Умный бросил взгляд на мужчину, доедавшего шаверму. Сценка разыгралась у того на глазах, Умному повезло. Если забыть о том, что с сегодняшнего дня он остался совсем один… Выбирая в каталоге косметические правки, Умный научился различать приятные и отталкивающие черты. Стоило воспользоваться тем, что общество благоволило красивым людям. В глазах большинства они вызывали неосознанное доверие и симпатию. Но человека с шавермой это явно не волновало. Он был уродлив. Угловат, как самый примитивный кибер для строительных работ, c выбитым на лбу штрихкодом. Похоже, когда-то ему всерьёз разбили лицо, потому что сейчас оно на две трети состояло из плохо подогнанных, обтянутых дешёвой синтетической кожей пластин. В расстёгнутом вороте олимпийки поблескивала цепочка. Набрав необходимый объём калорий, Умный сложил оставшуюся еду в пакет и ушёл. Скоро уродливый мужчина допьёт свой чай и отправится по изученному маршруту в тату-салон. Следовало опередить его примерно на пять минут. На выходе из торгового центра Умный бросил взгляд на отражение в витрине: пустой рукав заправлен в карман, поломанная дужка очков посажена на клей. Подобранные на помойке брюки лоснятся на коленях и висят мешком. Хорошо. Быстрым шагом он добрался до магазина, торгующего канистровым алкоголем. В любое время дня и ночи на его крыльце толклись покупатели, не видевшие нужды далеко уходить, и прибившиеся к ним забулдыги. Из переполненной урны вываливались одноразовые стаканчики и разорванная упаковка от вяленых червей. Асфальт плотным ковром усеивали раздавленные хитиновые скорлупки, харчки, пустые тэ-капсулы. Воздух казался липким от перегара. Умный выбрал компанию помоложе. Согласно статистике, незрелые люди более склонны проявлять немотивированную агрессию. С его появлением оживлённый разговор затих. – Тебе чего? – удивился крупный парень со следами недавней драки на лице. – Есть закурить? – Умный не понимал смысла этой человеческой привычки. Но, если верить криминальным статьям, с подобной фразы начиналось немало конфликтов. – Ну держи. Под нос Умному сунули открытую пачку. Он растерялся, глядя на два ряда блестящих одноразовых капсул. Мужчина со штрих-кодом в любую минуту мог показаться из-за угла. – Не ссы, малец. На-ка для храбрости. Рядом с пачкой возник пластиковый стакан, окутанный резким неприятным запахом. Умный ударил по нему так, что прозрачная жидкость выплеснулась наружу, намочив крупному грудь. В следующую секунду Умного повалили на землю. Так быстро, что он едва успел отшвырнуть очки и прикрыть руками лицо. Череп и прочие кости выдержат нагрузку, а вот свежую пластику стоило поберечь. Град ударов обрушился на тело. По нейронам наперегонки понеслись нервные импульсы, но Умный приказал мозгу не отвечать. – А ну отвалили от пацана! Умный позволил себе улыбнуться. К ним приближался слишком громкий для обычного человека топот – судя по собранным данным, в уродливом мужчине накопилось столько аугментаций, что вес его достигал ста сорока килограмм. Послышался щелчок. Умный раздвинул пальцы и бросил осторожный взгляд наверх. Один из мучителей достал складной нож, но крупный парень тут же схватил его за запястье. – Окстись, это Дамир! – Ходу! – добавил кто-то, и к громыханию Дамира добавился стук десятка подошв. Умный подниматься не спешил. Он лежал и слушал недоступный человеческому уху шорох работающих механизмов. Тяжёлые шаги затихли. «Ж-ж-ж-ш-ш-х» – пропели искусственные суставы, поднимая его за шиворот наверх. – Ты как? – Нормально. –Умный оглянулся, присел на корточки и поднял с земли уцелевшие очки. Рядом валялся пакет с едой, из которого высыпалась раздавленная картошка. В луже кетчупа отпечаталась чья-то подошва. Умный поколебался, не зная, допустимо брать пакет или нет? Содержимое по-прежнему годилось в пищу, но у людей имелись свои, не всегда обоснованные правила на этот счёт. Пока он думал, мужчина прощупывал его внимательным взглядом. – Это ты на фуд-корте за другими доедал? – Ну я, – буркнул Умный, имитируя смущение и вызов одновременно. – Родители есть? – Есть, – Умный дёрнул одним плечом. – Понятно. Печален мой жребий, удел мой жесток! Ничьей не ласкаем рукою, от детства я рос одинок, сиротою: в путь жизни пошёл одинок2. Меня зовут Дамир. – А меня… Олег. – Работать хочешь, Олег? – Хочу. – Тогда иди за мной. Умный поплёлся следом, приотстав на несколько шагов. Он знал, куда направлялся: в тату-салон «Алхимия скорби», одну из самых известных точек подпольной аугментации Санкт-Петербурга. За три месяца, проведённых в городе, он успел изучить нелегальный рынок. Именно в