного боя в живых остался. Воинское счастье переменчиво, в тот же день на другом участке дружины нашим хорошо по зубам надавали, раненых там было много и меня из полуроты спешно в тыл отозвали. Кстати, отправка меня с полуротой, оказалась следствием какой-то путаницы. Сормах совсем не думал меня туда направить, был очень удивлен моим отсутствием, когда я потребовался. — Нинель где? — рвал он и метал. — Где доктор⁈ — С полуротой отправлен… — был получен им неожиданный ответ.