Первая девица передвинулась к окну и выставила перед собой смартфон, готовясь ответить на звонок. Вторая направила на неё экран планшета, поелозила, выбирая нужный угол, и нажала на кнопку. Из экрана вылетел поток лучей, окутав голову девицы полупрозрачной маской. Несколько секунд маска примеривалась к лицу, а затем наложилась, превратившись во второй слой макияжа. Черты остались прежними, но переносица стала уже, глаза больше, лишний подбородок исчез. Теперь в электричке сидел невозможной красоты эльф с нежным румянцем. – Ну чё? – Грубый голос эльфа разрушил магию. – Стабильно. Башкой не крути. Подруга последовала совету и за весь разговор умудрилась ни разу не пошевелиться, двигая одними губами. Даже смеялась, дёргая плечами, а не головой. И только перед прощанием допустила промах – резко повернулась, среагировав на вошедшего в вагон продавца. – Портативный уничтожитель сорняков «АгроБой»! Работает на простых аккумуляторах, десять часов без подзарядки. Содержит в оперативной памяти три тысячи сорняков, от крапивы и одуванчиков до ползучего пырея! Продавец присел на корточки и выпустил в проход маленького шестиногого паука. Тот принялся растерянно топтаться на месте, щелкая тисками-манипуляторами. Эльф поплыл – щека наехала на глаз, а губы растянулись, словно два дождевых червя. Бывший ухажёр выпалил: «Мама дорогая!» и отключился. – М-да… – скупо прокомментировала инцидент подруга, убирая планшет обратно в сумку. – Нужен нормальный проектор, с поддержкой движения. У меня сестра такой в спальне повесила, хахаль полгода ничего не замечал. Правда, он только на ночь приезжал… «Везде кидалово» – подумал Глеб и принялся пробираться вместе с толпой пассажиров к выходу из вагона. За окном разматывалась серая лента перрона, вырастал из сумрака старый вокзал. Царское СИЛО встретило гостя карканьем ворон и шквалистым ветром, раскачивающим безлистые ветви деревьев. Это был один из немногих районов Петербурга, не считая центра, где росло что-то живое. Когда бывшая жена ещё носила громоздкую фамилию Пёстельбергер, они вдвоём любили приезжать сюда в мае, чтобы погулять по парку и полюбоваться на цветущую сирень. Днём, разумеется. Ночью в Александровском парке преобладали другие пейзажи. Ветер хлестнул по телу, выбивая из-под кофты остатки тепла. Пёстельбергер съёжился, поплотней обхватив себя руками. Оделся он явно не по погоде. Но пальто осталось в «Вастуме», а покупать что-то взамен было рискованно. Да и денег оставалось в обрез. Дом Марины Фархатовой стоял на пересечении двух улиц, Магазейной и Леонтьевской. Кажется, раньше здесь находился музей. Вычурный особняк с шестигранной башней выглядел покинутым, ни одно окно не светилось. И всё же Глеб решил какое-то время за ним понаблюдать, а заодно прикинуть, каким образом пробраться внутрь. Здание являлось частью культурного наследия, даже дочь Фархатова не могла превратить его в крепость, наплевав на исторический фасад. По крайней мере деревянную дверь, ведущую на цокольный этаж, явно не меняли. Через дорогу работало круглосуточное бистро. Внутри играла восточная музыка, из открытых дверей за версту несло шавермой. Возле крыльца толкались голуби, с сердитым курлыканьем воюя за крошки от лаваша. В этом бистро Глеб и забазировался, выбрав место с хорошим обзором. Посетителей было немного – в углу сидел одинокий старик, рядом спорили над развёрнутой картой трое китайских туристов. Судя по их диковатом виду и отсутствию еды, они склонялись к тому, чтобы вызвать такси и свалить из СИЛО, пока не прилетело. Правильно делали. Похоже, им достался устаревший путеводитель, с лицейскими годами Александра Сергеевича и Камероновой галереей. Про ублюдков, ищущих, у кого отжать часы с кредиткой, чтобы обменять их на патч для выжженных мозгов, там ничего не говорилось. Живучий монстр, едва не прикончивший Глеба, наверняка откуда-то отсюда и приполз. Меню разнообразием не поражало. Имелось пять видов шавермы и картошка фри на гарнир. Из напитков – паршивый кофе, двойной паршивый кофе и паршивый кофе со сливками. За прилавком молодой парень с клочковатой бородой срезал мясо с вертела, вполголоса подпевая музыке из колонок. Ему помогала женщина в тёмном платке, она же принесла детективу заказ. Глеб отпил кофе из бумажного стаканчика, поморщился и поспешил зажевать его картошкой. Возле дверей кто-то ойкнул. Молоденькая девушка, не старше шестнадцати, поскользнулась на плитке и плюхнулась на попу. Складчатая юбка раскинулась веером и задралась, обнажив худые ноги в белых кружевных гольфах. В последний раз Пёстельбергер видел похожий наряд, когда первого сентября заезжал вместе с Борисом за его дочкой в школу. Глеб сидел ближе всех, а потому помог девушке подняться. – Вы не ушиблись? – Мне больно, но вы здесь не причём, – невпопад ответила та, цепляясь за протянутую руку. Голос звучал тихо и жалобно, как у голодного котёнка. Детектив потянул на себя холодную, почти ледяную ладонь. Сквозь сладкий запах духов пробивался алкогольный душок, что объясняло странный ответ и неуклюжесть. К тому же, полголовы девушки закрывали массивные горнолыжные очки, в которых ночью наверняка было ни черта не разобрать. Глеб огляделся