– Было бы замечательно, если бы он еще смог это сделать. – Голос Вильгельма на этот раз совсем не напоминал рычание бульдога. Гереону даже показалось, что толстяк вздохнул. – Господин комиссар, я звоню, потому что обнаружен труп. Штефан Йенике погиб. *** Когда Рат меньше чем через десять минут шел через площадь Бюловплац, старший комиссар уже ждал его. Место, где был обнаружен труп Йенике – убогий дощатый барак, – охранял большой отряд полицейских. У них были серьезные лица – никаких привычных лихих фраз, с помощью которых они, оказавшись на месте преступления, обычно преодолевали весь ужас открывшейся их взору картины. Когда погибал кто-то из своих, прусская полиция не понимала шуток. Но не только поэтому вся полицейская рота оцепила место происшествия. На площади Бюловплац собиралась все возрастающая толпа людей, которая скандировала лозунги. Коммунисты, очевидно, воспринимали появление полиции на их территории как провокацию. – У-бий-цы ра-бо-чих! – скандировала толпа в такт. – Хо-ло-пы Цёр-ги-бе-ля! Бём поздоровался с Ратом, пожав ему руку. Видеть этого человека таким миролюбивым Гереону еще никогда не приходилось. – Проходите, коллега, – сказал старший комиссар. – Шварц как раз занимается Йенике. У вас есть предположение, почему кто-то убил бедного парня? Это может быть как-то связано с делом, которое вы сейчас расследуете? Рат пожал плечами. Это было именно то, чего он боялся. Еще на Александерплац, когда он отправился сюда, у него в голове возникла мысль, которая с тех пор не покидала его. Не послал ли он новичка на смерть, когда приставил его к «Мулакритце»? Это заведение находилось недалеко отсюда. Возможно, Йенике поднял там больше пыли, чем этого хотелось Красному Хуго. В этой среде можно было легко угодить в осиное гнездо. Даже если ни о чем не подозреваешь. Именно если ни о чем не подозреваешь. Гереон оставил эти мысли при себе, следуя за Бёмом в дощатую будку. Прожектор освещал убогую лачугу, на стенах которой висели старые рекламные плакаты. На торцевой стене блестело еще влажное кровавое пятно, а под ним на корточках сидел мужчина в легком светлом плаще, склонившись над чем-то, что лежало у стены. Когда оба оперативника вошли, он обернулся. Доктор Магнус Шварц казался более серьезным, чем обычно. Свой печально известный юмор он сегодня оставил дома. – Ваш коллега? – спросил Шварц и встал. Рат кивнул. Он смотрел не на врача, а на того, кто лежал на полу. Светлые волосы, перепачканные кровью, как и лицо. От носа почти ничего не осталось. Если бы комиссару не было известно, кто здесь лежит, он не узнал бы в этом мужчине Штефана. Какая отвратительная смерть в этой воняющей мочой грязной дыре! Мертвый Йенике напомнил ему о том, какую в принципе мерзкую профессию они себе выбрали. – Это случилось предположительно часа три-четыре тому назад, – сказал Магнус Шварц, вытирая руки белым носовым платком. – Выстрел в упор. Для этого не обязательно хорошо стрелять. Похоже, ему вставили дуло прямо в нос. – Он был застрелен здесь? – спросил Рат, показывая на кровавое пятно на стене. – Все указывает на это. Но, разумеется, мы должны еще исследовать, действительно ли это его кровь, – сказал Шварц. Гереон покачал головой. – Раскрошить нос, – произнес он, – кому только пришла такая идея в голову? – Так крысиные объединения обычно поступают с предателями, – сказал Бём. – Они не палят сразу так, чтобы вылетел мозг, а просто выстреливают в нос. – В репертуаре «Черного рейхсвера»[33] в свое время было нечто подобное, – пояснил медик Шварц. – Точно так же, как и у «Рот фронта». Тогда, в те суровые года. «Возможно, они еще вернутся, эти суровые года», – подумал Рат. – А есть какие-нибудь свидетели? – спросил он Бёма. Старший комиссар пожал своими массивными плечами: – Понятия не имею. Пока у нас вообще никого нет. Тот, кто его нашел, предпочел остаться неизвестным. Но я готов поспорить, что эти горлопаны там, на улице, кое-что знают. Сегодня утром тельмановцы проводили перед домом Либкнехта митинг. Может быть, кто-нибудь из них что-то видел. – Или стрелял. – Или стрелял. Но похоже, что наш юный коллега знал своего убийцу, раз он подпустил его так близко к себе. И, насколько я знаю, Йенике не был красным. Рат кивнул. – Может быть также, что двое его держали, а третий стрелял. – Оставим рассуждения и будем искать отправные точки. – Голос Бёма зазвучал