заведение Дамира стекались все новые разработки в области кибернетики, робототехники и имплантации. Как и слухи о том, что творилось в корпорациях вроде «РобоТеха» за закрытыми дверьми. А ещё в «Алхимию» захаживала хозяйка Забавного… Это был самый уязвимый момент. Хозяйке не откажешь в наблюдательности, она узнает его даже со спины. Точно также как он безошибочно вычислил Верную, выходившую из парадной старинного дома со статуями на крыше. Но это риск, на который придётся пойти, чтобы оставаться в курсе дел «РобоТеха». «Алхимия» располагалась на первом уровне пятидесятиэтажного небоскрёба. Разъехались стеклянные двери, открыв доступ в главный зал. Умный не забыл открыть рот и приподнять брови. Как-то так отреагировал бы подросток из неблагополучной семьи на дубовые панели, люстру в стиле ар-деко и подиум с роялем. Здесь тоже пахло алкоголем, но совсем не тем, что предлагали выпить возле магазина. Клиентов в обеденное время набралось немного. Умный знал, что основной наплыв ожидался вечером, после семи-восьми. Среди бородатых мужчин и ярко накрашенных женщин выделялась особая посетительница – девушка или даже девочка в инвалидном кресле. Из-под накинутого на колени пледа выглядывали ножки-спички, профиль скрывали обстриженные до подбородка чёрные волосы. Мастер поддел накладку на её шейном позвонке и потянулся к полке с инструментом. Умный бросил на странную пару заинтересованный взгляд – в «Алхимию» девочку таскала хозяйка Забавного. А значит, в инвалидном кресле сидел многообещающий источник данных. – Значит, смотри, – Дамир остановился напротив открытого стеллажа. – Будешь протирать полки каждый день. Нормально протирать, не филонить. Потом рояль. Света покажет, где брать тряпки и прочее. Девушка с красными косичками дружелюбно помахала рукой. Умный неуверенно кивнул в ответ. – Также будешь выполнять мелкие поручения, принеси-подай. Понял? Последовал новый кивок. – Тогда приступай. В мире слов разнообразных, что блестят, горят и жгут, золотых, стальных, алмазных, нет священней слова: «труд»!3 И Умный приступил. Он старался хорошо себя проявить. Не опаздывал, делал всё, что ему поручали, не ленился поднимать каждую безделушку, чтобы пройтись под ней фланелевой тряпкой. Ему нравилось поддерживать порядок на стеллаже. В отличии от экспериментов на базе, эта задача каждый раз приводила к ясному положительному результату. Сделать чисто там, где было грязно. Отсрочить наступление хаоса и распада. Через неделю девочка в кресле заговорила с ним первой. Теперь она носила на голове круглый шлем, казавшийся неподъёмным для хрупкой шеи. – А разве не существует какого-нибудь робота-уборщика, который сделает это быстрее? «Ты не поверишь…» – мысленно усмехнулся Умный. – Ты слышала про парадокс Моравека? – Нет. – Согласно ему не так уж сложно создать машину, способную на высококогнитивные процессы. Ну там, чтобы она математические формулы считала или управляла фондовым рынком. Делала вещи, на которые способен не всякий взрослый. При этом низкоуровневые сенсомоторные операции требуют невероятных ресурсов и трудозатрат. Ещё двадцать лет назад любой четырёхлетний ребёнок двигался, говорил, распознавал речь и визуальные объекты в сто раз лучше самого совершенного робота. Сейчас этот порог преодолён. Но робот, который сможет сделать вот так, – Умный поднял стеклянный подсвечник замысловатой формы и протёр от пыли впадины и завитки, – по-прежнему стоит, как новая Тесла. А мне платят за выход десять рублей. – Забавно. Я думала, однажды роботы избавят нас от тяжёлого труда и всяких неприятных работ. Они будут ямы копать, а мы – картины рисовать и думать о высоком. Но, если ты прав, всё будет наоборот. – Никто не в курсе, как оно будет, – очень серьёзно ответил Умный. – Ты много знаешь всякого такого, да? – Девочка нажатием кнопки привела кресло в движение и поехала за Умным, перебравшимся на подиум к роялю. – Я люблю читать. – Он положил ладонь на чёрный лакированный бок. Ему нравилось чувствовать, каким гладким и приятным на ощупь тот был. – А почему ты не сделаешь себе руку? Умный дёрнул здоровым плечом. Не объяснять же, что протез надо присоединять к костям, сухожилиям, нервным окончаниям. И тогда любой специалист, даже из тех, что работали в «Алхимии», начнёт задавать неудобные вопросы. Но девочка расценила молчание по-своему. – Понимаю, это дорого. Если бы не Марина, я бы так и лежала в кровати и даже ничего не видела. А теперь смогу ходить. Совсем скоро, осталось несколько операций. Это ненастоящая кожа. Хочешь потрогать? Девочка протянула руку. Умный осторожно провёл