*** Было ли это правильно – именно сейчас претендовать на должность Рёдера? Сейчас, когда он работал над делом, в отношении которого с самого начала было ясно, что оно станет очередным «глухарем»? Рат мысленно спорил с самим собой, возвращаясь в свой маленький кабинет по длинным коридорам «замка». Он соглашался, что это был не самый подходящий момент, но будет ли еще другой, более удобный? Штатная единица в инспекции А была вакантной, начальник полиции был к нему расположен, и теперь оставалось только показать, на что он способен. И именно в этом состояла главная проблема. Он не мог этого продемонстрировать. Именно по проклятому делу Вильчека он должен был отчитываться перед журналистами! Начальнику полиции нужна была хорошая пресса, как морфинисту очередная доза. Оставалось надеяться, что на этот раз он воздержится от необдуманных обещаний. Гереон дошел до конца коридора, до так называемого аппендикса инспекции А. Уединенность кабинета Рёдера приняла его как старого друга. Пишущая машинка была только в приемной. Рат сел за осиротелый письменный стол секретарши, вставил в машинку лист бумаги и задумался. С самыми важными проблемами по делу Вильчека он, к счастью, справился. Прежде всего, его самая большая забота – пуля – исчезла из этого мира. Результат баллистической экспертизы, который будет готов в ближайшие дни, только подтвердит его предположение о ссоре уголовников со смертельным исходом, о чем он намеревался теперь написать в докладе. Дальше ему оставалось объединить имеющиеся на данный момент результаты расследования в красивую историю и вплести туда действия новичка и двух коллег из инспекции А – и пресса получит свой хлеб. Перестрелка в преступной среде. Вот такая ситуация на востоке Берлина относится к повседневной жизни его обитателей. И читатели в тщательно охраняемых кварталах западной части Берлина любят такие истории, от которых на фоне безопасности их салонов по их спинам начинают бегать мурашки и которые подтверждают то, что они всегда предполагали: Берлин и в самом деле в любом отношении вполне можно воспринимать как Чикаго. *** Они вошли во вкус. В этот момент Рат не хотел бы оказаться на месте начальника полиции. Цёргибель, успокаивая журналистов, поднял обе руки, но его попытки защититься от их натиска казались скорее жестом беспомощности. – Успокойтесь, господа! Слова Карла были едва слышны, столько на него сыпалось вопросов. Свора голодных волков от прессы окружила начальника полиции, который только что сошел с подиума в небольшом конференц-зале. Он еще раз поднял руки, и на какой-то момент показалось, что уровень шума от беспорядочных голосов действительно немного утих. – Господа, я ведь уже ответил на все ваши вопросы! – сказал Цёргибель. – Мне больше нечего сказать. Позвольте же мне пройти, у меня важная встреча. Он попытался сделать несколько шагов к выходу, но ему не удалось уйти далеко – толпа ринулась вперед, и вновь градом посыпались вопросы. – В Берлине снова становится неспокойно, господин начальник полиции? – Как такое возможно, что убийца уже несколько недель гуляет на свободе? – Преступления участились – держит ли еще полиция ситуацию под контролем? – Будет ли проводиться внутреннее расследование кровавых майских событий? Толпа не унималась. Сушеный Лук казался быком, который угодил в волчью стаю: большой и сильный, но не имеющий шансов. Сработала вспышка, и Цёргибель, защищаясь от яркого света, приложил руку к лицу. Рат не мог больше все это видеть. Решив заработать очки у своего шефа, он вспрыгнул на подиум, где стояла трибуна, которую Карл только что покинул, и поднял руки. И казалось, что этим он не столько хотел защититься, как это делал Цёргибель, сколько призывал выслушать его. – Господа, прошу вас! – крикнул Гереон. Это помогло. Некоторые репортеры повернулись к нему. – Пожалуйста, позвольте начальнику полиции уйти! Если у вас есть вопросы, пожалуйста, обращайтесь ко мне! Рат привлек к себе столько внимания, что толпа оставила Цёргибеля в покое, и тот воспользовался возможностью и продолжил свой путь к выходу. Там ждали полицейские, у