Дверь к директрисе была открыта. В приемной, кто на чем, расположились шесть человек — солидная матрона лет сорока пяти, пожилой дядька очень характерного вида (сразу можно было сказать, что он причастен к великому клану вахтеров) и четверо девушек, среди которых была одна даже очень симпатичная. Это, по всей видимости, и были искомые сотрудники. Неверов зашел, и в него буквально впились шесть пристальных взглядов. Клим представился, показал удостоверение и стал задавать вопросы. Он узнал, что затопление началось раньше шести часов утра в четверг. Причиной стал прорыв водопроводной трубы в одной из комнат. Вода брызгала весьма активно, так что пострадало несколько ближних к прорыву стеллажей с бумагами. Степень повреждения была различной — некоторое количество бумаг еще можно было отреставрировать, но много страниц просто расползлись до состояния киселя. Когда про это рассказывали молоденькие сотрудницы, у них на глазах Клим натурально увидел слезы. Девушки явно переживали и болели за ту работу, которую делали. Не самое веселое выражение сквозило на лице у охранника, в котором Неверов распознал военное прошлое. Равнодушной осталась только Мария Павловна. Майор презрительно подумал, что вот как раз ей-то архив совершенно по барабану. — А вы не скажете, что за документы были в комнате? — спросил майор. Одна из девушек ушла за подробным списком. — Я все равно не понимаю, какое отношение бытовой инцидент в нашем фонде имеет к массовому отравлению людей! — снова подала голос Мария Павловна. — А вам этого понимать и необязательно, — строго ответил Клим. — Вам, насколько я могу понять, вообще все равно, кроме собственного драгоценного покоя. — Ой, ну можно подумать, у вас по-другому! — презрительно заявила директриса и отвернулась, всем видом демонстрируя, что общаться с каким-то там шпионом ниже ее достоинства. — Межу прочим, — сказал Клим, — это ваша работа: проверить, что именно пропало, и, если среди пропавших документов есть нечто представляющее хотя бы какую-то ценность, доложить в соответствующие органы. Потому что все эти документы — наше достояние и наследие. И терять его мы не имеем никакого права. Поэтому я вас честно предупреждаю, что, когда буду составлять итоговый рапорт, в нем обязательно сообщу о вашей халатности. Директриса шумно сглотнула. Спесь с нее, кажется, свалилась моментально. Она начала было оправдываться, говорить, что, дескать, кто же мог подумать и что, вообще, в другой ситуации она бы повела себя по-другому, но тут принесли документы, и Клим прервал ее объяснения. — Скажите, вы мне можете показать, где что стояло из пропавшего? — спросил Клим. — Да, конечно! — ответили девушки. Комната еще носила на себе следы разрушения, но бумаги уже были расставлены по стендам. Правда, на полках зияли заметные просветы, но это как раз и были потери в ходе, так сказать, стихийного бедствия. Клим начал называть документы, девушки суетились, показывая ему, где что находилось. Кроме того, они поясняли, что из этого пропало, а что погибло. Неверов отмечал, что все-таки пока речь больше шла именно о документах поврежденных и уничтоженных. — А вот здесь одна папка была, так мы пока не можем ее найти! — сказала самая симпатичная из девушек. — Но вы знаете, там еще такая куча бумаги лежит, а эти сантехники, разумеется, все перепутали и перемешали да еще и потоптались сверху. — Сантехники? — не понял Неверов. — Да, они выносили бумаги, чтобы можно было заняться ремонтом. Их просили, чтобы все складывали аккуратно, но они, видимо, ничего не поняли. Да и что им понимать — это же просто бумага, с точки зрения простого обывателя, какое им дело, насколько ценен это документ на самом деле… Майор поднял палец, прося на секунду остановиться. — То есть бумаги из кабинета выносились сантехниками? — переспросил он. — Да, именно, — ответила девушка. — А кто контролировал процесс? — спросил Неверов. — Вообще, Макарыч за ними смотрел, Каратаев… ну, охранник наш, который тоже сейчас в кабинете. — Позовите-ка его сюда, — попросил Клим. Макарыч пришел, еще раз степенно поздоровался. Клим ответил ему учтивым кивком и спросил: — А скажите, вы все время находились возле сантехников, которые выносили бумаги? Они были на виду? — Нет, я отходил, — вздохнул Макарыч. — Надо было как-то следить и за ними, и за дверями входными… Разорваться на две части я не мог, вот и бегал туда-сюда, как мальчуган. — Хорошо. А описать вы мне этих водопроводчиков можете? — Да, конечно! — кивнул сторож. — Один такой мордастый, узкоглазый. Вроде как бурят. Я их много видал в армии, так что, наверное, все-таки именно бурят. Второй — русский, морда такая