Глава 6 Как обычно по утрам, в детском саду № 398 с самого утра стоял страшный гвалт. Кто-то пришел сонный, ничего толком не понимающий и теперь ревет просто от непонимания окружающего мира, кто-то не поделил с соседом лавочку для переобувания, кто-то, напротив, радуется жизни и от этой простой и бесхитростной радости — визжит как резаный. Или вот пробился через общий шум басовитый голос акселерата Коли из старшей группы. Коля вещает про Шрека, которого он вчера посмотрел. И теперь хочет быть таким же. Ну, а поскольку мальчишка ростом выше любого в группе на голову, у него это обещает получиться. Молодая воспитательница Маша, глядя и слушая происходящее, не испытывала на сей счет никаких негативных эмоций. Она просто обожала детей, сознательно пошла в педагогический вуз на дошкольное отделение, несмотря на все заявления сверстников и родственников о том, что работать воспитательницей нынче и непрестижно, и денег не приносит никаких. В садике она работала первый год, но успела получить репутацию хорошего педагога и заработать любовь группы. Вторая воспитательница, пожилая толстая Надежда Ефимовна, просто нарадоваться на Машу не могла. Дескать, в кои-то веки пришла молодая девушка не с ветром в голове, а понимающая и внимательная, относящаяся к работе не как к повинности. Группа собралась почти полностью — не хватало, как обычно, Славика Коробова. Этого ребенка вечно доставляли с опозданием минут на двадцать, потому что родители его неизменно просыпали будильник. Маша невольно смеялась, представляя себе, как начинается каждое утро у этого семейства. Она так и видела, как сонные родители, спотыкаясь, вытаскивают из постели такое же невменяемое дитя, кое-как запихивают его в одежду, кормят, промахиваясь ложечкой мимо рта, и потом ведут в садик. — Дети! На завтрак! — громко позвала Маша. Гвалт, и так казавшийся невероятным, усилился еще больше — дети в очередной раз показывали, что их умение создавать хаос на конкретно взятом участке пространства и времени не имеет пределов совершенства. Вокруг воспитательниц поднялась беготня и суета, те начали направлять поток в сторону столов, и через пять минут дети уже сидели, поглядывая в сторону двери, откуда должны были принести еду. Как обычно, каждый ребенок получил по два глазированных сырка. Это было постоянным предметом радости для всех воспитанников садика, кроме троих детишек, у которых была аллергия на шоколад или творог. Воспитательницы прохаживались около детей, следя, чтобы те кушали аккуратно, чтобы старались доедать свои порции. Впрочем, в детсадике номер триста девяносто восемь питание было организовано прекрасно. Так получилось, что основным контингентом здесь были детишки преуспевающих бизнесменов. Родители заботились о своих чадах и потому взяли садик на баланс, жертвуя садику по принципу «кто сколько может». Делалось это помимо обыкновенной оплаты, не такой уж и большой по московским меркам. Сумма в результате набиралась весьма неплохая. Так что директриса смогла нанять приличный техперсонал, нормальных воспитателей и нянечек. И даже зарплаты в этом садике были повыше, чем в среднем по району. Маша почувствовала, что сзади кто-то дергает ее за свитер. Она повернулась и увидела того самого акселерата Коленьку, за чье поведение она так опасалась. Коля улыбался во все свои белоснежные молочные зубы и протягивал воспитательнице глазированный сырок. — Угощайтесь, Мария Владимировна! — гордо сказал он. — А почему ты сырок не скушал? — нахмурилась девушка. — А я сегодня утром с такими же сырками чай пил. Я наелся посюда! — продолжая тянуть руку с сырком, Коля второй потер себя по горлу. Маша не смогла сдержать смех. И сырок все-таки взяла, чтобы не давать Коле повода для капризов. Видно было, что мальчишка так стремится сделать что-то хорошее, что отвергнуть это значило обидеть. Коля гордо отправился допивать чай на свое место. Девушка растерянно посмотрела