Глеб вспомнил их первую встречу. Айчилан сидела в приёмной, сложив руки на коленях и изящно скрестив лодыжки. Перед ней собралась очередь из говорливых пенсионерок. Это была единственная категория граждан, польстившаяся на придуманную Борисом вакансию: «Перри Мейсон ищет свою Деллу Стрит». Приятель божился, что яркий заголовок отвлечёт внимание от зарплаты. Хорошо, что сестре Оталана Алабердиева не приходилось думать о деньгах. Айчилан… Наверное, сейчас она за него волновалась. Пусть и в своей особой, очень сдержанной манере. Глебу захотелось ей позвонить. Захотелось поговорить с человеком, убеждённом в его невиновности. Вряд ли номер помощницы поставили на прослушку, всё-таки родная сестра статс-секретаря. А Эдик будет не против, если гость чуть-чуть попользуется компьютером. Глеб открыл приложение и набрал по памяти десятизначный номер. Подумав, оставил видеосвязь односторонней – зачем светить чужой бардак? Вон, трусы Эдиковы валяются… Айчилан вновь ответила после первого же гудка. – Глеб Александрович? Звонок застал помощницу в спальне. Кажется, он впервые увидел её не в пиджаке и не в строгой деловой блузке, а в чём-то соблазнительном, из невесомом просвечивающей ткани. Пользуясь отгулом, девушка завтракала в постели. Полуденное солнце подсвечивало распущенные волосы и попавший в кадр букет белоснежных лилий. Рядом виднелся изящно сервированный столик: чайник, блюдца, тосты с ломтиками фруктов. Айчилан поправила упавшую на лицо прядь. Опустив приветствие, Глеб неожиданно для себя спросил: – От кого букет? – От брата. Он часто дарит мне белые лилии. Говорит, это мои цветы. Не знаю, почему. Как вы? – Хорошо, – Глеб улыбнулся, зная, что Айчилан этого не увидит. Вот и славно: к улыбке прилагался заплывший глаз и разбитая губа. – А ты какие цветы любишь? Между полукруглых бровей пролегла морщинка – верный признак раздумий. – Шиповник. – Шиповник? – со смешком переспросил Глеб. – Он цветёт с весны и до поздней осени. Я вчера видела куст. Он был… – Айчилан сосредоточенно подбирала слова, будто пыталась объяснить что-то важное. – Он был весь мокрый, и листья почти облетели. Но на нем распустился последний цветок. С прозрачными от холода лепестками. Это очень красиво. Этот куст напомнил мне вас. Своей стойкостью и нежеланием смириться с тем, что наступила осень. – Ух ты… – только и выдал детектив, не придумав ответа получше. – Послушайте… И дайте мне договорить. Я рассказала обо всём брату. Я ему и раньше о вас рассказывала, у нас нет друг от друга тайн. Вы не сердитесь? – Нет, не сержусь, – ответил Глеб, постаравшись убрать из голоса раздражение. Неприятно узнавать, что о тебе постоянно рассказывают третьему человеку, пусть и родному брату. Интересно, что? А мой шеф опять полночи бухал, весь офис провонял перегаром? А статс-секретарю из министерства науки очень надо такое слушать? – Оталан знаком с начальником следственного департамента, – продолжила помощница. – Вчера они о вас говорили. Глеб Александрович… На ваш счёт все решено. Дело числится открытым, но по факту следствие вот-вот прекратится. – И что мне прикажешь делать с этой информацией? – Уезжайте. Оталан поможет вам переправиться через границу, у него есть связи. Документы… – Айчилан замялась и продолжила на полтона тише – …и деньги не проблема. Десять лет назад, услышав подобное предложение, детектив бы презрительно расхохотался. Пять лет назад – вежливо попрощался и отключил связь. А теперь призадумался… Деловая репутация и без того дышала на ладан, скорбящей семьи в наличии не имелось. Да, вчера он клялся, что не отступит и доведёт дело до конца. Но вчера его пытались убить только два раза, а сегодня – уже три. Вселенная явно на что-то намекала. И всё-таки он сказал: – Я благодарен вам обоим. Но я не могу уехать и оставить тебя