– Кем… кем велено? – хрипло выдавил Глеб, пытаясь сфокусироваться на лице дредастого. Изображение то становилось чётким, то снова распадалось, зарастая звенящим туманом. – Тебе, брат, эта информация уже не пригодится. – Ну что, погнали? – Погнали, – согласился дредастый. Замахнул стакан, крякнул, вытер руки о штаны и потянулся к пластмассовой воронке, лежавшей рядом с банкой. Глебу сжали пальцами нос, сунули в рот воронку и принялись вливать жидкость из банки, оказавшуюся смесью пива, водки и чего-то ещё. Чего-то специфического, взорвавшегося в голове отвратительным фейерверком. Глеб кашлял, захлёбывался, вырывался и глотал отраву, стекавшую потоком лавы на дно живота. Во время короткого перерыва его вырвало на колени и грудь. Воронку вернули на место, пытка продолжилась… Постепенно происходящее смешалось в мучительный калейдоскоп, и детектив вырубился во второй раз. *** Было холодно и мокро. Глеб лежал на боку, в неудобной позе, придавив телом онемевшую руку. Шёл сильный дождь, холодные капли ударялись о кожу, стекали в приоткрытый рот. В горле и на языке было гадостно. Глеб закашлялся и попытался сплюнуть, слюна потекла по подбородку. Темно, ничего не видно, только на горизонте – светящаяся полоса. Нет, отдельные яркие пятна. Дождь размочил корку засохшей крови, и Глеб с трудом разлепил заплывший правый глаз. Поверхность, на которой он лежал, была неровной и бугристой, как опрокинутый забор. Согнутое колено упиралась во что-то жёсткое, ледяное. Пахло ржавчиной и мазутом. Значит, сальный победил и его не выкинули из окна. Уже хорошо. Глеб попытался приподняться, но тело не слушалось. Всё, чего он добился – наклонил затёкшую до боли шею. Остальные мышцы словно исчезли, из всех ощущений уцелели только слабость, боль и тошнота. Поверхность под ним начала вибрировать, в шум дождя влился непонятный нарастающий звук. Из скопления сияющих пятен отделилось одно, самое яркое, и стало стремительно увеличиваться в размере, превращаясь в полыхающую звезду. Заторможенное сознание собрало фрагменты паззла: он лежал на рельсах, по которым нёсся поезд. Глеб попробовал перевалиться на живот и приподняться на локте, попытался хотя бы шевельнуть ногой, но смог только вывернуть голову и упереться подбородком в шпалу… Поезд был совсем близко, он уже различал ритм перестука колёсных пар. Наверное, стоило подумать о чём-то важном, вспомнить лица людей, любивших его при жизни. Но Глеб мог только втягивать влажный воздух и смотреть на свет фонаря, что становился ближе, ближе… Всё ярче: глаза затопило слепящей волной. Раздался гудок. Глеб зажмурился и задержал дыхание, готовясь почувствовать боль… Его рывком стащило с рельсов, перевернув на спину. Поезд прогрохотал мимо. – Дядя, ты чё творишь? Кончай себя гробить. Эй, алё! Ты меня слышишь? Глеб ошарашенно разинул рот. Над ним склонялся паренёк в намокшем шейном платке, с тоннелями в ушах. Эдик. Встревоженное лицо превратилось в шевелящийся клок тумана. Капли дождя замедлили падение, реальность поплыла и свернулась в кокон из тьмы. Глеб снова отключился. Глава 8 Ноябрь 2040 г. Полтора года спустя после авиакатастрофы. Санкт-Петербург. Раньше Шустрому казалось, что поиск информации подобен восхождению на гору. Ты поднимаешься с уступа на уступ, перед тобой открываются удивительные пейзажи, а на вершине искрится абсолютное понимание, в его фантазиях похожее на глыбу прозрачного льда. Однажды он прикоснётся к нему рукой, колкий холод проникнет под оболочку, и всё вокруг прояснится, как небо в морозный день. Но Шустрый брёл по бесконечному лабиринту. По многомерному пространству Эшера, нелепому, иссечённому гравюрными штрихами, замкнутому на самом себе. Облепленные грязью ноги увязали в рыхлой земле. За спиной волочился баул. Каждый день в него набивались новые камни. Шустрый давно перестал разбирать, драгоценными они были или пустыми, алмазами или речной галькой. Это были камни чужих мыслей, делавшие ношу всё тяжелей. Он полюбил заходить в сеть испытательной базы номер один. Тайны «РобоТеха» его не интересовали. Он подключался к пульту охраны и часами смотрел на монитор, с одинаковым интересом разглядывая лица сотрудников и ворс ковролина на полу. Знакомые места успокаивали. Шустрый раз за разом передвигался по цепочке