Хёвдинг сделал шаг… И остановился. Он был опытным вождем. О таких викинги говорили: сеятель многих полей славы. Но он был человеком. Он не мог не остановиться. На створке ворот, прибитый к ней копьем, висел его дядя. Вандиль Крепкая Сеть был еще жив, несмотря на копье, проткнувшее его живот, и две стрелы, пробившие руки. Губы дяди шевельнулись. Услышать его хёвдинг не мог, но понял, о чем попросил брат матери. Филигранно точный взмах секиры, и тот, кто научил хёвдинга быть воином, ушел в чертоги Одина. А его племянник засмеялся так, что напугал даже своих воинов, развернулся, ломая им же собранный строй, и с удвоенной яростью обрушился на врагов. Для сыновей Одина есть вещи поважнее спасения жизни. Месть! Вандиль Крепкая Сеть не уйдет в Валхаллу в одиночестве! Целая вереница врагов последует за ним! Сразу три руки ухватили княжича под руки, поставили на ноги. – Всё, я сам! – Рёрех покрутил головой. Щит он потерял, но меч не выпустил. Сознание прояснилось, как раз когда яростный рык хёвдинга данов прокатился над подворьем: – …Уходим! – Не выпускать! Держать! Не дать сбежать! – закричал Рёрех, подхватывая с земли чей-то (нурманский, но какая разница!) щит и устремляясь к воротам. Оберегавшие княжича дружинники – за ним, а следом – четырнадцать отроков, выскочивших из дома. Варяжский боевой кулак, устремившийся следом за нурманским и почти догнавший его, когда хёвдинг данов убил своего дядю. Сергей, наверное, был одним из первых, кто понял, что на Тови Торвисона сошел дух Одина. Еще в прошлой жизни он повидал немало берсерков, а в этой один из таких вообще стал его другом-покровителем. Но если Харальд Скулдисон и в боевой ярости умел себя контролировать, пусть отчасти, то Тови Торвисон первым же ударом зарубил подвернувшегося под руку собственного хирдмана. И едва не прикончил своего лучшего бойца Дёрруда. Тот успел уклониться. От секиры хёвдинга. Но ударившее в спину варяжское копье бросило Убийцу вперед, и, споткнувшись о мертвеца, он рухнул наземь. Встать не успел. Тот же варяжский отрок наступил на голову Дёрруда, на забрызганный кровью шлем, и замахнулся, целя уже в шею… Когда лезвие секиры вскрыло отроку грудную клетку. Такой удар берсерка ни одна броня не выдержит. Спятивший хёвдинг крушил своих и чужих без разбора. И почти каждый его удар был смертелен. И достать его железом было почти невозможно. Слишком быстрый. И со стрелами – то же самое. Сергей даже и не пытался. Тем более что вокруг размахивающего топором берсерка данов практически не осталось. Только варяги. Машег, впрочем, попробовал. Но из трех посланных стрел только одна скользнула по шлему хёвдинга. Счастье, что в своего не попал. Безумие Одина – это страшно. От одного только воя хочется сбежать подальше. Мощь, разваливающая щит одним-единственным ударом топора. Если успеешь подставить щит. Скорость и ловкость, позволяющая плясать и прыгать в тяжелой броне в полтора раза быстрее обычного человека. Уклоняться, маневрировать, разить со всех сторон… Роняющий слюни, рычащий и подвывающий берсерк налетел на слаженный строй варягов и… Строй – ключевое слово. Полминуты назад и сам Торвисон был частью такого же. Его разящей частью. Но теперь он остался один. Сергей знал, что берсерк способен проломить и стену щитов. Он видел, как это бывает. Не сегодня. Хёвдинг данов успел ударить раза три, развалить пару щитов и вырвать третий, зацепив его выступом секиры. А потом его окружили, зажали и начали убивать. Убить берсерка – нелегкое дело. Особенно если он в броне. Нелегкое, но возможное. Даже берсерк не сможет удержать оружие, если ему размозжить кисть. И устоять на ногах не сможет, если его колени раздроблены. И уже не важно то, что из ран воина Одина не течет кровь, а сам он не чувствует боли, когда ему отрубили пальцы. Секиру-то держать нечем. Круг раскрылся, снова превратившись в двойную линию, оставив на земле агонизирующее тело. – Закрыть ворота! – скомандовал Рёрех. Ловушка захлопнулась. Пленных набралось девятнадцать голов. Все – раненые, но не смертельно. Безнадежных добили и присоединили к мертвым. Сбежать сумели