– Кто же? – Тот отшельник, к которому мы на Девичье озеро ездили, да так его дома и не застали. – И он тоже тут? – Ага! Он же художник. Резчик по дереву. Денис его надумал приспособить для художественной резьбы по дереву. Статуи святых велел ему резать, кресты и всякую такую церковную атрибутику. Так что я думаю, что в доме для престарелых будет очень даже красиво и благолепно. – Это не для приюта, – хмуро сказала Юля. – Это для будущего храма, который нам еще предстоит восстанавливать. – Как? – ахнул Саша. – Еще и храм? Этак мы отсюда и за несколько лет не выберемся. – А никто и не рассчитывает, что нас скоро отпустят. К ужину прикатил на своей моторке Денис. Выглядел он довольным, похвалил рабочих за выполненную и перевыполненную сегодняшнюю норму. – Благое дело с вами делаем, друзья! – растроганно произнес он. – Все те прегрешения, которые вы в своей прежней жизни совершили, нынче своим трудом вы искупаете. Не за деньги, а во спасение своих душ нынче трудитесь. И заметьте, если бы не я, то вы и дальше вели бы греховный образ жизни. И только благодаря мне у вас появился шанс очиститься от всякой скверны, что на нас всех налипла. В таком же роде он выступал еще около четверти часа. Усевшись с важным видом в подобие кресла, которое ему придвинули его прихлебатели, Денис то и дело щелкал зажигалкой, при виде которой у Саши с Юлей отпали последние сомнения насчет степени его виновности. Этой зажигалкой была «Зиппо» с золотистым напылением и добродушной мордой сохатого на ней. Один из экспонатов коллекции Дениса, которую он собирал многие годы, как им потихоньку объяснили пленные. – А у нас в Борках почему-то про такую его коллекцию никто из жителей и не слыхивал. Пленников Дениса это совсем не удивило. – Конечно, не слышали! Там же у вас отец Георгий всем заправляет, а поп категорически против курения. И всех тех, кто курит, считает великими грешниками, стоящими на краю пропасти. Вот Денис и боялся, что попу донесут о его увлечении. – Ну и что? – А то, что Денису, как любому гордецу, хочется казаться в глазах высших лучше, чем он есть на самом деле. Вот он от попа все свои темные стороны и держит в тайне, сам не курит и зажигалками не хвастается. А тут перед нами ему стесняться некого, кто мы ему? Перед нами можно хоть грязным бельем трясти, мы все равно ничего не скажем. Саму проповедь о благом деле, которое они все совместными усилиями под патронажем опытного пастыря Дениса делают, Саша хоть и слушал впервые, но заметно заскучал уже через несколько минут. А уж остальные, которым приходилось слушать эту хвастливую болтовню своего рабовладельца явно не первый раз, и вовсе откровенно тосковали. Саша даже заметил, что многие зевают, но стараются замаскировать свои зевки. Как вскоре выяснилось, за скуку на проповеди полагалось наказание, десять ударов розгой. Это считалось легкой провинностью, и после наказания провинившийся тут же возвращался к общему столу. Пока же его вопли доносились с места, где проводилась порка, остальные угрюмо жевали поданную бабой Таней тушенку с пшеном. – Как же надоело одно и то же жевать, – вздохнул кто-то. – Бабка, пирогов бы напекла, что ли? – Можно и пирогов, – откликнулась баба Таня. – С той же тушеночкой хотите? – Сама ешь. – Тогда с грибками. Все моментально оживились. – Вот это дело! – Тогда соберите мне завтра в лесу грибочков, я приготовлю. Все взглянули на Дениса, от него зависело, быть пирогам с грибами или нет. Но Денис сегодня был в благодушном настроении. К тому же пироги с грибами никак не выбивались из общего графика перевоспитания попавших в его руки грешников. Грибы даже в монастырях уважают и в пост их едят, это общеизвестный факт. – Быть пирогам! – постановил он. – А кто собирать-то их станет? – Сам соберу. Любил Денис показать себя этаким смиренным пастырем. Вроде бы и наставляет заблудшие души на путь истинный, а сам им готов служить. Вот и грибов наберет, чтобы их порадовать. Но мужики поняли намерение Дениса по-своему: – Боится, что баба Таня бледную поганку ему в пирог сунет. Тогда и конец всем его нравоучениям наступит. Сам хочет грибы отобрать, никому не доверяет. Так это было или иначе, но на другой день в полдень бабу Таню уже ждала полная доверху корзина грибов. И что это были за грибки! Все маленькие, крепенькие, с нераскрывшимися еще шляпками. Боровички, подосиновики, маслята. А уж сколько нашлось рыжиков – сладеньких, хрустящих. – Лучший гриб – этот рыжик, – обрадовалась баба Таня. – Его и без отваривания прямо сырым есть можно. Помыть, порезать, маслицем капнуть, лучку сверху покрошить, такой салат получится, пальчики оближешь. Рыжики пошли на салат. Но и обещанные пироги баба Таня тоже напекла. Большие, пышные, размером с блин, потому что жарила повариха их на сковороде, и каждому досталось по одной штуке. Пироги вызвали неподдельный восторг. – Ох, и