— Пока ровным счетом ничего. Никакой зацепки, вы понимаете, все слишком гладко. Тот, кто придумывал этот план, очень хорошо думает головой. Он умеет строить замысел так, что вокруг него образуется какая-то сумеречная зона. Вроде в ней много что видно, но на поверку это путаница из фальшивок и настоящего, щедро приправленная привидениями. И пока ты не потрогаешь буквально каждый из тех объектов, что попадают в руки, ты нипочем не поймешь, насколько это важно и важно ли вообще… — Я понимаю, — ответила женщина. — Вообще, вы простите, что я вмешиваюсь. Вы ведь, наверное, слишком на меня отвлекаетесь. — В общем, можете особенно не беспокоиться, — улыбнулся Клим Неверов. — Я могу работать в очень трудных условиях. Настолько трудных, что вы мне не помеха… Хотя, наверное, я все равно буду не очень-то приятным собеседником. Буду отвечать невпопад, опаздывать с ответами или иногда даже просто вас игнорировать. Но вы не обижайтесь, если что. Ирина невесело засмеялась. — Да не обижусь, не беспокойтесь. Я вообще удивлена, насколько корректно со мной здесь обращаются… Вы знаете, я совсем по-другому себе представляла атмосферу в ФСБ. — Да в целом вы правильно представляли, — ответил Клим, просматривая очередной отчет. — Вы ведь у нас не подозреваемая, а свидетельница. К тому же вы женщина, и никто не станет вас без причины прессовать. Тем более не в тюрьму же вас сажать за то, что знались с Покровским! — Я сама себя готова за это упечь в тюрьму, — покачала головой Семенова. — Я всегда была уверена, что Григорий — хороший и законопослушный гражданин, а вся его «неправильная» биография заканчивается после войны в Чечне. Он ведь говорил мне, что служил в боевых частях. То есть в том числе ставил мины, и на этих минах подрывались люди. Я всегда говорила ему, что это осталось в прошлом и он может начать новую жизнь. И знаете, он соглашался со мной, вот что удивительно! — Ничего удивительного на самом деле, — возразил Клим. — Он же не мог сказать вам, что собирается обеспечивать свое светлое будущее при помощи участия в террористическом акте. Вы не тот человек, чтобы он мог себе это позволить. — В каком смысле «не тот»? — спросила женщина. Майор закрыл прочитанный отчет и открыл новый. Это была скорее сводка происшествий по Москве за минувшие дни, так или иначе касавшихся различных произведений искусства. Поняв, что такое читать и одновременно разговаривать с Семеновой он не сможет, Неверов на секунду отвлекся и пояснил: — Вы не выгораживаете его. А ведь другой стал бы, обязательно бы сказал, что такой замечательный и золотой человек, как Григорий, никогда не смог бы опуститься до убийства мирных жителей… — Сердце мне так и говорит, — зябко дернула плечами Ирина. — Но сердце — это одно, а разум — совершенно другое. Я предпочитаю в таких вопросах следовать голосу рассудка. А сердце… ну что же, оно пока что будет болеть. Но думаю, что со временем перестанет. Неверов кивнул и вернулся к сводке. Информации было много — три страницы мелким шрифтом. — Вы не могли бы приготовить мне кофе? — попросил Клим Ирину. — Да, конечно! — ответила женщина и завозилась вокруг кофеварки. Неверов между тем стал вчитываться в текст. Происшествий было много, поскольку аналитики искали буквально все, что хоть косвенно могло помочь разобраться в ситуации. Попадали в поле зрения даже такие никчемные вещи, как, например, автомобильная авария возле Третьяковской галереи. Читая сводку, Клим порой думал, что, может быть, стоит попросить аналитиков фильтровать информацию не через такое мелкое сито. И вдруг его глаз упал на то, что действительно могло оказаться интересным. Клим прочитал сообщение, хмыкнул и перечитал еще раз. В нескольких сухих строчках рассказывалось о том, что в здании Главного архивного управления Москвы случилось неожиданное затопление. По сигналу охранника прибыла дежурная группа «Мосводоканала», но полностью устранить ущерб не получилось — часть документов просто-напросто погибла или исчезла. Клима смутило то, что некоторые документы были «исчезнувшими». Это выглядело как-то странно в официальной сводке. Он решил, что как раз это происшествие надо непременно разглядеть получше. Ирина поставила перед Климом дымящуюся чашку кофе. Неверов поблагодарил ее, отхлебнул глоток горячего сладко-горького пойла и полез в базу данных телефонных номеров. Отыскав номер телефона директрисы архива, он позвонил ей. Время, конечно, было нерабочее, но сегодня это Клима волновало меньше всего! — Я слушаю! — раздался в трубке недовольный женский голос. — Мария Павловна Громыко? — спросил Неверов. — Да, это я. А вы по какому вопросу звоните? — в голосе появились настороженные