— Ты, может, расскажешь, что у тебя такое особенное произошло, что тебя так плющит? — спросил Клим. — Не только у меня, — развел руками Эдуард и театральным голосом промолвил: — Сегодня Российская Федерация понесла тяжелую утрату. Скончался славный сын России, вице-премьер Харитонов Борис Илларионович. У Неверова отвисла от удивления челюсть. — То есть как это «скончался»? — спросил он. — Что за новости? Ты же уезжал его брать. — Вот и взял, только не слишком свежим, — огрызнулся Суховей, а потом добавил: — У вас «крот» в отделе. — Откуда знаешь? — спросил Неверов, насторожившись. Обычно Суховей в подобных случаях не ошибался, но вот так запросто поверить в то, что среди такой замечательной команды, какой являлись «спринтеры», есть засланный казачок из враждебного лагеря, тоже не получалось. — Климушка, ты только припомни: тебе дядька Эдик когда-нибудь фуфло толкал? — Не припомню такого, — подыграл Неверов. Суховей кивнул и достал из портфеля маленький ноутбук. Такого аппарата Клим у подполковника не помнил, но техникой оперативники и агенты обрастали стремительно, так что могло быть всякое. — Это ноутбук покойного Харитонова, — пояснил Суховей. — Изъят мною, можно сказать, из лужи крови и мозгов на его рабочем столе. Вот что я нашел при первом же взгляде на монитор! — заявил Эдуард и развернул машинку к Неверову. Майор увидел письмо, пробежал его глазами — и присвистнул. — Вот такая х…ня, малятки! — заявил Суховей. — Кто-то так спешил предупредить своего босса, что ко всем чертям растерял осторожность и отправил письмо прямо с почтового ящика вашего отдела. Наверное, рассчитывал, что Борис Илларионович потрудится уничтожить улику. А он, зараза такая, вместо улики уничтожил себя! — Оля, проверь, пожалуйста, с какого компьютера ушло это письмо, — попросил майор Неверов. Крамник серьезно кивнула и вышла из кабинета. Суховей налил себе воды, выпил, с хрустом раздавил стаканчик и сказал: — Что самое обидное, я опоздал минут на десять. Ну, может, на двадцать. Он еще совсем теплым был, в кабинете даже дым еще не осел. Блин, при всем при том, что эта гадина была нашим главным противником, хочу сказать, что поступил он молодцом. Волков теперь его жену и детей пальцем не тронет. Более того, за ними и квартирка элитная останется, и пенсион им назначат. — А он точно был верхним звеном пищевой цепочки? — спросил Неверов. — Может, кто-то еще над ним есть? — Если и есть, мы теперь это долго не узнаем… — махнул рукой Суховей. — Народ, а может, у вас немножко выпить есть? А то мне, если честно, хочется переодеться в спортивный костюм, напялить кепку, набить карманы семечками — и поискать, кому набить морду. Злой, как черт. — Ладно, не переживай. Найдем мы тебе чуть-чуть, — усмехнулся Марголин и вышел. Суховей успел проглотить пятьдесят граммов коньяка, принесенного Гизмо, когда возвратилась Ольга. — Письмо было отправлено с компьютера в техническом отделе. В это время там находился всего один человек. — Только не говори мне, что это Гвоздев! — в притворном ужасе схватился за сердце Клим. — Нет, не он, к нашему счастью. Это был Роман Эйхман. Я проверила компьютер, но он не оплошал — зачистил все как надо. Если бы Харитонов догадался грохнуть письмо, которое пришло к нему, то мы бы сейчас думали: кто это оказался таким джентльменом, что обеспечил Наталью Харитонову светлым будущим? — Ольга, ты циничней меня! — надулся Суховей. — И всегда такой была, — гордо ответила Крамник. Неверов еще раз посмотрел на письмо. Знать, что в отделе есть предатель, было чрезвычайно неприятно. — Эдик, хочешь, я тебе отдам его в качестве человека, которому можно набить морду? — спросил Клим. — Нет, не хочу. Я об говно руки марать не привык, — вздохнул Суховей. — Пошли-ка лучше Веденееву наябедничаем, что тут у вас творится. Или сначала сокола ясного поймаем? — Не, давай сначала к Веденееву. Про охоту на ведьм в рамках отдела лучше рассказать сначала ему, — честно предупредил Марголин. Как и все оперативные работники Отдела быстрого реагирования, полковник Веденеев дневал и ночевал на рабочем месте. Хотя в целом работы у него было значительно меньше, чем у подчиненных. Но таким уж был руководитель: он не мог бросить своих подчиненных во время трудной и ответственной работы. «Спринтерам» то и дело требовались разнообразные санкции начальства, надо было от кого-то прикрыть спину или, напротив, надавить на иного типа так, чтобы тот поддался. Тут полковнику не было равных, и отнюдь не потому, что он в отделе являлся старшим по званию. Веденеев умел уговаривать, как никто другой. Сейчас командир подразделения занимался тем, что делал разминку. Не отвлекаясь от занятия, он спросил: — Ну, что надо? Или просто поглазеть приперлись? — Никак нет, Анатолий Леонидович, — ответил Суховей. — Дело очень серьезное. Я вот ребятам уже сказал про него, чем вызвал нешуточное огорчение. Короче, у вас в отделе «крот», и мы знаем, кто это. Веденеев даже прекратил делать наклоны. — Шутить изволишь, подполковник? — проскрипел он. — Так точно, Анатолий Леонидович! Приперся сюда исключительно затем, чтобы поиздеваться над вашей бесценной персоной. Короче, вот вам обойма последних новостей. Только