резко и снова стал абсолютно таким, к какому привык Гереон. – Скажите мне лучше, какое задание вы дали ассистенту по уголовным делам. Почему он вообще оказался на площади Бюловплац? И Рат рассказал. О святом Йозефе, о Красном Хуго и о том, что он приставил Йенике к «Беролине», чтобы выйти на возможный след. Весь этот фарс расследования, который он инсценировал, чтобы отвлечь следствие от собственной вины. Фарс, который неожиданно превратился в трагическую реальность. Старший комиссар молча слушал. – Хорошо, господин комиссар, – сказал он наконец. – Я думаю, мне надо взглянуть на ваши документы по делу Вильчека. В частности, не могли бы вы срочно найти мне протоколы бесед, которые вел коллега Йенике? Гереон кивнул. Ему не хотелось позволять кому-то влезать в расследование, которое он, так сказать, рассматривал как свое частное дело, но ему не оставалось ничего другого. – И если действительно будет установлена связь, – продолжал Вильгельм, – то мы должны будем объединить наши следственные группы. Разумеется, под моим руководством. – Если господа меня извинят… – Доктор Шварц приподнял свою шляпу. – Я закончил свою работу здесь. Все остальное вы узнаете на Ганновершештрассе. Я вам потом позвоню, Бём. В узких дверях барака судебный медик чуть было не столкнулся с мощной фигурой Бруно Вольтера, который вошел внутрь. Магнус Шварц поприветствовал его. Дядя выглядел бледным и утомленным, как будто он бежал сюда от самого «замка». Значит, Вильгельм позвонил также и в инспекцию Е. Собственно говоря, это было логично. Раз был убит полицейский, было ясно, что это каким-то образом могло быть связано с его службой. Но именно дело Кёнига?.. – Бог мой! – пробормотал Бруно, увидев труп. Несколько секунд он переводил взгляд с Бёма на Рата, а потом присел на корточки возле убитого Йенике. Таким растерянным Гереон Дядю никогда не видел. Вообще-то он всегда считал его старым, безразличным ко всему мужиком. Такими были многие полицейские: часто они казались хладнокровными только потому, что от всего абстрагировались, но порой им все же приходилось иметь дело с чем-то выводящим из равновесия, хочешь ты этого или нет. Рат положил руку на плечо коллеги. Они молчали. Коммунисты на улице по-прежнему выкрикивали свои лозунги. – Если эти красные задницы там, снаружи, в ближайшее время не заткнутся, я не знаю, что произойдет, – пробормотал Бруно сквозь сжатые зубы. *** Новость о смерти Штефана Йенике распространилась по «замку», как ударная волна после взрыва бомбы. Стремительно и с разрушительным действием. Вопрос вины для большинства был ясен: если полицейский убит на Бюловплац, то виновны в этом, разумеется, коммунисты. Агрессивность ширилась и возрастала еще больше, чем безопасность всего две недели тому назад. Тогда многие коллеги опасались всего лишь возможного коммунистического восстания, но сейчас жажда мести оттеснила в сторону любую разумную мысль. Карл Цёргибель выслушал доклад Бёма и сразу же собрал всех оперативников высшего звена. На этот раз никто не роптал. Все уже знали, о чем пойдет речь, еще до того, как Цёргибель появился в зале: дело Йенике имело абсолютный приоритет. Через две недели после беспорядков, учиненных коммунистами, полиция не могла смириться со злодейским убийством одного из ее сотрудников. Карл не делал тайну из того, где, по его мнению, следует искать виновных: среди членов запрещенного за это время «Союза Красных фронтовиков». Этой версией он точно угадал настроение в зале. Рат считал рискованным подливать масло в огонь. Начальник полиции сразу пошел на попятную и потребовал особой тщательности и сдержанности: – Мы не должны давать прессе ни малейшего повода для новых нападок на прусскую полицию, которая всего лишь выполняет свои обязанности. Так что следите за тем, чтобы действовать крайне аккуратно и добросовестно! Допросы всех лиц по этому делу принципиально проводить в присутствии второго сотрудника, который также должен подписать протокол. Чтобы ни один коммунист не мог заподозрить нас в допросах третьей степени! Допросы третьей степени. Так в «замке» они называли допросы, при которых применялась физическая сила с целью установления объективной истины. Расследование должен был возглавить, как и предполагалось, Бём. Все остальные дела по убийствам откладывались, и все силы планировалось сконцентрировать на раскрытии убийства