которых было задание беспрепятственно вывести шефа полиции из зала. Гереон провожал его взглядом до тех пор, пока тот не исчез из малого конференц-зала. Карл просчитался. Пресс-конференция переросла в катастрофу. При этом все началось совершенно безобидно: начальник полиции рассказал о трупе, обнаруженном в бетоне, а потом передал слово ведущему расследование комиссару. Рат изложил ситуацию сухо и по-деловому, даже не сделав никаких выводов, но имеющиеся на данный момент результаты расследования представил таким образом, чтобы не касаться истории с перестрелкой между уголовниками. Свора журналистов прилежно все проглотила. Цёргибель так себе это и представлял: пища для изголодавшихся репортеров. И задумка, похоже, и в самом деле сработала – пока Гереон не предложил журналистам задать вопросы. И вопросы посыпались, причем ни один из них не был адресован комиссару, ведущему расследование, а все были обращены к начальнику полиции. Ни одного вопроса по делу Вильчека, но множество – по делу «Водолей». И, наконец, по майским беспорядкам. В течение нескольких секунд вся конференция провалилась. Цёргибелю задавали вопросы именно по тем темам, которых он вообще-то хотел избежать. Его уклончивые ответы не могли успокоить репортеров, а только еще больше их возбудили, и он в конце концов недолго думая объявил конференцию закрытой. Здесь-то пресса и набросилась на него окончательно. Репортеры все еще стояли в зале и смотрели на Рата исполненными ожиданий взглядами. В помещении было очень тихо, так что можно было услышать даже шепот. Толпу удалось мало-мальски усмирить. – Пожалуйста, господа, задавайте ваши вопросы, – предложил Гереон. Один журналист поднял руку, но другой, менее воспитанный коллега, опередил его: – Господин комиссар, больше недели назад нам в этом самом месте показывали фотографии обезображенного мертвого мужчины, которого полиция обнаружила в Ландвер-канале. Мы честно опубликовали фотографии и, наверное, имеем право получить информацию о ходе расследования. – Правильно, ведь расследование, наверное, как-то продвинулось! – подал голос еще один корреспондент. – Верно, вы не можете нас так просто… – подключился к разговору третий. Они снова растравливали друг друга. Рат успокаивающим жестом поднял руку. – Уважаемые господа, – сказал он, когда шум в зале немного утих, – я должен вас разочаровать: об этом убийстве я ничего не знаю. Я охотно отвечу вам на все ваши вопросы по делу Вильчека, насколько это возможно. Уровень шума опять повысился, но это было лишь кратковременное нарастание. Гереон улыбнулся – дружески, но целенаправленно, для присутствующих. При желании он умел быть изворотливым. А эта банда фонтанирующих авторов разных историй там, внизу, не заслуживала ничего, кроме изворотливого комиссара по уголовным делам. – Вам не удастся так просто от нас отделаться! – заявил еще один из журналистов. – Мне жаль, уважаемый господин, но основательные ответы я могу вам дать только по делу, которым я тоже занимаюсь, – отозвался Рат. – Прошу понять меня правильно. Мы хотели бы быть честными с вами! Он услышал еще несколько отдельных заявлений протеста, которые все больше смешивались, превращаясь в общий гул. Репортеры начали двигаться в направлении двери, и зал быстро пустел – как будто в ванне вытащили заглушку. Все они исчезли в мгновение ока, и внезапная тишина в конференц-зале казалась призрачной. Комиссар спустился с подиума. Какой-то мужчина остановился у двери. Им оказался Бертольд Вайнерт. Журналист улыбнулся, когда его сосед поприветствовал его. – Поздравляю, Гереон, – сказал он. – Так рафинированно меня уже давно не отфутболивали. Едва выпроводив начальника полиции из зала, ты сразу прикинулся дурачком. Рат не обратил на его слова внимания. – Разве ты не политический журналист? С каких это пор тебя интересуют уголовные дела? – Криминал или политика – какая разница? Нет, шутки в сторону, в настоящий момент я тоже полицейский репортер. В моей профессии приходится быть гибким. – Я удивился, что здесь было так много ваших. – Это правда, нас проинформировали всего часа