пальцами по запястью. Он трогал хозяев и помнил, что человеческая кожа должна быть тёплой и шероховатой из-за пор и крошечных волосков. Но рука девочки была скользкой и упругой, словно резина, только пахла по-другому. – Кто такая Марина? – спросил Умный, зная ответ. – Она мой друг. – Расскажешь о ней? Конец октября 2042 г. Санкт-Петербург. Верная рассматривала своё отражение в зеркале. Больше всего ей нравилось лицо, какое на прощание подарил Хозяин. Теперь на укороченном носу нарастили горбинку. Расширили подбородок, а рот, напротив, сделали меньше и сочней. Глазам сменили форму и цвет. Разве что волосы остались прежними, длинными и густыми. Не то, чтобы она скучала по прошлому лицу, нет… Ведь оно принадлежала не ей, а давно умершей женщине. Но всё-таки каждый раз замирала, проходя мимо зеркала или витрины. В остальном, Верную мало заботила внешность. То, что составляло её суть, было не подвластно механикам и пластическим хирургам, работавшим с синтетической кожей. Внешность – это что-то мимолётное, наносное, имевшее не больше значения, чем туфли или костюм. Она навсегда останется такой, какой её создал Хозяин. Искусным воплощением его тоски и нерастраченной любви. На смене лица настоял он, когда после катастрофы Верную доставили в город. Он сказал, что Хозяин будет искать Верную, чтобы убить. Что её достанут везде, куда бы она ни сбежала. Но мир не должен лишиться чуда, а потому он спрячет её у себя. Самый надёжный тайник – у всех на виду. Но Верная не чувствовала себя в безопасности. Особенно сейчас, когда он запретил покидать дом. Ей оставалось целыми днями сидеть в спальне, смотреть в зеркало и расчёсывать волосы. Он по-прежнему любил её и обсуждал с ней каждый свой шаг. Но верность не делится пополам, и что тогда станет с его любовью? К окну подлетел дрон, завис на высоте человеческого роста, демонстрируя прикреплённый к основанию футляр. Верная приняла посылку. От него. В последние дни он осыпал её подарками, пытаясь загладить недавнюю резкость. Верная откинула крышку – внутри, на подушке из атласа, лежал крошечный флакончик духов. Наверняка очень дорогих, созданных по индивидуальному заказу. Пахнущих чистотой и свежестью, других он не дарил. Верная провела кончиком пальца по гладкому прохладному атласу, по острым граням флакона, по золотой гравировке. И захлопнула футляр с хищным щелчком. *** Глеб Пёстельбергер добрёл до окна, отодвинул штору и распахнул обе створки. Навалился на подоконник, высунулся наружу, разглядывая предрассветный пейзаж. Дом был старым, без системы центрального кондиционирования, и окна в нём открывались на любом этаже. Главный подозреваемый в деле об убийстве ссутулился, пригнул голову к груди и упёрся подбородком в кисти рук. Влажную после душа кожу холодил ветер с запахом прибитой к асфальту пыли. На густо-синем небе, в разрывах между облаков, проглядывали дрожащие огоньки. Один из них двигался. Наверное, это летел самолёт. Куда-нибудь в жаркие страны, где все ходят в сланцах и на каждом углу продаётся сок из сахарного тростника, смешанного с ледяной крошкой. Издалека наплывал привычный, успокаивающий шум многомиллионного города: проносились по шоссе потоки транспорта, гудела круглосуточная стройка на пустыре, вибрировал сабвуфер в припаркованном у подъезда автомобиле, лаяла дворняжка… В окне напротив погас свет. Истинной целью аферы являлось убийство Марины Фархатовой. Он просто попал под замес. Почему именно он? Может, его выбрали случайно, ткнув курсором в список мелких детективных агентств. А может, сочли идеальным кандидатом, прослышав о вечной нехватке денег и сомнительной репутации. Глеб выпивал на работе, спал с клиентками и не вылезал из долгов. Чем не профиль будущего шантажиста? Или права была бывшая жена, и он просто притягивал неприятности… Ладно. Можно просидеть остаток ночи, устремив опечаленный взор к небесам, но толку от этого не прибавлялось. Угрюмо хмыкнув, Пёстельбергер закрыл окно, вернулся в комнату и набрал Бориса. Приятель был полуночником и как раз под утро допивал чай, успевший покрыться маслянистой пленкой, и тащился в спальню. Пока шёл вызов, Глеб достал сигареты из брошенных на табурет штанов, приспособил под пепельницу какую-то плошку и поудобней устроился на диване. Вырубил свет, выпустил струйку вонючего дыма. Боря ответил после четвёртой затяжки: большую часть экрана заняло осунувшееся лицо с припухшими синеватыми подглазьями. – Чего надо? – Приятель с трудом подавил зевок и потёр веки костяшками пальцев. – Шоколада, – уныло сострил Глеб, делая очередную затяжку. – Новости не смотрел?