нотки. Видимо, тетка ожидала какого-то другого обращения при звонке в девять вечера в выходной. — Вас беспокоят из Федеральной службы безопасности. Говорит майор Клим Неверов. Он дал переварить информацию. На другом конце провода повисла непродолжительная пауза, а потом Мария Павловна иронично сказала: — Конечно, это ФСБ, а кто же еще мне тут может звонить, когда я уже спать собираюсь! Прекращай-ка хулиганить, мальчик, а то у меня есть знакомые в настоящей ФСБ, и я тебя живо им сдам. Неверов даже немного растерялся — его еще никогда не принимали за телефонного хулигана. Но, понимая, что Громыко сейчас бросит трубку и, чего доброго, вообще отрубит телефон, он все-таки собрался и уже совсем другим тоном заявил: — Мальчик-хулиган, между прочим, имеет звание майора, и вы можете проверить, служит он в ФСБ или нет. Только к тому времени, как проверите, вы к нам уже поедете в сопровождении, так сказать, почетного эскорта. Мария Павловна, это не шутка. Мне нужно задать вам пару вопросов. — Ну задавайте… — ответила Громыко все еще вызывающим тоном. Но видимо, ее уверенность была немного поколеблена тем, что Неверов не бросил трубку торопливо, как телефонный шутник, заслышав про то, что у его жертвы есть связи. — Мария Павловна, меня интересует затопление, которое случилось у вас на первом этаже два дня назад. Это ведь действительно имело место? — Да, было затопление… — Мария Павловна резко сбросила обороты. — А что такое? — Скажите, многих ли документов вы недосчитались? Это очень важный вопрос. Директриса замялась и стала нудить что-то о том, что, дескать, она не владеет информацией, а за этот фонд ответственны совсем другие люди, и они ей положили отчет на подпись, но она не помнит, что там точно было написано… В общем, как понял Неверов, Мария Павловна была из тех, кому глубоко плевать на собственную работу и то, что на ней творится. — Мне нужно, чтобы все люди, которые в тот день работали, немедленно собрались в архиве. Придется расспрашивать вас всех вместе. Так что вы простите, но придется немедленно приехать на работу. — У меня выходной день! — возмутилась было Мария Павловна. — Тут, понимаешь, какие-то гады людей травят, а вы, вместо того чтобы их ловить… — Уважаемая! — резко прервал ее Клим. — Эти вопросы напрямую связаны между собой. Так что сделайте милость — соберите мне через полтора часа всех сотрудников, которые были на работе в то утро. Явка строго обязательна, не принимается никаких отговорок. Кто не приедет по своей воле, того мы доставим силой. И он еще пожалеет о своем упрямстве. Еще раз повторяю: полтора часа. Время пошло. Вы поняли? — Д-да… — робко вякнула директриса. — Очень хорошо. Ровно через полтора часа я прибуду в Архивное управление. К этому времени вы все должны быть там. До встречи! — и Неверов повесил трубку. — Думаете, приедет? Она же вас вроде как за шутника приняла, — спросила Семенова, снова прилегшая на надувной матрас. — Куда она денется, — зло ответил Неверов. — Она сейчас перепугана до потери пульса. Придет, я вам гарантирую! Он встал со стула, потянулся, допил кофе и заблокировал компьютер от постороннего доступа. — Пойду сообщу своим, что надо выехать на место. Постарайтесь без меня не маячить по коридорам, чтобы не возникало к вам никаких лишних вопросов, хорошо? — Да, конечно, я понимаю, — кивнула Семенова. — Я попробую подремать. Взяв из шкафа куртку, Неверов быстрым шагом вышел из кабинета. Историческая справка Знаменитый архитектор Ле Корбюзье (настоящее имя Шарль Эдуар Жаннере) родился 6 октября 1887 года в Ла-Шо-де-Фоне (Швейцария), в старинной семье граверов и художников. Там же обучался декоративно-прикладному искусству в Школе искусств. Уже в отроческом возрасте освоил технику эмали, которой успешно покрывал часовые циферблаты. В 1907–1911 годах предпринял путешествие в европейские центры древней цивилизации. Он познакомился с Йозефом Гофманом, одним из основателей немецкого «Веркбунда» и пропагандиста внедрения в архитектуру элементов промышленности. В мастерской Огюста Перре изучал применение железобетона в архитектуре и в 1916 году построил свой первый дом с железобетонным каркасом. Учился у Петера Беренса, пионера промышленного дизайна и учителя функционалистов Гропиуса и Мис ван дер Роэ. В 1917 году в Париже он подружился с идеологом пуризма Амеде Озанфаном. Они вместе внедряли в живопись элементы «машинного века», упрощая силуэты вещей, и в 1918 году выпустили теоретический труд «После кубизма». Их идеи легли в основу его концепции современной архитектуры. Позже, уже под псевдонимом Ле Корбюзье, архитектор излагал эти идеи в собственном журнале «Экспри нуво» («Новый дух») (1920–1925), а также в