за два. Вообще-то это дерзость, учитывая, что вчера вы весь день работали над этим делом. Но поскольку все попытки журналистов получить больше информации о трупе из Ландвер-канала в последние дни были блокированы, многие мои коллеги захотели воспользоваться возможностью, чтобы еще раз попытать Цёргибеля. – И вам это удалось. Вайнерт пожал плечами: – Это как посмотреть. В конечном счете все ушли несолоно хлебавши. – Но у них теперь есть замечательная история из уголовной среды. Я подумал, что вы любите нечто подобное. – Ты своей акцией не приобрел себе друзей среди моих коллег, – заметил Бертольд. – Почему же? Один друг-журналист у меня все же есть. Или я ошибаюсь? Гереон протянул соседу руку. – Назовем это лучше «деловым другом», – сказал тот, прежде чем ударить по его ладони. Они простились перед конференц-залом. От приглашения Вайнерта на обед Рат отказался. Он не хотел, чтобы тот продолжал свои расспросы. Не сейчас. Полицейский пошел назад в свой маленький кабинет. Ему надо было побыть одному и обдумать новое положение. У шефа Берлинской полиции были проблемы. И именно это могло бы стать карьерным трамплином для молодого, полного надежд комиссара по уголовным делам Гереона Рата. После этой катастрофической конференции Рат знал, что должен продолжать заниматься этим делом, пусть даже он и не входит в группу Бёма. Но все-таки он работал сейчас в убойном отделе. Хорошо, что в кабинете Рёдера можно было спокойно подумать. Ему было на руку, что Вильчек оказался связан с «Беролиной». Благодаря этому Гереон мог выстроить связь между одним и другим делом, и то, что он собирал информацию по делу «Водолей», представлялось достаточно естественным: в рамках своего расследования по делу Вильчека комиссар по уголовным делам Гереон Рат наткнулся на мистическое золото и на находящегося в бегах русского по имени Алексей Кардаков и мог бы оказать существенную помощь комиссии по расследованию убийства «Мёкенбрюке» в этом деле, при расследовании которого старший комиссар Вильгельм Бём обломал себе зубы. Зазвонил телефон, но Рат не стал на него реагировать. Это был издатель или начальник полиции. Он может поблагодарить его и попозже. Было около двенадцати, время обеда. На этот раз Гереон не пойдет ни в столовую, ни в «Ашингер». Он посмотрел на часы. До Шёнберга где-то меньше получаса езды на поезде. Музыканты, кажется, в полдень завтракают. Может быть, он тоже смог бы рассчитывать на чашечку кофе. *** – Господин комиссар! Какой сюрприз! У Ильи Тречкова был довольно заспанный вид, когда он открыл полицейскому дверь. Тем не менее музыкант сразу узнал его. Волосы на голове трубача были растрепаны. На нем был домашний халат с таким богатым орнаментом, что сам византийский император почел бы за честь быть его обладателем. Он зевнул, но его глаза настороженно бегали в разные стороны. – Я могу войти? – спросил Рат. – Разумеется. В квартире, вопреки ожиданию Гереона, был порядок. Помещение было довольно просторным. Тречков, похоже, имел больше денег, чем его прежняя певица. Он повел Рата в небольшую гостиную, освещенную мягкими солнечными лучами, которые проникали через светлые шторы. На столе лежали нотные листы и карандаш. Илья освободил стол. – Я как раз начал работать, – сказал он извиняющимся тоном и с бумагами в руках направился к двери. – Вы выпьете что-нибудь? – спросил он, выходя. – Если вы поставили воду для кофе… – Для чая. Конечно, ведь этот мужчина был русским. – Тоже неплохо, – ответил Рат. Оставшись в одиночестве, он огляделся. Красивая комната, все стоит на своих местах. Тречков производил впечатление аккуратного человека, не из богемы, хотя тоже долго спал. Полицейский увидел на книжном шкафу бюст Чайковского. Надписи на корешках книг были преимущественно на кириллице, но среди них встречались и немецкие авторы. Ничего политического, насколько Гереон успел понять за это короткое время. И название «Красная крепость» ему тоже не встретилось, ни на кириллице, ни на латыни. В дверях зазвенела посуда. В комнату вошел Илья с небольшим подносом в руках, на котором дымились две чашки с чаем.