без работы. – Простите? – Айчилан склонила голову на бок. Помощница являлась кладезем достоинств, но чувство юмора никогда не входило в их число. – До свидания, Айчилан. – Подождите! Связь оборвалась. С кухни внезапно донеслось: «Лю-у-убо, братцы, лю-у-убо…». Глеб скривился. Издевательство какое-то… Любо, братцы, очень любо знать, что придётся или спасаться бегством, или загреметь на нары на двадцать лет… – …выгнали казáки сорок тысяч лошаде-е-ей… Детектив взъерошил мокрые волосы и принялся нарезать круги по комнате. Значит, с расследованием всё решено… Кто-то сверху был не слишком заинтересован в поиске настоящего убийцы Марины Фархатовой. Что ж, после замужества Канья начала вращаться в достаточно высоких кругах. – …а первáя пуля-а-а, а первáя пуля-а-а, а первáя пуля в ногу ранила коня-а-а… А первáя пуля, как и вторая, попала в грудь. Но за ней последовала третья. Выстрел, выстрел, пауза, выстрел. Значит ли это, что убийца был профессиональным наёмником? Нет, не значит. Благодаря Голливуду, даже школьники знали, что завершать работу рекомендуется контрольным в голову. На этом скромном выводе мысль застопорилась. От безнадёжности Глеб решил в бессчётный раз изучить съёмку с места преступления. Зашёл в облачный сервис, скачал отснятый в «Вастуме» материал и принялся развешивать виртуальные экраны, моделируя интерьер роскошного санузла. Спальня Эдика уступала по площади в два раза. Масштаб проекции пришлось сократить, из-за чего тело Марины стало походить на сломанную куклу, а сам Глеб превратился в грустного великана. Он задумчиво прошёлся вдоль отделанных мрамором стен. Сквозь светло-серые разводы просвечивали плакаты с лицами музыкантов. Склонился, осмотрел ванную, разбитое зеркало, широкую прямоугольную раковину, на дне которой сверкали осколки стекла. Вместо обычного крана выгибал шею лебедь с разинутым клювом, откуда капала вода, что некстати напомнило Глебу, как его выворачивало смесью пива и водки. Столешницу рядом с раковиной и стоящие на ней предметы усеивали красные брызги. Глеб обвёл взглядом скрученное валиком полотенце, мыльницу, вазу с одноразовыми щётками, тюбик крема, набор свечей на деревянном подносе. Всё было аккуратно выровнено по центральной оси и испачкано кровью. Детектив направился к телу Марины, но сразу вернулся назад. Присел, повторно рассматривая вазу со щётками. Красные капли на её поверхности отличались от пятен на соседних предметах. Брызги смазались, будто ваза сначала упал на бок, а затем её подняли и вернули на место. Но зачем? Без толку поломав голову и больше ничего не обнаружив, Глеб свернул проекцию и выключил компьютер. На кухне установилась тишина. Он ещё немного подремал, готовясь к долгой ночи. Потом доел холодную куриную ногу, дождался темноты, сунул в карман записку с номером Эдика и ушёл. *** Когда за окном вагона замелькали крыши старого Петербурга, Глеб поймал себя на мысли, что рад здесь оказаться. Да, в Чморятнике он ощущал себя в большей безопасности с точки зрения анонимности. Зато Нарвская напоминала, что жизнь состоит не только из поганой работы. Труба монорельса обогнула площадь Стачек с Триумфальными воротами. Глеб любил их с раннего детства за необычный цвет и шестёрку вставших на дыбы коней. Студентом он назначал под аркой свидания однокурсницам. Позже, вернувшись со службы, у метро повстречал будущую жену. Любил он эти места. Хорошо, что их не стали перекраивать на новый лад. Медного всадника, вон, усадили на какой-то сумасшедший помост, а вокруг пустили трёхмерную проекцию битвы со шведами на море. Эффектно, но торжественный памятник превратился в аттракцион. Странно, что в голове осталось место для подобных рассуждений… Глеб вышел на следующей станции. Спускаться вниз, на оживлённую несмотря на позднее время улицу, не стал. Продолжил