в поисках оброненной сумочки или куртки, но ничего не нашёл. Незнакомка гуляла налегке, позабыв, как и он сам, что на дворе вообще-то конец октября. Пёстельбергер подвёл девушку к столику и помог присесть. – Принести что-нибудь? Может, кофе? Предлагать здешний кофе было жестоко. Но девушке надо согреться и прийти в себя, иначе её путешествие по СИЛу закончится очень грустно. – Да, будьте любезны. «Будьте любезны, – повторил про себя Глеб. – Подсадить её, что ли, к китайцам в такси? А то порежут с таким лексиконом на первом углу». Он заплатил за кофе, отнёс его странной посетительнице и вернулся на своё место. Посмотрел на дом Марины Фархатовой, где ничего не изменилось. Можно разбить ближайший фонарь, тогда вход под башней погрузится в темноту. Полицейские патрули в СИЛО не дежурят, по вызовам приезжает специальная группа ОМОНа, способная тягаться с очередным аугментированным психом. Замок на двери… Глеб заметил, что девушка смотрела в ту же сторону, что и он. Смотрела взволнованно, приоткрыв по-детски пухлогубый рот. Из-под очков выскользнула слеза, покатилась по щеке, зависла на подбородке. Да и очки были вовсе не очки. Скорее, открытый шлем дополненной реальности. В таких совсем недавно любила разгуливать молодёжь. До тех пор, пока компания балбесов, засмотревшихся на дракона, не сунулась на шоссе и не попала под грузовик. Балбесов похоронили, ношение шлемов на улице запретили. Бледные губы незнакомки беззвучно шевелились. Пальцы теребили манжет. Внезапно девушка вскочила, едва не опрокинув стул, и выбежала на улицу. В окно Глеб увидел, как она несётся через дорогу, неуклюже выбрасывая голенастые ноги. А вот и шанс попасть в дом… Вышло даже лучше, чем он предполагал: девушка попросту не закрыла за собой дверь. Глеб скользнул следом и прислушался. Незнакомка бродила по соседней комнате, рыдая в голос. Свет оставался выключенным, что детектива полностью устраивало. Где тут лестница? Пока подруга Марины Фархатовой предаётся скорби на первом этаже, можно по-тихому осмотреть второй. Почему подруга? Потому что у неё был ключ, и потому что по чужому человеку так не убиваются. А из родственников у Марины Фархатовой остался только отец. Но прежде, чем Глеб успел нашарить в темноте перила, раздался тонкий голосок: – Я вас слышу, идите сюда. Дьявол! Разговаривать с незнакомкой в его планы не входило. Это посторонние люди посмотрели на Глебов портрет в новостях, да и выкинули его из головы. У близких Марины Фархатовой лицо предполагаемого убийцы, поди, до сих стояло перед глазами. Чудо, что она не узнала его в бистро. – Идите сюда! – Голос стал настойчивым. – Я хочу кое-что спросить. Глеб покосился на входную дверь. Поговорить или убежать? Ладно, убежать всегда успеется. Может, он и не в лучшей форме, но пьяную девушку с ножками-прутиками точно опередит. Пробираясь через холл, Глеб запнулся о разбросанную обувь и громко чертыхнулся. – Зажгите свет, вы же так не видите. Странная фраза. А вы, получается, видите? Люстру в центре зала включать не пришлось, Глеб вовремя заметил торшер с плафоном из жёлтого стекла. Почему-то детектив ожидал, что жильё Марины Фархатовой должно походить на номер в «Вастуме». Но комната оказалась чистой и уютной. Стены выкрашены светлой краской, на полу сохранился старый паркет. Мебель явно набирали по антикварным лавкам. На овальном обеденном столе, отполированном до блеска, стояла ваза с букетом увядших орхидей. О странных увлечениях владелицы напоминала разве что картина на стене. Даже не картина, кусок загрунтованного холста в загогулистой раме, где маркером накарябали строки каких-то депрессивных стихов: Из отдушины меж домов всплывает дионисийское солнце – драгоценным камнем в мой огород (за мои фальстарты)… И я плыву по течению мыслей (а что ещё остаётся!), как в колыбели мира, в гробу плацкартном4. Глеб пересёк комнату и опустился в кресло с мягкими подушками. Девушка осталась стоять, пошатываясь и комкая пальцами подол юбки. Из-за громоздких очков голова её казалась слишком большой, словно шар одуванчика на стебельке шеи. – Ну вот он я. Спрашивайте, чего хотели. – Я не могла уснуть, зная, что больше никогда не увижу Марину. Пришла сюда. Плохо переношу одиночество. Вы ведь её друг? Вы тоже смотрели на её дом. – Не друг, но очень сожалею о её смерти, – выбрал наиболее честный ответ детектив. – Снимите, пожалуйста, капюшон. Поколебавшись, Глеб откинул на плечи чёрную ткань. – А вы симпатичный. Вы мне нравитесь. Только лицо у вас странное, не могу понять, в чём дело. Глеб внутренне напрягся. Сейчас как поймет… – Знаете, что это? – она дотронулась указательным пальцем до непроницаемого стекла очков. – Это мои глаза. Их сделала для меня Марина. «Так вот почему она меня не узнала! Видит через зрительные импланты, – сообразил Глеб. – Сработал хайд-хэд. На сколько хватит заряда? Чёрт, пока не снимешь, не узнаешь». – Когда я услышала, что Марина… – девушка сбилась, сглотнула и прикусила пухлую губу. Сделала вдох, продолжила, – …что Марина умерла, я приехала в СИЛО, зашла в первую попавшуюся мастерскую и велела убрать из моих глаз все цвета, оставить только чёрный и белый. Я погрузила мир в траур. Навсегда.