на нежданно доставшееся ей лакомство. Ну и что теперь с ним делать? Таскать в руке, пока не закончится завтрак? Глупость несусветная! Пока эта детвора будет трапезничать, эти злополучные сто граммов творога в глазури превратятся в кашу. Положить некуда. Ладно, черт с ним! Маша разорвала обертку и спокойно начала есть сырок. Пожилая воспитательница одобрительно смотрела на нее. С точки зрения этой дебелой пожилой женщины, Машенька была такая худенькая, что ей непременно следовало больше кушать. Ну и потом, не отняла же она у детей этот несчастный сырок! Сами отдали! Наконец завтрак кончился. Дети убежали в игровую комнату. Пришла уборщица и стала собирать в большой полиэтиленовый пакет множество ярких хрустящих оберток от глазированных сырков. Среди них было всего три несъеденных — дети очень любили это лакомство. В то же самое время в добром десятке садиков заканчивались завтраки. И точно так же собирались в мусорные ведра и пакеты «золотинки» со следами шоколада на внутренней стороне. Кроме того, были еще магазины, школьные буфеты и столовые, просто буфеты… Несколько десятков тысяч сырков, произведенных этой ночью, попали на прилавки. Несколько десятков тысяч маленьких, внешне безобидных брикетиков в яркой хрустящей упаковке… * * * Смирнов закрыл за собой дверь квартиры, кое-как стянул ботинки, вошел в комнату и буквально упал на диван. Несколько минут он просто лежал лицом вниз, чувствуя запах пыльной материи, стирального порошка от покрывала и от него же — едва заметный запах пота. Голова напрочь отказывалась воспринимать творившееся вокруг, руки судорожно вцепились в подлокотник, дыхание мало-помалу становилось прерывистым. И причиной тому был липкий страх, который накатывал на Федора, как волны расплавленной смолы, сковывающие движения, напрочь лишающие возможности хоть как-то повлиять на события. Смирнов попытался нормализовать дыхание. Сначала это не получалось — сердце колотилось, как у загнанного зайца, адреналин, казалось, должен был уже капать из ушей, и Федор был вынужден глухо и страшно зарычать. К счастью, этот звук был поглощен обивкой дивана. Но главное — после вопля ему стало реально немного легче. Минут через пять он наконец-то смог повернуться на спину и глубоко вздохнуть. И вместе с глотком свежего воздуха вспыхнула в голове четкая и ясная мысль: ему осталось жить совсем немного. Счет идет в лучшем случае на дни, а в худшем — на часы. — Вот попал! — покачал головой Смирнов. И тут, словно откат от приступа страха, на него напал смех. Он свалился с дивана на ковер, стал по нему кататься, хлопая себя руками по ляжкам и захлебываясь от пароксизмов хохота. И только маленькая часть его разума сохранила способность хоть как-то мыслить. Она ехидно спросила: «А не сошел ли ты с ума, дорогой?» И Смирнов честно ответил: «Тут сойдешь!» Потом его все-таки отпустило по-настоящему. Насколько вообще может «отпустить» человека в такой ситуации. Смирнов сел, отдышался, осмотрелся. Понял, что где-то под ложечкой поселилось ощущение тяжести. И подумал, что теперь, пожалуй, он очень внятно представляет, каково было приговоренным к смерти доживать свои последние часы. Он пошел в прихожую и взял из пакета флягу с остатками жидкости. Подбросил ее на руке — оставалось еще на донышке. Мучимый каким-то непонятным любопытством, Федор достал из кухонного шкафчика стакан, отвинтил поскрипывающую крышечку и вылил остатки жидкости в прозрачную емкость. Хмыкнув, Смирнов понял, что представлял содержимое этой фляги совсем другим. Черт его знает, откуда взялось это идиотское представление, но ему казалось, что оно должно быть мутновато-зеленого цвета, а жидкость была почти прозрачная, разве что слегка с желтым оттенком и чуть маслянистая. Он поболтал жидкость, посмотрел на разводы, остающиеся на стеклянных стенках. И, подчиняясь мимолетному порыву, одним глотком допил все, что было в стакане. Собственно, хуже ему сделаться