Часть 3 из 58 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пять минут заполнения бумажек — и я свободна.
Как только переступаю через порог, сразу хочется убежать. Я почти уверена, что в любую секунду доктор Чарльз, хлопнув дверью, выйдет и развеет всю мою ложь. Хочу запереться в старенькой «Вольво» тети Мейси.
Но побег не вариант. Не вариант он все четыре года, прошедшие с аварии, когда ногу разворотило в мясо. Вместо этого я иду со всей скоростью, что позволяет моя хромота.
— Мама хотела, чтобы я передала тебе, как она сожалеет, что не смогла приехать, — говорит тетя Мейси, заводя двигатель.
— А папино оправдание?
— Уехал из города. Конференция стоматологов.
— Чего и следовало ожидать.
Мейси выгибает бровь, но ничего говорит, пока мы выезжаем с парковки на шоссе. Я опускаю окно и вытаскиваю руку, ловя ветер в горячем летнем воздухе. Не отрываю глаз от мелькающих пятном зданий, мимо которых мы едем, избегаю ее вопросительного взгляда.
Боюсь даже рот открыть. Я не знаю, что ей наплели. Посещать меня разрешалось только родителям — да и то они появлялись, когда самим припекало.
Поэтому я молчу.
Девять месяцев. Две недели. Шесть дней. Тринадцать часов.
Моя мантра. Беззвучно выдыхаю числа, сжимая слова на губах, едва выпуская их наружу.
Они должны увеличиваться. Нельзя прикасаться к наркотикам, мне нужен ясный разум.
Убийца Мины на свободе, белый и пушистый для всех вокруг. Каждый раз, как думаю, что он вышел сухим из воды, мне хочется закинуться таблетками, но я не могу, не могу, не могу.
Девять месяцев. Две недели. Шесть дней. Тринадцать часов.
Тетя Мейси переключает радио на другую волну и выруливает на соседнюю полосу. Побережье остается позади, уступая секвойям, а затем и соснам, когда мы едем в Тринити. Воздух льется через пальцы, наполняя меня детской радостью.
Мы едем в тишине около часа. Я благодарна за шанс поглотить свободу, поющую в моих венах. Больше никаких групповых занятий. Никакой доктора Чарльз. Никаких белых стен и люминисцентного освещения.
Прямо сейчас я могу забыть, что ждет меня через сотню километров. Могу заставить себя думать, что это легко: по радио играет музыка, ветер развевает волосы и протекает сквозь пальцы, километры свободы от того, что ждет впереди.
— Голодна? — Тетя Мейси показывает на баннер кафешки на 34 шоссе.
— Слона бы съела.
В кафе шумно, раздаются разговоры посетителей и лязг посуды. Гляжу на завитки потускневшего пластикового стола, пока официантка с пышной прической берет у нас заказ.
После того как она убегает, между нами воцаряется тишина. Словно Мейси не знает, с чего начать после всего, что произошло, а я ненавижу заговаривать первой. Так что извиняюсь и отлучаюсь в туалет.
Я выгляжу дерьмово: бледная и тощая, джинсы висят на бедрах, которые и раньше не отличались объемом. Умываюсь, позволяя воде капать с подбородка. Доктор Чарльз сказала бы, что я избегаю неизбежного. Глупо, конечно, но ничего не поделаешь.
Пальцами причесываю беспорядок на голове. Я много месяцев не красилась, и под глазами появились темные круги. Поджимаю сухие губы и жалею, что под рукой нет бальзама.
Каждая частичка во мне устала, сломана и голодна. Во всех смыслах. В плохих смыслах.
Девять месяцев. Две недели. Шесть дней. Четырнадцать часов.
Вытираю лицо и вынуждаю себя вернуться к столику.
— Картошка фри вполне съедобна, — все, что говорит Мейси, макая один кусочек в кетчуп.
Волком вгрызаюсь в бургер, буквально боготворя его, потому что это не больничная еда и ради нее не пришлось стоять в очереди с подносом.
— Как Пит поживает?
— Ну, это же Пит, — отвечает она, и я улыбаюсь, потому что это действительно все объясняет. Для ее парня спокойствие — словно проявление искусства. — Он подобрал для тебя новые асаны. Ты же все занимаешься? — Она снова ест картошку.
