– Да ну их в жопу, вечно одно расстройство. – Второй зевок сдержать не удалось, и некоторое время Глебу пришлось любоваться разинутым ртом с языком, пробитым стальной бусиной пирсинга. – И не говори… Дым медленно поднимался к потолку, закручивался спиралью, превращался в клубок туманных нитей и растворялся. Диванная подушка оказалась жёсткой и слишком маленькой, шея быстро затекла. Свободную руку Глеб подложил под голову, босые ступни пристроил на дальнем подлокотнике. – Так чего ты хотел? Я спать собираюсь, мне через четыре часа на работу вставать. Глеб вкратце обрисовал положение дел. Лицо приятеля становилось всё более хмурым, пока не сравнялось в этой категории с его собственным. – И куда ты теперь? – Куда я теперь… Я теперь, Боря, на лёгком катере… – Глеб вдавил окурок в дно плошки. – …к едрене матери. Нужна твоя помощь. Пробей по своему ведомству семью Фархатовых: какими активами владеют, что покупают, где размещён капитал, кто в списке наследников. Уклонение от налогов, какие-то странные переводы, подозрительная благотворительность – пригодится любая информация. Всё, что нароешь. Борис с тоской покосился в сторону спальни, но кивнул. Потянулся отрубить связь, но в последний момент остановился и тихо сказал: – А что если… Я скажу, что ушёл не сразу и подслушал тот разговор… Подтвержу твою версию? Пёстельбергер растянул рот в кривой ухмылке и ткнул пальцем в экран, подчёркивая важность своих слов: – Даже не вздумай. Это всё проверяется на раз-два. Упекут за дачу заведомо ложных показаний. Борис кивнул и попрощался. Глеб выключил смартфон: больше звонить было некому. Никто не ждал его возвращения домой, не метался по квартире, заламывая руки, не прислушивался к шагам на лестничной клетке. Он завёл будильник на час дня и лег спать. *** Будильник пришлось переставлять целых два раза, и всё равно невыспавшийся Глеб ощущал себя разбитым, нездоровым и не по возрасту дряхлым. Ближе к трём ему удалось собраться с силами и сползти с дивана. Мышцы по всему телу ныли, ноги еле разгибались в коленях. Прав был малолетний бунтарь Эдик, надо бы записаться в спортзал, хоть штангу какую потягать. Пёстельбергер добрёл до зеркала в ванной. На скуле синел кровоподтёк, нижнее веко распухло, наехав на серо-голубой глаз с красными точками лопнувших сосудов. У виска протянулась ссадина, подбородок покрывала щетина. Эх, поспешили господа полицейские с рассылкой фото… Вот теперь его портрет прекрасно подходил для рубрики «Криминальная хроника: смотрите на чужое горе и радуйтесь, что это случилось не с вами». Ни бритвенного станка, ни зубной щётки, ни даже расчёски в ванной не нашлось, так что весь марафет пришлось ограничить полосканием рта и приглаживанием волос пятернёй. Пока на сковороде разогревалась консервированная греча с тушёнкой, Глеб сидел за кухонным столом и перелистывал новостные порталы. Везде было одно и то же. За ночь журналисты подсуетились и накатали подробную биографию погибшей. С каждой страницы читателям улыбалась симпатичная, слегка асимметричная мордашка. Редакторы предпочитали брать старые снимки, до пирсинга и грубых татуировок, где сходство Марины Фархатовой со знаменитым отцом выглядело наиболее очевидным. Господи, какой он всё-таки идиот… Ну как он её не узнал? Куда подевалась хвалёная память на лица? Впрочем, девушка сильно переменилась. И дело было не в татуировке, а в чём-то другом… Взгляд покрылся корочкой льда, мягкие черты словно обтесали резцом, исчезла неизменная на ранних фотографиях улыбка. Глеб выключил плиту, наложил полную тарелку каши и принялся жевать, проматывая длинную статью. Марина Фархатова прожила всего тридцать лет, но успела многое сделать. Общность двух поколений Фархатовых внешностью не ограничивалась. Дочь визионера с детства увлекалась киберами и больше всего любила бывать на заводах отца. Никто не удивился, когда после школы девушка выбрала профессию инженера-мехатроника. Закончив СПбГУ с красным дипломом, получила стартовую должность в «РобоТехе», чтобы, поднимаясь по карьерной лестнице, изучить работу всего предприятия. Многие аналитики прочили талантливую Марину в преемницы Фархатова. По крайней мере, последним крупным проектом, производством строительных роботов для Марса, негласно руководила именно она. Сам господин Фархатов от общения с прессой уклонялся. Блогеры, состроив скорбную