не могло, равно как не могло и прийти невесть откуда спасение. Мир — это удивительно бессовестная и безжалостная штука. Бросив флягу в мусорное ведро и поставив стакан в раковину, Федор достал из холодильника пакет с остатками вчерашнего молока. Понюхал, поморщился — молоко начало подкисать. Впрочем, брезговать им в сложившейся ситуации было по меньшей мере смешно. Так что Смирнов совершенно невозмутимо запил подпорченным продуктом неприятный привкус, остававшийся после жидкости из фляги. Вернувшись в комнату, он уселся на диван и опять уставился в потолок. С одной стороны, ему хотелось вот так и просидеть тут до момента, когда смерть возьмет его за горло. А с другой — хотелось успеть сделать еще хотя бы что-то. Не обязательно хорошее — просто что-нибудь такое, чего при обычных обстоятельствах Федор делать не спешил. Интересная штука: он впервые в жизни всерьез почувствовал свое одиночество. Понятно, что, будь у него семья, он ни за что не согласился бы на участие в деле, предложенном ему. Вспомнив о том, что он сделал ночью, Смирнов не сдержал нервного смеха. Это же надо, чтобы такая нелепость получилась! Ему ведь обещали немалые деньги и уже выплатили аванс. А в результате получается, что можно и не беспокоиться об остальном. Оно все равно не понадобится — потратить такую сумму за то время, что у него осталось, можно разве что на такие глупые вещи, что даже перед смертью о них думать стыдно! Кстати, ему еще предстоял один телефонный разговор. Заказчик должен узнать, что задание выполнено. Федор снял трубку, набрал номер. Услышав знакомый голос на другом конце провода, он сказал: — Смирнов на связи. В общем, дело я сделал, все прошло нормально, без сучка и задоринки. — Я рад, что это так и есть, — ответил высокий голос в трубке. — Деньги придут на твой счет сегодня же. — Вот как раз про деньги я и хотел поговорить, — усмехнулся Федор. Несколько секунд он раздумывал, как бы так сказать, что с ним произошло. Пока Смирнов решал, в наушнике телефона было напряженное молчание. По всей видимости, собеседник всерьез задумался, чего теперь ждать от исполнителя. — В общем, деньги твои мне не пригодятся, — решил Федор не мудрить с формулировками. — Так сложилось, что я сам был вынужден попить из фляги. — С чего это тебе взбрело в голову? Я же говорил, что этого ни в коем случае делать нельзя! — в голосе звучали удивленные и немного сочувственные нотки. — Я и не собирался. Но иначе могли возникнуть вопросы, что я делаю. Видимо, судьба моя такова — решить ситуацию вот таким странным способом. — Ладно, я понял, — сказал собеседник. — Наверное, надо попросить у тебя прощения. И дать совет. — Извинения приму. А что за совет? — Знаешь, Федор… на твоем месте я бы не ждал, пока все случится своим чередом, и немного форсировал события. Потому что это будет очень больно и довольно долго. Послушай моего совета — реши этот вопрос так, чтобы не мучиться. — Я понял, — медленно проговорил Смирнов. — Наверное, я и вправду воспользуюсь этим советом. Раз уж так все сложилось… — Ну, тогда прощай, — сказал голос в трубке, и короткие гудки стали своего рода траурной рамкой разговора. — Прощай… — сказал Смирнов и положил трубку на рычаг. Откинулся на стену, прикрыл глаза и неожиданно заплакал. * * * Совещание кончилось — и началась кабинетная рутина. Хотя, конечно, всем известно, что именно рутинный поиск приносит самые значимые результаты в работе, но от этого он не становится более интересной процедурой. По Покровскому материалов было удручающе мало. Но все равно работала машина поиска, и медленно, по капельке, конденсировалась информация. Неверов изучал ее, прочитывал в разных направлениях! Как назло, никаких серьезных зацепок пока не попалось. За те шесть часов, которые оперативники занимались своими, как выразился Марголин, «археологическими раскопками», обнаружилась только одна по-настоящему замечательная вещь. Артем, персонаж, вообще