камер, повторяя путь, по которому шестеро шли в учебный класс. Радовался, узнавая охранника на посту или находя свою парту на прежнем месте. Вот она, справа в первом ряду. Однажды он захотел заглянуть в спальный блок с койками-зарядниками, но помещение переоборудовали в спортзал. Тогда Шустрый обнял себя за плечи, подтянул колени к груди и просидел в такой позе почти сутки. Сегодня Шустрый путешествовал по уличной системе наблюдения, охватившей занесённый снегом полигон. Полноразмерный тренажёр корабля казался старым и никому не нужным обелиском, к подножью которого раз в год приносят венки. На горизонте чернела щётка леса. Убери её, и снежное поле незаметно растворится в таком же бесцветном небе. Внимание Шустрого привлекли два человеческих силуэта. Один высокий, в тёмном пальто, с непокрытой головой. Другой пониже, в пуховике с кислотным узором, издалека похожий на ядовитое насекомое, яркой окраской пугающее птиц. Шустрый узнал хозяев и поспешил переключиться на камеру поближе. Увеличив изображение, расстроился: зачем хозяйка сделала рисунок на подбородке, так сильно изменивший её лицо? Звук не записывался, но Шустрый читал по губам. – Этот спор начат не нами, и не нами будет завершён. Создание человеческой оболочки – ошибка. Я не дам её повторить. – Ты опять про вторую волну крепостного права? Скучно, пап. Придумай что-нибудь поновей, – хозяйка брела, нарочито подволакивая ноги. За Фархатовым оставалась ровная цепочка следов, за дочерью – глубокая неряшливая борозда. – Я не хуже тебя понимаю, почему мы выбрали этот путь. Решения, принятые антропоморфными киберами, будут оптимальными и для людей. Они проторят дорогу, подходящую для наших ног. К тому же, во время самой долгой миссии в истории космонавтики экипажу будет приятно видеть лица людей, а не машин. Психологический комфорт очень важен. – Если ты подводишь к «зловещей долине»5, так эффект преодолён, – хозяйка присела на корточки, собирая в пригоршню снег. Слепила шар и, как следует размахнувшись, метнула в корабль. Снежок прилип к обшивке набухшим волдырём. – Нет, я про другой эффект. Знаешь, что порождает сама конструкция человеческого тела? – Прямохождение? В ответе хозяйки звучала издёвка. – Психологию. Желания. Наше тело говорит нам, что хорошо и приятно, а что плохо и отвратительно, потому что порождает боль и дискомфорт. Мозг всего лишь придумывает способ, как сделать приятного больше, а неприятного – меньше. У Забавного были человеческие желания, порождённые телом, очень похожим на моё и твоё. И нечеловеческий разум, претворяющий эти желания в жизнь. Ты понимаешь, насколько это опасное сочетание? – Создание разумных машин неизбежно. Никто не в силах остановить прогресс. Ты отнимаешь единственный шанс их понять! В далёком будущем Забавный мог бы стать мостиком между нашими цивилизациями. Как договариваться с существом, с которым нет ничего общего? Где найти точки для соприкосновения? – Общего, говоришь… – хозяин поджал побелевшие от холода губы. – Общие интересы порождают конкуренцию. Войну за ресурсы. Или мы сами станем ресурсами. – Ты убил моих друзей. Ты убил Забавного. Я любила его как брата. – Вот не надо про брата… Шустрый отключился. Он больше не мог этого выносить. Он больше не желал ничего знать. Конец октября 2042 г. Санкт-Петербург. Пальцы Умного перемещались по виртуальной клавиатуре. С работой бортового программного обеспечения он разобрался, как и с начинкой от ЦУПа. Осталась система безопасности космодрома, и вот здесь он надолго застрял. Рассчитывал управиться за неделю, но пришлось потратить неожиданно много времени на режим сна. Оказывается, у него, как и у людей, усталость имела свойство накапливаться. Досадно. Умный легко проникал в чужой код, но ничего не мог поделать с собственными мозгами. А ведь до начала миссии оставалось всего ничего. В дверь позвонили. Он на цыпочках прокрался к выходу и заглянул в глазок. Выпуклая линза исказила и без того неприятное лицо с отвислыми щеками. На площадке стояла соседка с верхнего этажа, чьего имени он не знал. Умный приоткрыл железную дверь. – Добрый вечер. – Родители дома? – не поздоровавшись, спросила соседка. Ещё и приподнялась, пытаясь заглянуть в квартиру поверх его головы. – Нет, на работе, будут поздно. Что им