книгах «К архитектуре» (1923) и «Градостроительство» (1925). Ле Корбюзье сформулировал 5 отправных точек современной архитектуры: • Колонна, поддерживающая жилище и освобождающая под ним территорию. • Сплошные горизонтальные ленты окон. • Свободная планировка интерьера. • Свободная композиция фасада, вынесенного перед каркасом. • Сад на плоской крыше. Этими принципами руководствовались многие архитекторы XX века. Ле Корбюзье воплотил свои идеи в постройке виллы Савой (1928–1930) и в так называемой «жилой единице» — 17-этажном жилом доме в Марселе (1947–1952). Здание оказало огромное влияние на дальнейшее развитие архитектуры. Впоследствии были возведены жилые единицы в Нант-Резе, Западном Берлине, в Фермини. И везде свои взгляды Ле Корбюзье выражал с помощью нового строительного материала — железобетона. Он, как никто другой, умел «превращать железобетонный каркас в средство архитектурной выразительности». В градостроительных проектах 1920—1930-х годов архитектор развивал идею вертикального города-сада с высокой плотностью населения, башнеобразными зданиями и большими озелененными пространствами между ними, с разделением путей движения пешеходов и транспорта, зон жилья, деловой активности и промышленности (планы «Вуазен» для Парижа, Буэнос-Айреса, Алжира, Антверпена и др.). В течение 12 лет, начиная с 1930 года, Ле Корбюзье занимался планировкой Алжира. Теории Ле Корбюзье легли в основу «Афинской хартии», принятой IV Международным конгрессом современной архитектуры (1933), и изложены в его книгах «Лучезарный город» (1935) и «Три человеческих установления» (1945). В последней зодчий не только перечислил недостатки существующих городов, но и сформулировал новые принципы градостроительства. Ле Корбюзье по праву считается одним из создателей новых архитектурных направлений (рационализма, функционализма). Он был первым архитектором, который изучил и применил в зодчестве аскетичный шероховатый бетон. В 1927 году Ле Корбюзье приезжает в Советский Союз, чтобы участвовать в реконструкции старинного Покровского собора — храма Василия Блаженного. Архитектор намеревался коренным образом изменить облик центра Москвы. Для перестройки храма Василия Блаженного архитектор предлагал снести часть здания. Он показал на чертежах, как безболезненно для города убрать часть построек. Однако этой идее не суждено было воплотиться в жизнь. В те годы Наркомат искусства и просвещения СССР склонялся в сторону массивного сталинского ампира. Реализовать новаторские идеи Ле Корбюзье в отношении храма Василия Блаженного не позволили. В 1940-х годах Ле Корбюзье создал систему гармоничных величин — модулор, основанную на пропорциях человеческого тела, которую он предложил в качестве исходных размеров для строительства и художественной реконструкции. После войны Ле Корбюзье занимался восстановлением городов Сен-Дис, Ла-Рошель и Немур. Постройкам архитектора в 50—60-х годах присущи тонкая пластика, световые и пространственные эффекты, сочетание различных материалов, нарядная полихромия. Последние годы всемирно известный зодчий уделял все больше внимания организации внутреннего пространства, соотношению функции схемы здания и его структур. В течение 27 лет Ле Корбюзье играл ведущую роль в Международном конгрессе современной архитектуры (CIAM). Знаменитый архитектор оказал влияние на современное зодчество не только идеями, но и своей педагогической деятельностью. Среди его учеников — известные архитекторы: К. Маэкава, Н. Колли, О. Фрай, Д. Сакакура, Ж. Кандилис и многие другие. Умер Ле Корбюзье в 1965 году во Франции. * * * У дверей Главного архивного управления Неверов оказался ровно к тому времени, как обещал. Он запер автомобиль, поднялся по ступенькам крыльца и хотел было нажать кнопку звонка, но ему уже открывал двери невысокий кряжистый мужчина пожилого возраста, с блестящей пушистой лысиной. Лицо у мужчины, пожалуй, было все-таки испуганным. Неверов мысленно усмехнулся — несмотря ни на что, всегда весело представлять себе, что могли нафантазировать архивные крысы, которые вдруг поняли, что попали в сферу интересов ФСБ. — Майор Неверов, — представился Клим и предъявил удостоверение. Охранник почтительно поздоровался и сообщил, что кабинет директора находится на пятом этаже и гостя там уже ждут. — Только у нас лифты не включены, — извиняющимся тоном добавил охранник. — Ничего страшного, — покачал головой майор, — я и пешком могу дойти. Взбежав по сумрачной гулкой лестнице, он оказался в длинном темном коридоре. Как и во всем здании, здесь царил запах старой бумаги. Неверов никогда бы не подумал, что этот аромат может быть таким сильным! Здесь он буквально кружил голову.