пропитая, нос картошкой, бородавка на щеке. А третий — молодой совсем. Чурка какой-то. Я бы сказал, что, наверное, таджик. Но такой обходительный, не хамил, ничего… — Они как-нибудь представились? Между собой друг друга называли? Ну, по именам, я имею в виду. — Ну этого, который черный-то, Хамидом звали, я точно помню, а который русский пропойца — того вроде Василием кликали. А вот бурята, врать не буду, не помню, чтобы при мне называли. — Хорошо… Вам подозрительного в этих людях ничего не показалось? — спросил Клим. Охранник только рассмеялся. — А у нас, товарищ майор, таких подозрительных на всю Москву добрый миллион. Моя бы воля — ни одна сволочь чуркестанская сюда бы не попала! Одно только разорение и безобразие от них. Только и знают, как на русских людях верхом ездить… Неверов имел на этот счет иное мнение, но в принципе местами Макарыч был прав. Надо было как-то фильтровать поток мигрантов, в котором Москва последние годы просто-напросто захлебывалась. Иначе была опасность, что скоро этот город станет уже откровенно не для русских. Приезжие были не только дешевой рабочей силой. Они также везли свою культуру, а вместе с культурой — полное нежелание ассимилировать ее в местные порядки. На эту проблему можно было закрыть глаза и громко заявить, что ее нет. Но, увы, она после этого не исчезала. — Я конкретно про этот случай спрашиваю, — терпеливо объяснил Неверов. — Поведение у них было обычным? — Да, вполне, ничего такого не заметил. Мне показалось, что все было как всегда. Неверов кивнул головой и снова обратился к девушкам. — Что лежало в этой папке, вы мне сказать можете? — Конечно! — хором воскликнули девушки. — Сейчас посмотрим! Они закопались в ворохе описей и каталогов, и через несколько минут Неверов получил ответ, который заставил его грязно выругаться и обозвать себя и весь аналитический отдел до кучи тупыми баранами. — Там были чертежи-планы собора Покрова на Красной площади. Храма Василия Блаженного, имеется в виду. Эти чертежи были выданы самому Ле Корбюзье, когда он работал в Москве. Тогда он собирался кардинальным образом изменить облик Москвы, плотно работал на этот счет с Наркоматом искусства и просвещения, но реализовать все замыслы ему не дали. — Корбюзье — это который построил Дом Центросоюза? — уточнил Неверов. — Да, он самый! — кивнула девушка. Клим только головой покачал. Ответ на вопрос, что собирались взрывать террористы, кажется, был у него в руках. Но он порождал еще целую серию неясностей, главной из которых была: как именно преступники собирались закладывать взрывчатку в здание, расположенное прямо возле Кремля, в самом центре столицы? На этом разговор можно было считать законченным. Неверов поблагодарил за помощь всех, кто реально ему помогал. Не удержавшись, еще и одарил директрису ледяным взглядом, чтобы та как следует прочувствовала неправильность своего отношения к работе. Он был уже в машине, когда раздался телефонный звонок. На связь выходил подполковник Суховей. — Короче, друг, треснул наш Артурчик, как гнилая тыква, на втором часу разговора! Оказывается, главным негодяем нашего спектакля является первый вице-премьер Харитонов. — Интересно. Не то чтобы совсем уж неожиданно, но очень интересно. Он же вроде вполне умеренным всегда был. Ну да, никогда не говорил, что в восторге от курса президента, но и в чрезмерной критике не был замечен. Не говоря уже о том, чтобы питать какие-то черные замыслы. — Ай, Климушка, в жизни такое сплошь и рядом, человек выкидывает такой фокус, на который кажется совершенно неспособным. В общем, мы сейчас уже едем его брать, пока тепленький. А как у тебя дела? — Взрывать они хотят собор Василия Блаженного, — ответил Неверов. — А я сейчас поеду искать и брать того, кто украл чертежи из Главного архивного управления. — Ну, у тебя улов тоже весьма добротный, — одобрительно сказал Суховей. — Ладно, товарищ! Давай работать, раз уж появилась такая возможность! Неверов нажал кнопку отбоя. Настоящая работа — это хорошо. И пусть он еще не дышит в спину террористам — все равно сделан еще один изрядный шаг вперед… Глава 13 Получив от Мантуша несколько разрядов по гениталиям, Артур обделался и завопил, что расскажет абсолютно все, пусть только его больше не трогают. Дознаватель сочувственно кивнул и сел на стул рядом с пленником, выжидательно на него глядя. Силантьев, всхлипывая и стеная, сообщил, что вице-премьер Борис Харитонов давно уже работает в связке с ним и что с того самого момента, как президент Волков решил, что с Западом возможны только равноправные отношения, без всякого угодничанья и подхалимства, Харитонов сразу поставил себя в оппозицию. Нет, Борис Илларионович был слишком умен, чтобы примыкать к разнообразным блокам, которые все равно ничего не могли, кроме как устраивать идиотские митинги, неизменно заканчивавшиеся разбродом, а то и разгромом. Он воздерживался от громких замечаний относительно политики президента, высказывая только сдержанную критику, причем достаточно конструктивную. И Волков к нему прислушивался как к одному из лучших своих советников. Харитонов понимал, что сильную систему можно разрушить только изнутри, став ее частью. И он стал. Он так встроился в эту самую систему, что превратился в неразличимый призрак. У этого положения были плюсы, но и минусы. Плюс — то, что тебя никто не видит и не слышит. Минус — невозможность в таком положении принимать по-настоящему значимые решения. Хотя, саботировать некоторые шаги президента и правительства вице-премьер все-таки мог. Получалось, что виноват именно президент, а не кто-то еще. То есть совершенно непонятно, какого черта человек, допускающий такие ошибки, стоит во главе государства… После каждого акта саботажа у Харитонова появлялась пара негласных сторонников. Нет, он никому из них не говорил, что как-то там собирается влиять на президента и страну. Он вообще не любил болтать лишнего. Он просто знал, что те люди, которые сейчас недовольны, позже поддержат уже не Алексея Дмитриевича Волкова, а Бориса Илларионовича Харитонова, который повел себя гораздо мудрее и дальновиднее. Но время шло слишком быстро. И однажды стало понятно, что Волков все-таки находится существенно впереди. Его действия, его реформы делали жизнь в стране если не лучше, то уж точно стабильнее. И с каждым месяцем россиянин вспоминал, каково это — быть гражданином по-настоящему великой страны, а не сырьевого придатка Запада. Харитонов понимал, что его взгляды стремительно теряют популярность, а значит, придется нарушить свой же принцип поменьше быть на виду и сделать так, чтобы в Кремле случились радикальные перестановки. Конечно, идея физического устранения Волкова пришла в голову отнюдь не сразу. В первую очередь потому, что это было непросто психологически. Как бы ни говорилось, что политики — это исключительно циничные и беспринципные люди, все равно на поверку оказывалось, что есть и у них психологические барьеры, через которые невозможно перешагнуть. Во-вторых, надо было найти исполнителя, который согласился бы на это преступление. Тот, кто соглашается на ликвидацию главы любого значимого государства, уже и сам не жилец на свете. Проще ведь устранить его самого, объявив о громком раскрытии дела, чем выплачивать ему миллионы долларов. И потом, киллер, который один раз успешно устранил президента, — это человек, который потенциально может свой подвиг повторить. И может статься, что это именно в твою голову прилетит его пуля, когда найдется некто с толстым кошельком и отсутствием принципов. Харитонов думал над этим очень долго. И в результате нашел Ярослава Грачева по прозвищу Синус. У этого типа было достаточно богатое прошлое. Настолько богатое, что вице-премьер точно знал: никакой это не Грачев и не Ярослав. Наверняка документы были подготовлены этим типом очень давно, чтобы в один прекрасный момент его новая личность могла появиться на горизонте, не вызвав ни у кого подозрений. После того как Синус был «запущен», Харитонов сразу же стал искать способ его «слить». Очень уж хотелось ему, чтобы убийца президента был эффектно уничтожен прямо на месте преступления. Не пойман, а именно уничтожен, потому что с мертвого нет никакого спроса, а значит и поиск того, кто направил руку ликвидатора, станет намного трудней. Но оказалось, что исполнитель принял меры предосторожности не только от тех, кто потенциально мог бы на него охотиться, но и от нанимателя тоже. Во всяком случае, Борис Илларионович до сих пор толком не представлял, когда именно бабахнут те шестьсот кило гексогена, которые он прикупил для Синуса. Все это Артур рассказал сбивающимся от боли, визгливым голосом, а потом повторил уже спокойным тоном по настоятельной просьбе, а фактически — по приказу Мантуша. Естественно, все это фиксировалось на видео и отдельно — на аудио. Наверное, это и для суда было бы вполне весомой уликой, не говоря уже про Службу безопасности. — Ладно, передохни немного, — сказал Мантуш, покровительственно похлопывая Силантьева по плечу, и вышел из комнаты, оставив Артура приходить в себя. Суховей встретил дознавателя улыбкой во все тридцать два белоснежных зуба (чертова уйма денег, даже вспоминать страшно). — Ну, братишка, тебе, как обычно, благодарность с занесением в личное дело. Что бы я делал без такого спеца, как ты?