физиономию, наперебой обращались к публике и коллегам, призывая уважать скорбь несчастного отца. Но было ясно, что только надёжное укрытие спасало владельца «РобоТеха» от варварской осады с камерами и микрофонами. Завибрировал смартфон, уведомляя о сообщении. Глеб взмахом руки переключил экран. Пришло письмо от Айчилан. Помощнице удалось выяснить не только имя администратора, но и график его работы (сегодня был выходной), адрес прописки (какой-то зачуханный посёлок), а также последнее место жительства (жуткие трущобы на самом краю Петербурга, откуда сбежало всё нормальное население, побросав неликвидные квадратные метры). Администратор оставался единственной доступной зацепкой. Только он мог подтвердить, что детектив пришел в «Вастум» не по собственной инициативе. Придётся приложить немало сил, чтобы заставить его дать показания… Но выбирать не приходилось. Весь день Глеб слонялся по квартире с прилипшей к губам обмусоленной зубочисткой, думал, просматривал съёмку с места преступления, шерстил интернет и думал ещё. В этот раз его интересовало всё, что касалось «РобоТеха» и причастного к делу семейства. Информации набралось много, слишком много. Так он узнал, что Канья, в девичестве носившая фамилию Тханом, действительно родилась и выросла в бедной тайской семье. Отец до старости проработал на стройке, мать стирала, готовила и убирала, мечтая о лучшей доле для детей. Глеб вспомнил, как в начале знакомства Канья назвала себя неприхотливой. Стало быть, не врала и не кокетничала, говорила, как есть. Всё до последней копейки родители вкладывали в образование старшей дочери, заставив её выучить русский язык. И не прогадали, о чём свидетельствовал снимок с какого-то глянцевого портала, где Канья обнимала двух сморщенных черноглазых стариков. Сиропный тон статьи раздражал. Глеб встречал подобных Золушек в жизни. Благодарных покладистых мышек, готовых заглядывать спасителю в рот, среди них не водилось. В таких условиях пробивались только хищные зверьки, готовые рвать зубами любого, кто покусится на свежеприобретенное положение и богатство. Глеб разогнул онемевшую спину и прошёлся по комнате, до хруста в суставах разминая руки и ноги. Покурил, глядя в окно на одноцветный пейзаж. Днём город казался тенью своей истинной ипостаси. Свинцовое небо висело над крышами, лица прохожих переполняло безразличие или вялая, застарелая злость. Мусор, холод, поблекшие краски… Но придёт спасительная ночь, зажгутся фонари и светодиодная подсветка, вспыхнут вывески, прожектора, рекламные голограммы. Закопошится городская нечисть, и по оголённым нервам Петербурга побегут волны дрожи, одна за другой. Закончив перерыв, Глеб вернулся за монитор. Имелись и другие новости, поскучней. Отменился торжественный банкет, завершавший международную конференцию веб-разработчиков. Организаторы мероприятия выразили соболезнования по поводу прискорбной утраты. Поползли слухи о том, что убийство дочери сказалось на здоровье владельца «РобоТеха», и акции компании немедленно просели на три пункта. Пресс-секретарь выступил с решительным опровержением, после чего стоимость бумаг упала ещё на полтора процента. Глеб принялся отматывать временную шкалу, всё глубже зарываясь в архив. За столько лет существования корпорации новостей набралось хоть лопатой греби. Один из заводов «РобоТеха», расположенный на территории Вьетнама, уличили в использовании детского труда. Арестовали работника, пытавшегося пересечь границу с Эстонией по поддельным документам. Судя по фото, большого поклонника команды «Зенит». Скандалы и обвинения в сексуальных домогательствах. Мелкие склоки в совете директоров. Увольнения с хлопаньем дверьми. Трагедия над Балтикой. Ну-ка, ну-ка… Три с лишним года назад компания лишилась команды ведущих робототехников, отправившихся на конференцию в Данию. Самолет упал в Балтийское море, из двадцати пяти пассажиров и шести членов экипажа не выжил никто. Глеб внимательно изучил видео, где судно эмчеэсовцев вспарывало мелкие ребристые волны, спеша к обломку крыла с тремя полосками вдоль искорёженной кромки. Рядом маячило ярко-оранжевое пятно спасательного жилета. Причиной крушения стала техническая неисправность. «РобоТех» выплатил семьям погибших огромную компенсацию. Детектив и сам не понимал, почему заинтересовался статьёй. Трагедии такого масштаба случались редко, но они случались. Год