путь по верхнему уровню, образованному сетью площадок, переходов и лестниц, связавших жмущиеся друг к другу небоскрёбы. Осенью здесь было пусто: среди зданий гулял ветер, мокрые настилы скользили, а металлические поручни обжигали холодом и без того озябшие руки петербуржцев. Детектив натянул капюшон и спрятал ладони в карман. С погодой повезло: небо было пасмурным, всё пространство под ним заволокло тяжёлым туманом, сквозь который проступали контуры домов. Улицы нижнего уровня текли под ногами, словно облачные реки с пятнами вывесок и витрин. Люди и машины превратились в бесплотный городской шум. И только дроны ДРБ вступали с туманом в неравный бой. Их прожекторы прорывались сквозь промозглый кисель, выдирали силуэт спешащего человека и отступали назад, собирая силы для нового броска. Пёстельбергер посмотрел на часы: без пяти десять. Очень скоро майор полиции Вика Фурманова закончит тренировку и направится домой по устоявшемуся маршруту. Глебу оставалось преодолеть мост, когда впереди показался дрон. Судя по поведению, он выборочно сканировал прохожих, наблюдая за порядком в автоматическом режиме. Если бы на мосту набралось с десяток человек, детектив без проблем бы проскочил. Но подвесная улица была пуста, не считая двух подростков, увлечённо плюющих в невидимую сверху толпу, да заросшего седой щетиной бродяги. Последний прохаживался вдоль парапета, подняв над головой картонку с надписью: «Трансгуманизм бесчеловечен». Когда противник трансгуманизма, угрюмый и нахохлившийся из-за ледяного ветра, пошёл на второй круг, Глеб пристроился за его плечом и тихо произнес: – Опусти плакат и разверни на тридцать градусов. Иди прямо, после моста – направо. Пять рублей. Плакат опустился на нужную высоту и двинулся по указанному маршруту, прикрывая Глеба. Подростки заулюлюкали вслед, но только привлекли внимание дрона, синтетическим голосом пригрозившего штрафом за хулиганство. На площадке перед спортзалом Глеб рассчитался с бродягой, вежливо отклонив разговор о грядущем апокалипсисе. Упёрся копчиком в решётчатые перила, достал из кармана пачку сигарет и приготовился ждать. Едкий дым помогал легче переносить сырость, туман и паршивое состояние в целом. Вход в спортзал освещался одинокой проекцией боксёрских перчаток. Время работы подходило к концу. Видневшийся за стеклянными дверьми вестибюль наполнили мужчины и женщины со спортивными сумками на плечах. Туман мешал разглядеть лица выходящих, но Глеб не боялся, что упустит Фуру. Майора Вику Фурманову узнаешь в любую погоду и с любого расстояния. Фура вышла из зала. Мощная, крутобёдрая, быстрая, словно неведомая миру фигуристая боеголовка. Белые кроссовки со светящимися вставками на боковинах ритмично мелькали в темноте. Глеб пропустил майора вперёд и двинулся следом, держась на расстоянии метров в пятьдесят-шестьдесят. Огненные линии биомеханического тела служили отличным ориентиром. Глеб хотел довести подругу до одного удачного закутка, где не было камер и куда редко залетали дроны. Ссутулившись и изредка поднося тлеющую сигарету к губам, спрятанным в тени капюшона, детектив следовал за бывшей коллегой по службе. Вспыхнула рекламная голограмма: золотистый китайский дракон выплыл из туманных волн и извернулся чешуйчатой лентой, предлагая посетить суши-бар. Перекинулись через трубу монорельса жёлтые арки Макдональдса, под ними промчался поезд, рассекая надвое водяную взвесь. Глеб поёжился, вспомнив рельсы и ослепляющий свет фонаря. Обогнул идущих наперерез прохожих, поднырнул под чей-то мокрый зонт и увернулся от курьера на самокате, невесть для чего забравшегося на такую высоту. Вика Фурманова свернула за угол. Глеб бросил окурок на ребристый настил балюстрады, растёр искру каблуком и двинулся следом. Переулок был пуст. – На колени. Руки за