склонный к неординарным решениям, припомнил какого-то своего старого друга, давно уже обитавшего в Америке. — Под мою ответственность, товарищ полковник, разрешите, чтобы он поискал информацию о нашем фигуранте. Я ручаюсь, что парнишка надежный, никаких фокусов и проблем не будет. Ну и нам не придется думать, как легально добыть данные из-за моря. Сказать, что эта идея показалась Веденееву хорошей, — значит скромно промолчать. Вот так запросто вмешивать в расследование постороннего было абсурдом. Гвоздев, понимая сомнения своего начальника, добавил: — Я навру что-нибудь правдоподобное. И Валентин не догадается, что к чему. Товарищ полковник, я же говорю, под мою ответственность! Я готов не то что карьеру, а голову под залог отдать. Скрипуче выматерившись в пространство, Веденеев разрешил Артему его авантюру. Правда, сам лично следил за тем, как и о чем Гвоздев договаривается с заокеанским приятелем. Но тот и вправду оказался не слишком-то любопытным, спокойно слопал легенду, придуманную Артемом, и пообещал в ближайшее время узнать все, что сможет. А поскольку работал Валентин в службе безопасности крупной фирмы, можно было не сомневаться, что возможностей у него было предостаточно. По второму подозреваемому информации как не было сначала, так до сих пор и не появилось. Это наводило на чрезвычайно нехорошие размышления. Неверов нутром чувствовал, что этот дефицит вызван отнюдь не тем, что Лаборант до сих пор был исключительно законопослушным человеком. Скорее уж речь шла о профессионале экстракласса. Клим отвлекся от просмотра очередной информационной подборки, пришедшей ему из аналитического отдела. Посмотрел в угол кабинета и даже выругался — так сильно защипало глаза. Он решил, что минут пять перерыва изменят его работоспособность к лучшему. Поднялся со стула, сделал несколько простеньких физических упражнений, с удовольствием чувствуя, как разгоняется застоявшаяся кровь. Включив чайник, Неверов засыпал в кружку полуторную порцию кофейного порошка. Черт подери, а ведь это наверняка еще только начало. До сегодняшней ночи доза дойдет до трех-четырех столовых ложек на кружку. И от кофе будет хотеться блевать, но без него голова не сможет соображать. Черт бы побрал эти авралы! Они отнимают по нескольку лет жизни за один присест. Кофе был паршивый, но свою функцию — подбадривать и раскачивать — он пока что выполнял. И это было главное. Неверов поставил кружку в мойку, и тут запищал мобильный телефон. Звонил Артем Гвоздев. — Клим, у нас есть информация по Покровскому. Зайди в аналитический! Когда Неверов зашел в комнату, ему в нос ударил ядреный запах сигаретного дыма. Как будто в знак солидарности со своей начальницей, отдел дымил в полном составе. В обычные дни с их коллективным выхлопом нормально справлялся кондиционер. Но сегодня день был не совсем обычным, так что в помещении можно было хоть топор вешать. Кое-как отдышавшись, Клим подумал, что, наверное, кондиционер все-таки немного помогает, иначе этот самый топор запросто прилип бы к потолку. — Привет всем. Ну, что накопали про нашего американского друга? Ольга Крамник, втыкая в пепельницу окурок сигареты, блеснула в сторону Неверова провалившимися от усталости глазами и ответила: — Очень интересные вещи нашлись. Найди себе, на что можно упасть, и слушай. Клим притащил из угла свободный стул, уселся на него лицом к спинке, всем видом демонстрируя готовность слушать. Артем выкатился на офисном кресле на колесиках, важный, как император. И стал рассказывать: — Короче, мой друг пробил Покровского по своим каналам. Мотивировал тем, что проверяет потенциального работника на благонадежность. Американцы на этот счет — больные, они всегда рады настучать друг на друга. Так что и моему корешу рассказали много. Оказывается, Григорий Покровский добрых два года проработал подрывником в американской компании «General Demolition». Знаете, что это за контора?