назад в авиакатастрофе разбилась сборная Швеции по хоккею, а до этого – известная певица, чьё имя Глеб сразу забыл, с полным штатом музыкантов и персональным фитнес-тренером. И всё-таки между катастрофой и убийством в «Вастуме» могла быть связь. Три года назад погибло двадцать пять робототехников. А вчера была убита их руководительница, сама инженер-мехатроник. Дед бил штат специалистов, не добил. Баба била, не добила. Кибер пришёл, хвостиком махнул… От многочисленных фактов вскипала голова. К вечеру Глебу начало казаться, что ему по силам водить экскурсию по музею «РобоТех. От основания до наших дней», заодно подрабатывая в фирменном бутике имплантов. Вероятно, теперь это была единственная карьера, на какую стоило рассчитывать… Данные о Марине Фархатовой требовалось оживить. Образ в голове никак не складывался, разрозненные черты не желали стыковаться друг с другом. Марина была богата и хорошо образована – и ходила в «Вастум». Марина была привлекательна – и жила одна. О её личной жизни молчали даже самые жадные до сплетен блогеры. При том, что пай-девочкой, зацикленной на карьере, она не выглядела. Хорошо бы расспросить знакомых и друзей, но кто же захочет с ним говорить? Сдадут в полицию сразу после «Здрасьте». До коллег тем более не добраться, у «РобоТеха» служба безопасности покруче ДРБ. Чтобы освежить голову, Глеб постоял под холодным душем. Полотенце в шкафу так и не обнаружилось, пришлось опять ходить голышом. Детектив взял с плиты сковороду с остатками гречи и вернулся в комнату, на ходу орудуя вилкой. – Какой роскошный мужчина! Напомни, почему от тебя ушла жена? Крупа попала не в то горло. Глеб закашлялся, схватился за шею и завертел головой, пытаясь понять, где пряталась говорившая с ним женщина. В углу комнаты повисла голограмма Вики Фурмановой, его приятельницы со службы. Из-за фамилии и непростого характера за Викой закрепилось прозвище Фура. Это на её родственницу была оформлена квартира, ставшая убежищем для детектива. Пёстельбергер запоздало опустил сковороду, прикрывая пах. – Глебушка, золотой мой, чего я там не видела? – Как ты узнала, что я здесь? – Детектив бочком добрался до дивана и принялся натягивать штаны одной рукой. – Ну а где тебе ещё быть? Ночью сработал замок на двери. Днём из дома выходить опасно. Понятно, что до темноты ты никуда не денешься. Я сто лет назад установила на этот адрес выделенный канал, не переживай. «Всё верно, – подумал Глеб. – Вот поэтому Фура дослужилась до майора, а ты застрял в рядовых операх». – Меня подставили. Ты мне веришь? – Верю, Глебушка. – Сочные губы Фуры, подкрашенные ярко-красной помадой, сложились в улыбку. На щеках обозначились ямочки. – Ты бы не стал шантажировать девушку записью секса. Это на тебя не похоже. – Спасибо, – вполне искренне ответил Глеб. – Ты бы сам с ней переспал. А потом долго-долго мотал бы ей нервы. Звонил пьяный посреди ночи и ныл, что любовь – лишь жалкая попытка побороть скуку и ненадолго забыть, что все мы заперты в одном огромном скоростном поезде, мчащемся на кладбище. «Действительно, это больше на меня похоже» – подумал детектив. Но вслух спросил: – Дело забрали в ДРБ? – Сразу же. Наш отдел и близко не подпустили. Но кое-какие слухи дошли. Если соберёшься искать свидетелей из «Вастума», иди прямо сейчас. Их уже допросили и отправили по домам под подписку. К обеду тараканы забьются по щелям. – Сам знаю. А кто будет проверять мою якобы переписку? Есть какие-нибудь результаты по экспертизе? – Если и есть, нам не доложили. – Дашь адрес Марины Фархатовой? – Зачем? Что ты думаешь там найти? – Голограмма Фуры сложила руки на высокой, жёстко очерченной груди. По чёрному корпусу из графена побежали полоски света, похожие на тонкие ручейки лавы. Глеб задумчиво поскрёб щетину. – Не знаю. Вдруг между нами есть какая-то связь? Или нет. Не знаю, – хмуро повторил детектив. – Хорошо, дам. Кто же тебе не даст, сладенький? Как с тобой связаться? – Пришли сообщение на этот адрес. Потом я сам тебя найду. Фура отключилась. В комнате сразу стало пусто и темно. Детектив упал на продавленный диван и откинул голову на спинку. Не найдя на потолке никаких подсказок, Глеб переставил позабытую во время разговора сковороду к себе на колени и продолжил поздний ужин. Жаль, что он никогда не видел… ну… не видел Викиного настоящего лица. Трагедия, изменившая жизнь майора, случилась