передать? – Вечно их нет, бедный ты бедный. Как же ты справляешься? – притворно завздыхала тётка. – Ай-я-яй, одной рукой. А что с тобой случилось? – Если у вас нет сообщения для родителей, то всего доброго, мне надо заниматься. Соседка сунула ногу в щель, не давая захлопнуть дверь. – Передай, что в диспетчерской лежат бланки для голосования, выбираем нового председателя ТСЖ. Пусть зайдут. А ручку тебе поездом отрезало? Или с рождения нет? – Обязательно передам, до свидания, – Умный потянул на себя железную створку. Лицо соседки перекосило от боли, зато тапок втянулся обратно в подъезд. Умный щёлкнул замком, с удовольствием услышав: «Псих! Больной!». Вернулся к работе. Минут через десять за спиной послышались тихие шаги. Почти невесомые, совсем непохожие на грузное топанье тётки с верхнего этажа. – Здравствуй, Маленькая! Умный не удивился. Маленькая обладала необъяснимой способностью проникать в любые, даже самые охраняемые помещения. Хозяева не признавались, но для них этот талант оказался полной неожиданностью. В противном случае база не стояла бы на ушах всякий раз, когда Маленькой вздумается поиграть в прятки. На её примере он понял, что его личность тоже превосходила набор изначально заложенных свойств. – Привет. Как дела? Умный повернулся вместе с сиденьем вращающегося кресла. Маленькая стояла, сложив руки за спиной и покачиваясь с пятки на носок. Она всегда так делала, когда в чём-то провинилась. В этот раз промах был из разряда серьёзных: клетчатую куртку покрывала короста засохшей крови. Значит, у Тихого появился конкурент. Жаль. Умный видел Тихого совсем недавно, сразу после встречи с Забавным. Выглядел тот ужасно. Шею перекосило под странным углом, в глазах не осталось ничего осмысленного. Умный не хотел подобной судьбы для Маленькой, но это был её выбор. – Я пришла попрощаться. Я ухожу из города. – Куда? – Не знаю, – Маленькая пожала плечами и принялась ковырять линолеум носком туфельки. – Далеко. – Деньги нужны? Или… припасы? Она помотала головой. Кудряшки мотнулись из стороны в сторону, хлестнув по румяным щекам. – Ты нашла? – внезапно догадался Умный. Маленькая кивнула и уставилась в пол. – Мне будет тебя не хватать. Я бы с тобой поделилась, но у девочки был только один. Есть ещё, у какого-то Бэна! Ты найдёшь, ты ведь самый умный из нас. Улыбка Умного застыла на лице. Паучок… Это её кровь… – Мне будет тебя не хватать, – повторила Маленькая и бросила застенчивый взгляд из-под пушистой чёлки. – Напиши мне, когда устроишься. И выверни куртку другой стороной, привлекает внимание. Умный вернулся к работе. Дробно простучали по ламинату туфельки, клацнул замок на входной двери. Он сосредоточился на строках кода на мониторе. Надо закончить массив и идти на работу. *** – Отродье сатанинское… ты мне не сын… не сын! – где-то неподалеку надрывался хриплый женский голос. – Не смей отворачиваться! Кого опять притащил, а?.. Дружка своего, такого же урода? Взялся на мою… Хоспади прости… отродье этакое… За стеной прошаркали тяжело и неуклюже, загремели посудой. Глеб открыл глаза и поморщился: в затылке болезненно кольнуло. Во рту вместо языка распухла гнилая рыбина, губы обметало коркой, в голове царил туман. Где он? В последнем воспоминании слились оглушительный стук колёс и воздушная волна от промчавшегося мимо поезда. А ещё лицо Эдика, но на счёт последнего детектив не был уверен. Пёстельбергер осторожно, избегая резких движений, приподнял гудящую голову. Он лежал на кровати, под пледом, натянутым до подбородка. Кровать стояла в торце комнаты, сумрачной из-за задёрнутых штор. Стены от пола до потолка покрывали плакаты с музыкантами и фотографии уличных граффити. Несколько работ Глеб даже узнал – крысу с фотоаппаратом, обезьяну. Рядом с кроватью стоял захламлённый стол с виртуальным монитором, где застыл какой-то шутер от первого лица. Рядом валялись наушники, баллончики с краской, разобранный на части квадрокоптер и надкусанный бутерброд. Беспорядок перетекал на пол, где россыпь грязных носков соседствовала с потрёпанными комиксами и пакетами из-под чипсов. Между ними затесался учебник по программированию, заложенный в середине шкуркой апельсина. Дверь приоткрылась, в комнату вошел хмурый Эдик в шортах и растянутой футболке. – Очнулся? Как самочувствие?