вы бы, наверное, лучше присели, а то и упасть недолго от переизбытка впечатлений. Веденеев с каменным лицом выслушал весть о смерти главы заговора и сообщение о том, что Харитонова подвигло на убийство сообщение из отдела. И единственный человек, который мог его отправить, — Роман Эйхман из технического отдела. — Смерти моей хотите, — вздохнул Веденеев. — Я теперь разочарован в своей способности набирать людей… Ладно, я так понял, что вы пришли взять разрешение на его скальп? — Точнее и не скажешь, товарищ полковник, — усмехнулся Суховей. Веденеев надел пиджак, подошел к столу, нажал на кнопку селекторной связи и сказал: — Эйхмана из технического — срочно ко мне! Роман появился через минуту. Это был крепкий видный парень с густыми вьющимися черными волосами и неожиданно светлыми для брюнета глазами. — Звали, Анатолий Леонидович? — спросил он. — Еще как звал, — ответил недобрым голосом Веденеев. А дальше случилось неожиданное. Подойдя к Эйхману, Веденеев остановился прямо перед ним, пристально заглянул Роману в глаза — и вдруг резко и хлестко съездил тому в челюсть. Эйхман рухнул как подкошенный. Веденеев лизнул сбитую до крови костяшку и проскрипел презрительным тоном: — Забирайте этот мусор. И если он еще раз ко мне на глаза попадется — я за его шкуру не поручусь. Эйхман, держась за физиономию, промычал в ответ что-то нечленораздельное. Суховей и Неверов поставили его на ноги, стянули руки за спиной пластиковыми наручниками и передали бедолагу с рук на руки конвою. Даже помимо стремительно распухающей морды, Эйхман выглядел хуже некуда. Видимо, он уже успел понять, что теперь ему много чего предстоит пережить. * * * Как только Клим получил адрес антиквара, он немедленно выехал туда — не было ни малейшего желания выжидать. Слишком уж много всего произошло за текущую ночь, и у Неверова оставалось ощущение, что это еще не конец. Антиквар жил в обыкновенном кирпичном девятиэтажном доме в Жулебино. Райончик, конечно, не ахти, но, по всей видимости, гражданин Шпильман хотел соблюдать некоторую конспирацию. Вряд ли только по старой памяти — скорее всего, было тут у него серьезное логово, в котором он что-то прятал, что-то хранил просто для души, логово, в котором, наконец, он мог чувствовать себя спокойно. Клим не утруждал себя возней с домофоном — просто воткнул универсальный чип и вошел в подъезд. В отличие от дома, где жил Хамид, здесь было очень опрятно, а если чем и пахло, так только штукатуркой и еще характерным «подъездным» запахом, ингредиенты которого очень трудно разобрать, но каждый, кто был в чистом городском подъезде, очень хорошо представляет, о чем идет речь. Оказавшись у двери, Неверов отдал команду двум оперативникам внизу. Они направили на окна квартиры антиквара специальные микрофоны и послушали. Судя по всему, Шпильман был дома один — во всяком случае, в качестве шумового фона прекрасно выступал громкий и насыщенный храп. Клим позвонил. Подождал немного и снова нажал на кнопку. Звонок у Роберта Геннадьевича был мелодичный, но, честно говоря, в половине пятого утра даже самые райские мелодии приобретают эмоциональную насыщенность специального орудия раздражения. — Храпеть перестал, — тихо прошептал наушник в ухе Клима. Но до тех пор пока антиквар наконец решился-таки подойти к глазку, прошло еще добрых пять минут. Клим терпеливо давил на кнопку. Ему уже самому хотелось разломать к свиньям собачьим этот звонок. — Кто вы? Какого черта вам надо? — раздался голос антиквара, очень четкий и достаточно громкий. По всей видимости, под обшивкой двери скрывался динамик. — Майор Неверов, Федеральная служба безопасности. Откройте дверь! — Слушайте, уважаемый, я уж не знаю, в какой такой Федеральной службе вы работаете, но мой совет: валите-ка вы отсюда, пока еще можете передвигаться на двух опорах. — Роберт Геннадьевич, вы хотите, чтобы через полчаса вашу дверь ломали спецназовцы, или все-таки откроете своими руками? Некоторое время Шпильман молчал. Потом сказал раздраженным тоном: — На двери глазок — это камера. Покажите мне ваше удостоверение. Только так, чтобы я его как следует видел! Уж простите, но это профессиональное. Иначе, боюсь, вам и вправду придется заходить со спецназом. Клим поднес удостоверение к камере. Объектив тихонько пощелкал, потом в замке провернулся ключ, дверь отодвинулась на длину цепочки, и уже живой голос Роберта Геннадьевича изнутри спросил: — Уважаемый, ничего личного, но какого черта вам не спится? Может, таблеток надо? У меня есть немножко фенобарбитала, могу поделиться. — Не паясничайте, Роберт Геннадьевич. Неужели у вас нет идей, почему это меня к вам принесло прямо посреди ночи? — Простите, я, может быть, вас изрядно разочарую, но идеи у меня действительно нет ни малейшей. Я вообще спросонья очень туго соображаю. — Планы собора Василия Блаженного, — сказал Неверов, — вот что меня интересует. Те самые чертежи, которые вы купили у Хамида Назарова. — Умереть — не встать! — пробурчал антиквар. — Вот уж никогда не подумал бы, что из-за каких-то чертежей ко мне примчатся посреди ночи. Дверь закрылась перед носом у Клима, чтобы тут же открыться снова. — Заходите, раз уж пришли, — сказал антиквар.