задолго до их знакомства, она не любила о ней вспоминать. В одной из командировок на Ближний Восток группа Фуры попала в окружение, выжила только она. Выжила… Каким-то чудом уцелел подбородок. Щёки, скулы и рот, чувственный и живой. Но глаза, нос, уши, черепная коробка, обе руки и правая нога от стопы до бедра теперь состояли из жёсткого каркаса и подключённых к мозгам нейросетей. Фура не жаловалась и не терпела сочувственных взглядов. Она не носила парик, не приклеивала синтетическую кожу и не пыталась спрятать свое отличие от других. Напротив, матовый корпус её тела из металл-графенового композита покрывал вызывающего вида декор, похожий на светящийся кровоток. В углу комнаты вспыхнул зелёный конверт. Пёстельбергер открыл короткое сообщение, состоящее из адреса Марина Фархатовой. Надо же, Царское Село. Или СИЛО, как его называли в определенных кругах. Аббревиатура расшифровывалась как софт, импланты, лут, обновления. Этот район Петербурга славился многочисленными точками подпольной аугментации. Именно сюда стягивались недоучившиеся студенты профильных ВУЗов, уволенные по статье доктора, любители экзотики, торговцы контрабандными запчастями и прочая шушера. Место считалось опасным из-за зашкаливающей концентрации психов. Людей, готовых добровольно лечь под нож, и так сложно назвать адекватными. А уж после того, как в их мозгах покопаются местные умельцы… Зачем специалистке из «РобоТеха» селиться в Царском Селе? Вряд ли Марина из-под полы сбывала краденый софт. Это как если бы владелец банка по ночам снимал пошитый на заказ итальянский пиджак, натягивал кепку восьмиклинку и отправлялся гоп-стопить случайный народ. Захотелось острых ощущений? Непонятно. За окном окончательно стемнело. Пёстельбергер натянул краденую кофту-худи и пристроил за поясом пистолет. Перед выходом на всякий случай набрал Бориса, не особо надеясь на результат. Если бы друг узнал что-то полезное, сам бы сообщил. Долгое молчание означало только одно: в бухгалтерии корпорации царил полный порядок. Так и есть. В ответ на немой вопрос красноглазый от недосыпа Борис помотал головой. Качнулись на впалой груди наушники с большими амбушюрами, где наверняка играл излюбленный приятелем трип-хоп. Не переставая печатать одной рукой, Борис отхлебнул кофе и предложил: – Ты говорил, тебя в номер провёл какой-то тип? Узнай его имя. Если он устроен в «Вастуме» официально, попробую пробить данные через пенсионный фонд. Глеб усмехнулся. Слова «Вастум» и «пенсионный фонд» слабо сочетались друг с другом. Выходит, чудиле в зелёной шубе полагался социальный пакет. А ему, честному налогоплательщику, приходилось прятаться на чужой хате и жрать из сковороды. – Не надо, Айчилан уже выяснила, собираюсь в гости. Я свяжусь с тобой позже. И… спасибо. Я знаю, ты рискуешь. Пёстельбергер отсоединился прежде, чем приятель успел открыть рот. Выключил смартфон и положил его обратно в тайник. Оставаться без связи было неудобно, но он и так рисковал, сделав столько звонков. Детектив бросил последний взгляд на полупустую квартиру, активировал хайд-хэд и покинул укрытие. Фура всё правильно просчитала: с наступлением ночи шансы быть опознанным существенно понижались. Городской сумрак превращал лица людей в расплывчатые овалы. Да и фото Глеба крутили только в утренних новостях, так что к вечеру его среднестатистические черты (русые волосы, серо-голубые глаза, прямой нос, открытый лоб) исчезли из памяти большинства зрителей. Сунув руки в просторный карман-кенгурятник, детектив направился к станции монорельса с большой голубой «М». По обеим сторонам переулка, стиснутого многоэтажками, толклась гогочущая молодежь. Редкие фонари выхватывали из темноты фрагменты исписанных стен, бутылочные осколки, ржавые остовы брошенных автомобилей. Прохожие, в таких же, как у Глеба, капюшонах или натянутых на глаза кепках, не смотрели по сторонам и не вызывали желания поболтать. Пройдя половину квартала, Пёстельбергер услышал крик из темноты. – Не надо! Пожалуйста! – Девушка взвизгнула, но тут же сбилась на сдавленный вой. Несколько прохожих оглянулись, ни один не сбавил шаг. Глеб тоже собирался пройти мимо, но крик повторился, и теперь в нём слышался неподдельный ужас. Проклиная себя за слабость, Глеб выдернул из-за пояса «Грача» и бросился на звуки борьбы. Будто ему мало своих неприятностей, надо попутно собрать чужие!