Йенике. Вильгельм подошел к трибуне, сказал пару фраз и раздал листки с указаниями, как учитель в школе раздает ученикам задания. Кроме криминальной полиции, к расследованию подключался также и отдел IА. Рат не мог представить себе, чтобы это исходило от Вильгельма. Начальник полиции, очевидно, действительно верил в политически мотивированное убийство и решил задействовать сыскную систему политической полиции. Оперативники отправились по кабинетам, а Цёргибель с Бёмом остались в конференц-зале. За дверями зала их уже дожидались репортеры, которых только что поносил начальник полиции. На этот раз их не устроят его старые истории – в этом можно было не сомневаться. Убийство полицейского на Бюловплац, в то время как коммунисты еще скорбели о погибших во время майских беспорядков, не было для столичной прессы повседневным событием. Гереон заметил лишь несколько враждебных взглядов, и они относились не к начальнику полиции, а к нему. Вайнерт был прав: некоторые репортеры были обижены на комиссара за его выступление накануне. – Кровожадная банда, – услышал Рат рядом с собой тихий голос Бруно. Они быстро протиснулись мимо журналистов. В коридоре Гереона и Вольтера окружили коллеги. Поскольку Йенике был их партнером, со всех сторон сыпались слова утешения. Некоторые даже выражали свои соболезнования, как будто умер их близкий родственник, большинство же обещали найти «тех свиней, которые сделали это» или «покончить, наконец, с большевистской шпаной» – короче говоря, они клялись в кровавой мести. Рат надеялся, что повседневная суета скоро снова заставит их вести себя более разумно. Он отправился вместе с Дядей в их прежний кабинет. Оба бывших партнера убитого должны были обследовать его письменный стол. – Кто бы мог подумать, что мы так скоро снова будем работать вместе, – сказал Бруно. Рат вымученно улыбнулся. – Я предпочел бы, чтобы это были более приятные обстоятельства. Гереон, собственно, не рассчитывал найти что-то новое. Он знал протоколы Йенике – они все были подшиты в дело Вильчека. Но никогда наверняка не знаешь, что тебя ждет. Ассистент по уголовным делам занимался своей бумажной работой еще в старом кабинете, потому что в инспекции А не было места. Бывший кабинет Рёдера был рассчитан на одного человека, и во время их утренних совещаний с Хеннингом и Червински кто-то всегда вынужден был сидеть на торце стола, несмотря на то, что они приносили стул из осиротевшей приемной. Они действительно не обнаружили в ящиках письменного стола ничего особенного. Один регистратор, в котором были подшиты служебные инструкции прусской полиции, план операции по делу «Водолей», спортивная часть «Фоссише Цайтунг», пара рукописных записок по делу Кёнига и несколько порнографических фотографий, на которых некоторые лица были обведены жирной линией – копии, которые они сделали, чтобы идентифицировать исполнителей. – Не очень результативно, – сказал Бруно, когда содержимое всех ящиков разложили на столе. Рат кивнул. Он подумал о том, что убитый коллега был таким же новичком в «замке», как и он сам. Но чего-то не хватало. Чего-то, что он еще сегодня утром видел в руке Йенике. – У Штефана не было черного блокнота? – спросил Гереон Вольтера. – Было бы интересно посмотреть, что он туда записал. – Был. Но он всегда его убирал. Это было святое, блокнот просто так никогда не валялся. Может, его взял Бём. – Надо будет ему об этом сообщить. Бруно задумчиво кивнул. – Давай тогда все его вещи положим в коробку и передадим коллегам Бёма, – предложил он. – И приложим к этому небольшой отчет, чтобы комиссия по расследованию убийств тоже знала, почему у парня в ящике лежали порноснимки. Иначе у них могут возникнуть идиотские мысли. – Ты можешь этим заняться? – спросил Рат. – А то мне еще надо подготовить для Бёма дело Вильчека. – Ты думаешь, что его смерть как-то с этим связана? Комиссар пожал плечами: – Если это так, то его гибель на моей совести. Я ведь послал его в квартал лачуг. Бруно положил ему руку на плечо. – Оставь, не упрекай себя. Просто наша профессия опасна. И кто скажет, что это были не коммунисты? – Ты действительно так думаешь? – Я в любом случае считаю их на это способными. «Рот фронт» запрещен, но это не означает, что он больше не существует. Этим запретом их всего лишь припугнули, как дикое животное. А животное, если оно запугано, может как следует укусить.