голову, лодыжки скрестить. Из темноты выступила Фура с наведённой на Глеба рукой. В основании раскрытой ладони чернело углубление – в правую руку майора было встроено оружие. Снаряды подавались в кисть по полым костям-каналам, магазин на двести патронов прятался в предплечье. Система наведения синхронизировалась с электронными глазами, точность попадания на среднем расстоянии достигала девяноста восьми процентов. Не желая испытывать терпение майора, Глеб медленно поднял руки и опустил их на затылок. – Не узнала, богатым буду… – Черт побери, Глеб… – Фура сжала ладонь в кулак. – Не подкрадывайся так. – Пройдём чуть дальше. Майор ничего не ответила, но по её черепу потекли ручейки цифровой лавы, до этого отключённые в целях маскировки. Искусственные глаза, лишённые деления на белок и зрачок, прошлись по фигуре Глеба и замерли в районе чёрного провала капюшона. Фура шагнула в сторону, предлагая продолжить путь. Пёстельбергер выдохнул. До этой минуты он не был уверен, что встреча не окончится арестом с тыканьем мордой в загаженный асфальт. Пусть Фура его не сдала, пока он прятался на конспиративной квартире. Но информация об убийстве администратора из «Вастума» наверняка успела распространиться. А детектив и тут выглядел удобным подозреваемым. Кто знает, сколько совпадений Фура была готова ему простить. Присмотренный закуток располагался уровнем ниже, в промежутке между складом и стеной кирпичного лабаза. Сверху его прикрывала выступающая терраса. Кто-то до них успел оценить удобство укромного местечка и притащил несколько ящиков, соорудив шаткое подобие скамейки. Земля на метр вокруг была загажена плевками и смятыми пивными банками. Воняло мочой. Глеб выбрал тот ящик, что выглядел почище, присел и с удовольствием откинул надоевший капюшон. Начал издалека: – Как дела? – В прокуратуре подшиваются. Чего хотел? – Фура пребывала в дурном настроении. Садиться не стала, вместо этого упёрлась жёстким плечом в стену и скрестила руки на груди. – Хотел узнать, что нового. – Вот тебе новое: в доме Марины Фархатовой найдено зверски изувеченное тело её несовершеннолетней подруги. Любопытно, что накануне ты выпросил у меня адрес. Криминалисты не знают, что и думать. Может, ты просветишь? – Не просвещу. Я туда не полез, не рискнул. – Детектив постарался не выдать себя голосом. Раз Фура не обвинила его напрямую, значит следов его пребывания в доме не нашлось. Скрывать увиденное было нехорошо, но кто сейчас поверит в рассказ о девочке-убийце, разодравшей Паучка голыми руками? Глеб снова вытащил сигарету, желая скрыть подступившую нервозность. – Как ты только умудрился так глубоко вляпаться… – в синтезированном голосе Фуры чудесным образом слышались тревога и усталость. – Не представляю, – честно ответил Глеб, без толку щёлкая зажигалкой. То ли газ закончился, то ли отсырела. Фура вздохнула, наклонилась вперёд и поднесла к сигарете мгновенно раскалившийся кончик пальца. – Ну разумеется, ты всегда не при чём… Что дальше? – В момент убийства в «Вастуме» находился полицейский. Он бы не успел приехать по вызову, кто-то направил его туда заранее. – Возможно, патрулировал территорию. – Бордель патрулировал? Или бар? Вика, мне надо с ним поговорить. Просто назови имя. Фура отвела в сторону ничего не выражающий взгляд. Огни на корпусе продолжали жить собственной жизнью – мерцали, стекали по шее и плечам, огибали выточенные из металла ключицы и исчезали за краем воротника. Кибер-протезы не боялись ни дождя, ни холода с ветром, поэтому майор круглый год ходила в открытых майках без рукавов. Глядя на застывшую фигуру, Глеб сообразил, что Фура подключилась к полицейской базе. Через некоторое время подкрашенные яркой помадой губы сложились в недовольную гримасу. – Имя тебе не поможет. – Что случилось? – Это ты мне расскажи.