четверо. Варягов погибло одиннадцать человек. Раненых – втрое больше, но серьезных – только двое. Можно сказать, замечательная победа. Рёрех именно так и сказал. «Нас было больше, но они были сильнее! Славная битва!» Чистая правда. Особо стоит отметить слово «были». Хотя не озверей внезапно Тови-хёвдинг, не менее половины хирда вырвалось бы из западни. Они бы ушли и без хёвдинга, если бы Торвисон собственноручно не зарубил четверых соратников, которым не повезло оказаться рядом. Трое из них были хольдами. Неудивительно. На острие атаки всегда стоят лучшие. Четвертым хольдом, тем, которому повезло выжить, оказался Дёрруд. Убийце повезло дважды. И секира хёвдинга не прикончила, и варяжское копье не справилось с кольчугой. Теперь эта кольчуга присоединилась к куче трофеев, а ее бывший хозяин, малость скособоченный, в деревянных свежевырубленных колодках сидел на земле, ожидая решения победителей, пока у стен Заугло вернувшиеся из леса местные (часть все-таки уцелела) готовили дрова для нового погребения. Сергей присел на корточки рядом с даном. – А, Дерзкий, так и знал, что ты живой. Попить дай! – Эй, Варт! Ты что делаешь? – возмутился приставленный к пленникам отрок, когда Сергей поднес ко рту дана горлышко фляги. – Этот нурман мог меня убить и не убил, – ответил Сергей, не убирая фляги. – Как думаешь, Дюдь, стоит моя жизнь пары глотков воды? – Пускай пьет, – милостиво согласился отрок. – Все равно ему жить – до тризны. Ну да. Сергей вспомнил о варяжском похоронном обычае. Хотя… Дёрруд – воин элитный. Может, и не даст себя убить… Стоп! На чьей он стороне? Если в поединке умрет не дан, значит, кто-то из варягов! Видимо, мысли Сергея отразились на его физиономии. Издержки подростковой эмоциональности. – Не бойся за своих, – проворчал дан, почесав щеку о край колодки. – У меня ребра сломаны, дышу через раз, рук не поднять. Убийцу сейчас даже этот прыщ, – кивок на отрока, – домашним ножом зарезать может. И ты вот что: своим не говори. Хочу умереть с оружием в руке, а не в этом, – он еще раз почесал щеку о колодку. – Что он сказал? – напрягся отрок-сторож, понимавший по-нурмански с третьего на десятое. – Сказал, что покалечен сильно, – ответил Сергей. – Но драться, говорит, смогу. – И хорошо, что покалечен! – буркнул отрок. – Я таких, как он, видел. Убивать умеют. – Тут ты прав, – согласился Сергей. – Он в их хирде был лучшим. И прозвище у него как раз такое. Убийца. – Достойное прозвище. Рёрех. Подкрался тихо, как мишка к жертве. Хотя что удивительного? Он и в старости, на одной ноге, так же ухитрялся. – Я слышал, что ты сказал, дан, – сообщил княжич. – Нет чести в том, чтобы добить калеку. Но и зарезать тебя, как свинью, тоже не хочу. Воин ты славный, я видел. Если бы твой взбесившийся хёвдинг не приласкал тебя топориком, так легко бы тебя не взяли. – Вообще-то его Горошек свалил, – внес поправку Сергей. – Я с крыши видел. – Горошек его уже добивал. И не добил, замечу. – Жаль, что не добил, – осклабился Убийца. – Пировал бы сейчас в Асгарде. – Сегодня ты не умрешь, – заявил Рёрех. – Будешь жить. Раз ты такой удачливый воин, верегельд за тебя назначаю. Шестьдесят марок серебром. Как родня соберет, так я тебя и отпущу. Срок тебе – за седмицу до Солнцеворота. Дёрруд поморщился: – Говорил мне отец, что много болтаю. – Шестьдесят марок! – повторил Рёрех. – И не думай, что я слеп и не вижу, что боец из тебя сейчас никудышный. Принесешь клятву Тору, что признаешь себя моим пленником и будешь вести себя мирно, и колодки снимут. Кровью ты не плюешь, и губы у тебя розовые. Значит, еще поживешь, а я получу свои шестьдесят марок. И не торгуйся. За такого воина, как ты, можно и сотню потребовать. Пойдем, Варт! Поможешь нам с Прастеном добычу оценить. У этих северных разбойников чего только в кошелях не лежит. – Умный ты, сын конунга, да дурак, – прошептал им вслед Дёрруд. – Не видать тебе этих марок. В гридни Сергея опоясали сразу по возвращении. Князь Стемид лично. Его и еще троих. Из своей личной дружины. Их князь напутствовал обычно: пожелал славы, добычи и прочих свершений. А Сергею сказал: