— Да не преувеличивай ты. Если бы не было меня, нашел бы кого-то другого. Но в целом, если для тебя это важно, сообщаю: похвала мне приятна всегда. Ну, я надеюсь, больше ему никакого силового воздействия не понадобится. А то бедняга совсем уже расклеился. Того и гляди, еще и плакать начнет. — Только не говори, что твои подопечные никогда раньше у тебя на допросах не плакали? — спросил Эдуард, ставя беседу записываться на флешку. — Плакали, и неоднократно, — ответил Мантуш, — что совершенно не отменяет того, что мне их по-прежнему немного жаль, когда начинают плакать. Даже мужиков, не говоря уж про женщин. К сожалению, как бы ни хотелось этого избежать, но иногда в разработку Службы безопасности попадались и женщины. И порой приходилось использовать силовые методы допроса. Или, называя вещи своими именами, пытать несчастных. Сказать, что это было непросто, — значит, не сказать вообще ничего. Тот же Виктор, не испытывающий почти никаких эмоций при выдавливании правды из персонажа одного с собой пола, несколько часов ходил как в воду опущенный после допроса женщины. Более того, он еще и напивался в дрова после этого. Хорошо, что женщины были очень редкими гостьями комнаты для дознаний. — Сейчас возьму санкцию президента на арест Харитонова — и поедем. Спасибо тебе за работу, капитан, — Суховей протянул Мантушу руку. Тот ответил на пожатие, но вслух сказал так: — Я понимаю, что все профессии важны, но иногда очень хочется поменять свою текущую на что-нибудь непыльное. — Не уходи, ты нам нужен, — искренне сказал Суховей. Виктор усмехнулся. — Пока что не уйду. Я еще в норме. Но когда-нибудь придется завязывать. Например, вдруг мне это начнет нравиться. Или, наоборот, чрезмерно будет колбасить после процедуры. Ну все, я пошел домой. — Удачи, — ответил Суховей, положил в карман флешку и отправился к себе в кабинет, чтобы поговорить с президентом. Волков не спал. Происходившее в Москве слишком сильно его беспокоило. Чтобы не было лишней тревоги, он отправил супругу в резиденцию в Сочи. Там она могла спокойно переждать надвигающийся кризис. В том, что во всем разберутся, Алексей Дмитриевич не сомневался ни на минуту. Отдел Веденеева, и в частности Клим Неверов, — это были люди, которые не напрасно ели свой хлеб. Президент был одет совершенно неофициально — в светлые джинсы и тонкий серый свитер. Он выглядел довольно усталым — как-никак, ему еще надо было успокаивать Москву, которую как-то вдруг начали активно подогревать разного рода «независимые» средства массовой информации. По-настоящему независимые средства массовой информации сохраняли нейтрально-положительную позицию по отношению к происходящему. Они честно говорили, что правительство, конечно, могло бы избежать происшедшего, но раз уж случилась эта ужасная волна отравлений, то что толку кричать? Надо действовать, надо спасать людей и изымать из продажи все то, что успело туда попасть. И правительство прекрасно со своей задачей справляется! Как обычно в такой ситуации, слышно лучше было именно тех, кто бросался дерьмом. И президенту надо было с этим как-то бороться цивилизованными методами, хотя в отношении некоторых особо ретивых щелкоперов так и хотелось применить какие-нибудь не джентльменские методики. — Ну, рассказывайте, что вы там накопали, — сказал Волков. — Накопали, да еще как. Мы надавили на Силантьева, и он рассказал очень интересную вещь. Оказывается, подкоп под вас идет от Харитонова. — От Бориса?! — искренне удивился президент. — Господи, а этому-то я чем не угодил?! Вроде вполне нормально с ним работали, без проблем. И тут, оказывается, вот какая штука… — Алексей Дмитриевич, вы же прекрасно понимаете, что человек, который влез в большую политику, иногда напрочь лишается такой бесполезной штуки, как совесть. Говорят, что у него вместо совести отрастает третья рудиментарная нога, но тут я, по чести сказать, не ответчик, потому что в штаны к ним не лажу. Президент рассмеялся. Суховей вставил в компьютер флешку и передал файл с записью допроса Артура. — В общем, Алексей Дмитриевич, нужна ваша санкция. Чай, не какого-то пионера идем брать, а самого вице-премьера. — Хорошо, я даю вам санкцию, — кивнул Волков. — Или вам нужно в письменном виде? — Честно говоря, не помешало бы. Президент кивнул, и вскоре из щели факса в кабинете Эдуарда вылезла бумага, в соответствии с которой подполковник Суховей наделялся полномочиями для ареста Харитонова Бориса Илларионовича. А в случае оказания сопротивления упомянутый Суховей имеет полное право применять любые силовые методы. Бумага была закреплена специальным личным штампом Волкова, который был только у него и вполне заменял подпись, когда Алексей Дмитриевич отсутствовал на месте выдачи документа, как сейчас. — Желаю удачи! — сказал Волков. Суховей поблагодарил и отправился в резиденцию вице-премьера — роскошную трехуровневую квартиру в элитном жилом комплексе в десяти минутах езды от Кремля. В это самое время Борис Илларионович Харитонов, грузный мужчина очень импозантного вида, устало смотрел на экран маленького стильного ноутбука — своего традиционного «домашнего» рабочего инструмента. Там был открыт почтовый клиент, и в его рабочем окне вице-премьер читал свой приговор. Письмо пришло только что, и, когда Харитонов его прочитал, он понял, что проиграл при любом раскладе. Служба безопасности проявила профессионализм, расколола Силантьева, и теперь уже, наверное, за ним выехали. Борис Илларионович задумался. Что его ждет теперь? Известно что — лишение должности, шумный судебный процесс, чтобы другим неповадно было, а потом долгие годы тюрьмы. И пусть это будет не такая тюрьма, в какой сидят сотни тысяч простых арестантов в России, но все равно. Хотел ли Харитонов такой судьбы для себя? Конечно нет. И тем более он не хотел, чтобы его испорченная репутация потащила за собой жену и детей. Они ни при чем — никогда у Бориса Илларионовича даже мысли не возникало поделиться со своими родственниками своими тайными замыслами. Такое чувство, что он предвидел, что рано или поздно все кончится очень плохо. Впрочем, если подумать: а разве не предвидел? Ну или не просчитывал хотя бы иногда, как это будет, если его замыслы провалятся… И вот какая штука: если он будет жив, то станет обузой для семьи, хоть и будет сидеть в тюрьме. Его детей будут знать как детей предателя и заговорщика, его жену назовут женой убийцы президента. И можно не сомневаться, что бульварные, да и серьезные, журналисты перемоют им кости по сто раз. И годы спустя им обязательно будут вспоминать то, что произошло. Он не хотел, чтобы семья страдала за его проступок. Кроме того, он знал, что Волков не мстителен. Президент может уничтожить лично его, но семью не тронет даже пальцем. Черт подери, тут он благороден… Харитонов перечитал письмо еще раз. Ну что же, тянуть время нет никакого смысла. Он встал из-за стола, вышел в спальню. Жена спала, натянув одеяло до самого подбородка. Она была значительно моложе Бориса Илларионовича и не так давно призналась, что выходила за него исключительно по расчету, как ей казалось. А в результате — привязалась к нему, полюбила и стала самой замечательной женщиной на свете. Борис Илларионович поцеловал супругу. Она что-то пробормотала во сне. Вице-премьер грустно улыбнулся. Ну что же, он запомнит ее в одной из самых прекрасных ипостасей, потому что, спящая, она похожа на ангела. Он зашел в спальню к сыну. Десятилетний пацан спал, раскидавшись во сне. Отец тихонько поцеловал его в лоб. Тот не отреагировал. Вытерев выступившую слезу, Харитонов отправился обратно в кабинет. Открыл почту, выбрал опцию «Написать письмо». Дочь от первого брака сейчас училась в Великобритании, так что попрощаться с ней можно было только таким вот способом. Харитонов написал, что любит ее и гордится тем, что она у него есть. Вздохнул — это письмо могут и не оценить. Девушка со свойственным подросткам жаром начала отстаивать свою независимость. Ссорились они чуть ли не каждый день, иногда в шутку, а иногда очень даже всерьез. Отправив письмо, он прикрыл крышку ноутбука и еще раз посмотрел на часы. Судя по всему, они будут здесь в течение буквально двадцати минут. То есть, кажется, ему пора. Сдерживая дрожь в коленях, Харитонов подошел к сейфу, набрал код и вытащил изнутри маленький блестящий пистолет «беретта». Оружие было законным, хотя какие могут возникнуть проблемы с легализацией ствола у самого вице-премьера? Прихватив из бара бутылку виски и квадратный стакан, Борис Илларионович вернулся за стол. Налил на три пальца, выпил долгим вкусным глотком, так, чтобы алкоголь прокатывался по языку и бархатистым пламенем обжигал горло. По своим меркам он выпил многовато — доктор запретил Харитонову пить больше чем сто граммов в день. Но сейчас это, собственно говоря, не имело уже никакого значения. Сняв пистолет с предохранителя, Борис Илларионович передернул затвор, поудобнее перехватил оружие в руке, плотно приложил дуло к правому виску, вздохнул и мягко, как на занятиях, спустил курок. Грохнул выстрел, лицо вице-премьера перекосила странная гримаса, вызванная небольшим смещением костей черепа. Из-за левого уха жирно брызнуло красным с белыми ошметками. С тихим стуком пистолет упал на ковровое покрытие, а потом тело Бориса Илларионовича ничком легло на стол. По полированной древесине потекла струйка крови. Звукоизоляция кабинета была хорошей, так что выстрел никого не разбудил. Наталья Харитонова проснулась только тогда, когда в прихожей прозвучал громкий дверной звонок. Наталья ошарашенно глянула на часы, гадая, кого могло принести в такое время. И еще больше она удивилась тому, что сам муж не открывает. Она подождала, пока прозвучал еще один звонок — еще более продолжительный и настойчивый. И поскольку так никто и не среагировал, женщина вздохнула, поднялась с постели, накинула халат и пошла открывать. На площадке стояли четверо в штатском. Наталья привычным взглядом отметила, что трое из них здесь исключительно в качестве силовой поддержки. А главный — вот этот очень обыкновенный мужчина в тонких золоченых очках. — Здравствуйте. А вам кого? — спросила Наталья настороженно. Мужчина в очках предъявил удостоверение сотрудника Службы безопасности президента. — Подполковник Суховей, — представился мужчина. — Борис Илларионович дома? — Конечно, должен быть дома в такое-то время, — ответила женщина. — А что, собственно, произошло? — Боюсь, что ему придется проехать с нами. — Что значит, «проехать с вами»? — Наталья немедленно встала на защиту семейного гнезда. — По какому такому случаю? И почему этот случай не может подождать до утра? Или у нас возвращается мода на тридцать седьмой год? Подполковник невозмутимо покачал головой. — Дело не терпит отлагательств. Именно поэтому мы приехали в такое позднее время. Извините, госпожа Харитонова, но мы вынуждены просить вас позвать Бориса Илларионовича немедленно. Иначе мы применим силу. Наталья почувствовала, что у нее слабеют ноги. Она прекрасно понимала, что на самом деле нет никакого смысла в сопротивлении — эти люди все равно зайдут и заберут Бориса неизвестно куда. Но что произошло? Черт подери, она имеет право знать или нет? — Скажите, что случилось, и проходите, — сказала она твердо. — Иначе я буду вынуждена вызвать адвоката… Эдуард Суховей вздохнул и терпеливо объяснил: — Простите, госпожа Харитонова, но адвокат будет позже. В настоящее время у меня есть четкая директива: доставить вашего мужа в Службу безопасности для допроса. Обстоятельства дела разглашению пока не подлежат — вы все узнаете тогда, когда это будет положено. Ничего личного. Это просто работа. — Вы всегда так говорите! — прошептала Наталья. Заметив нетерпение в глазах Суховея, она пропустила оперативников в квартиру. — Наверное, Борис в кабинете, — сказала она и пошла впереди. Эдуард и трое его помощников шли следом. Женщина остановилась перед дверью кабинета, постучала и громко спросила: — Боря, здесь пришли какие-то люди из Службы безопасности, они требуют, чтобы ты с ними поехал… Боря, ты там? Не дождавшись ответа, она толкнула дверь, сделала шаг внутрь — и застыла, как столб. Из кабинета пахнуло порохом и сырым мясом. Наталья пронзительно закричала. Суховей оттолкнул ее и бросился внутрь. — Твою мать! — в сердцах выругался он, увидев, что произошло. Однако моментально взял себя в руки и скомандовал: — Женщине помогите, вызовите «скорую»… Черт, ну и кто же у нас такой языкатый? Ну, черт подери! В том, что Харитонова предупредили, не было ни малейшего сомнения. И вот такой способ скрыться от правосудия нашел преступник! Ну что же, в некотором роде это даже романтично. Но для следствия — хуже некуда. Потому что теперь ниточка к Синусу была утеряна безвозвратно. Суховей сокрушался, не зная, что вице-премьер точно так же не имел ни малейшего представления о том, где находится и что делает его наемник. * * * Получить адрес всех троих водопроводчиков оказалось нетрудно. Клим приехал в «Мосводоканал», предъявил удостоверение и потребовал, чтобы сказали, кто работал на устранении неполадок в Главном архивном управлении и как найти этих людей. Ему немедленно выдали все адреса. Все-таки силен в русском человеке страх перед сотрудниками разного рода спецслужб! Впрочем, наверное, это не только в русском, хотя стереотип говорит, что именно так и обстоят дела. Вернувшись в машину, Клим задумался, кто из троих может быть более подходящим вариантом. Самое интересное, что равновероятны все три кандидата. Если дать простому человеку нормальную сумму денег, то это же мелочь — стащить какую-то несчастную папку с бумагами. С точки зрения большинства этих работяг, вообще нет ни малейшего смысла хранить все эти документы. Подумаешь, что-то происходило много лет назад, так что тут дивного? В мире событий превеликое множество, так на кой черт надо на каждое из них тратить бумагу, чтобы потом хранить ее? Глупости сплошные. Неверов решил, что начнет по порядку. Посмотрел по адресам, и оказалось, что сейчас удобнее всего заехать к Хамиду Назарову. Удобно-то оно удобно, вот только жил Хамид в изрядной дыре. Неверов ехал почти тридцать минут, пока добрался до этого района — стандартного набора блочных и кирпичных девятиэтажек, выглядевших особенно уродливо в свете желтых уличных фонарей. Неверов остановил автомобиль около подъезда. На скамейке сидели трое подростков нерусской внешности. Железная дверь в подъезд была распахнута и подперта кирпичом, чтобы не закрывалась. Даже с улицы Клим ощутил, как изнутри воняет мочой. Он пошел внутрь — подростки проводили его пристальными взглядами. Хамид жил на третьем этаже. Неверов посветил себе мобильником, чтобы найти кнопку звонка, и надавил на нее. Громкое дребезжание раздалось внутри квартиры. Майор прислушался, но никакого движения не проявилось. Он позвонил снова, подумав заодно, что, возможно, это была не самая лучшая идея — приехать сюда в одиночку. Внутри квартиры явно зашевелились. Клим расстегнул куртку, чтобы можно было легко выхватить пистолет.