начинки не поскупилась, баб Тань! – Где ты такую вкусноту стряпать выучилась! – Ничего вкуснее в жизни не ел! Пироги и впрямь оказались шикарными, а побаловаться вкусненьким, известное дело, всякий любит. И никак это не зависит от того, где и в каких условиях в данную минуту человек находится. И на полюсе, и на экваторе, и в болоте, и в пустыне – человеческий желудок всюду царь и господин. Накормишь его повкуснее да посытнее, и весело становится, настроение улучшается. И беда вроде бы уже не беда, и горе не горе. После пирогов хорошо пошла даже надоевшая всем тушенка, про которую Юля выразилась в том смысле, что никогда в жизни больше не будет ее есть. – И как она мне когда-то могла казаться вкусной! Невероятно! Но под салат из рыжиков пошли и макароны по-флотски, съели за милую душу всю огромную бадью. И тут случилось что-то непредвиденное. Внезапно Денис как-то странно побледнел, обвел окружающих странным блуждающим взглядом, а потом вдруг вскочил с места, походил туда-сюда, вытянув руки, словно слепой, а потом и вовсе пустился в пляс. Оторопев, мужчины смотрели на него, выпучив глаза. Плясал Денис тоже своеобразно, размахивал руками и ногами в одном ему ведомом такте, а потом еще и выкрикивать начал: – Прочь! Пойдите все прочь! И ладно, если бы он один чудил. Но вот уже и мужик из числа охранников опустился на четвереньки и медленно пополз вперед. – Я черепаха! – выкрикивал он. – Я большая черепаха! У мужиков изо рта попадали недоеденные пироги. – Вот дает! – прошептал кто-то. А между тем размеренные движения рук и ног вертухая и то, как он мотал шеей, и впрямь напоминали движения черепахи. Второй охранник держался дольше. Какое-то время он просто сидел, остекленевшим взглядом глядя перед собой. Потом встал и решительно двинулся к воде. Достигнув прибрежной линии, он не остановился, а пошел дальше. И даже после того, как вода дошла ему до шеи, продолжал движение вперед. Молча, неудержимо. Потом раздалось короткое «бульк», и он ушел под воду с головой. Выплыть он даже не пытался. Третий просто лежал, подняв лицо к небу, и хохотал. На окружающих он не реагировал, ему и так было хорошо. – Скорее! – засуетилась баба Таня. – Заберите у них оружие, покуда не очухались. И вяжите сволочей, вяжите! – Это ваши пироги постарались? – догадался Саша. – Что вы в них положили? – Мухоморчиков, – радостно сообщила всем баба Таня. – Очень хорошо действуют, если их прямо сырыми положить. Но и чуток припущенные тоже чувствительны бывают. Я не пожалела, сразу пять штук в пироги нашим «друзьям» положила. Можно еще в настойке было дать, круче забирает, но где уж ее тут сделаешь, настойку-то. – А мухоморы вы где взяли? Неужели Денис проглядел и принес? – Денис-то хороших грибочков мне принес, а мухоморы я сама нашла, неподалеку выросли родименькие. Я их как обнаружила, так у меня в голове план сам собой и сложился. Ладно получилось? – Как по-написанному! Баба Таня улыбалась. Всякому приятно получить похвалу. А уж если эта похвала за дело, то и подавно. Но оказалось, что они рано обрадовались. Денис оказался куда крепче, чем все ожидали. И когда к нему подошли, чтобы забрать у него карабин, он резко помотал головой, ружья не отдал, а, напротив, нацелил его в голову бабы Тани. – Старуха! Чем ты меня опоила? – заплетающимся языком спросил он. Но баба Таня не испугалась. – Не опоила, а накормила, родименький. Грибочками – мухоморчиками. Сейчас у тебя видения начнутся, ты уж сам не будешь понимать, в каком мире находишься, в здешнем или потустороннем. Судя по всему, так оно и было. Глаза у Дениса бешено вращались в орбитах, его самого пошатывало, но ствол он не опускал и прицела с бабы Тани не снимал. – Вытащите Глеба из воды, – неожиданно сурово и спокойно приказал он. Охранника вытащили прежде, чем тот окончательно утонул. Но воды он нахлебался предостаточно. Пришлось спешно оказывать ему реанимационные мероприятия, делать искусственное дыхание и все такое прочее. – Неблагодарные, – зло произнес Денис, обводя пленников налившимися кровью глазами. – Так вы меня благодарите за науку! Я тратил на вас свое время, свои силы, а вы предпочли бунтовать. И против кого! Против своего благодетеля, против человека, который пытался вывести вас на путь истинный. О-о-о! Знайте же, что такая черная неблагодарность заслуживает самого строгого наказания. На колени, старуха! На колени, ведьма! Покайся, ибо пришел твой смертный час. И выстрелил в воздух. Все ахнули. Творилось и вовсе невероятное. Но объевшийся мухоморов Денис окончательно впал в буйное помешательство, вообразив себя тем самым «строгим судием, что ждет и недоступен звону злата» и уж архангелом с карающим мечом – это совершенно точно. И карать за неповиновение он собирался лично. – На колени! – вопил он, изрыгая хлопья белой пены, которые летели у него с губ во все стороны. – На колени, я сказал!