Я киваю.
— Доктор Чарльз разрешила коврик и блок. Но не ремень. Наверное, боялась, что я повешусь. — Моя хромая попытка пошутить снова оборачивается неловким молчанием.
Мейси потягивает чай со льдом, посматривая на меня поверх стакана. Разламываю картошку пополам и тереблю в руке, лишь бы не сидеть просто так.
— Еще что-нибудь хотите, девушки? — спрашивает официантка, наполняя мой стакан водой.
— Только счет, — говорит Мейси. Она даже не смотрит на официантку, не спускает с меня взгляда. Она ждет, пока женщина не скроется за прилавком. — Хорошо, Софи. Хватит шуток. Хватит недомолвок. Пора рассказать мне правду.
Чувствую недомогание, и секунду мне так жутко, что, боюсь, меня стошнит.
Она единственная еще не слышала моей версии. Меня пугает, что случится то же, что и со всеми: она обвинит меня. Не поверит. Собираю остатки сил и спрашиваю:
— Что ты хочешь знать?
— Начни со своего предполагаемого срыва спустя две недели после возвращения домой из Орегона.
Когда я не отвечаю, она кладет вилку на край своей тарелки.
— Когда твоя мама позвонила и сказала, что в твоей куртке нашли наркотики, я удивилась. Мне казалось, мы с этим разобрались. Я бы скорее поняла твой срыв после убийства Мины. Но вот так... не очень.
— Таблетки нашли в моей куртке на месте преступления, значит, они мои, да? Мина не при чем. Это мое прошлое. Это я была чиста едва ли полгода, когда все произошло. Так все говорят. — Не могу скрыть горечь в голосе.
Мейси откидывается назад и, подняв подбородок, вглядывается в меня.
— Мне больше интересно, что можешь рассказать ты.
— Я... Ты... — Слова застревают в горле, а затем она словно вытаскивает затычку. Изо рта вырывается что-то нечленораздельное, но наполненное облегчением. — Ты выслушаешь меня?
— Это я тебе задолжала, — говорит Мейси.
— Но ты никогда не приезжала. Никогда не писала. Я думала, ты...
— Твоя мама. — Губы Мейси сжимаются в тонкую линию. Такой взгляд появляется у нее перед каждым делом. Вот-вот прорвется напряжение. — С ней тяжеловато, — продолжает она. Она доверилась мне с тобой, а теперь у нее такое чувство, что это мой косяк. Вдобавок, когда она отправила тебя в Центр, я могла ей наговорить кое-чего.
— Чего именно?
— Я разозлила ее, — объясняет Мейси. — Не должна была, но гнев и волнение взяли свое. Я спрашивала ее, могу ли увидеть тебя или хоть написать, но она не хотела, чтобы я лезла. Я люблю тебя, малыш, но ты ее ребенок, не мой. Я должна уважать ее желания — она же моя сестра.
— Так что ты отступила.
— Отступила от тебя, — говорит Мейси, — но не отступила от дела.
Я выпрямляюсь.
— Что это значит?
Подходит официантка со счетом, и Мейси, уже собравшаяся ответить, закрывает рот.
— Можете не торопиться, девочки. Если захотите что-то забрать с собой, дайте мне знать.
Мейси кивает ей в благодарность и ждет, пока официантка не отойдет к другому столику, а после поворачивается ко мне.
— У твоей мамы свое мнение насчет произошедшего с тобой. Но со мной ты проходила терапию. В прошлом году ты провела больше времени со мной, чем с ней. Я не могла ничего подумать, пока ты была в Центре, но я знала, как дорога тебе была Мина. И знала, что, если бы у тебя была хоть какая-то информация о ее убийце, ты бы не сидела на месте, даже если бы это стоило тебе проблем. Я не могла избавиться от этого чувства, поэтому позвонила нескольким знакомым из силовых структур, поспрашивала тут и там, раздобыла отчеты и поняла, что в версии главного детектива не сходятся концы с концами. Даже если бы вы с Миной пошли на Поинт из-за сделки, то зачем дилеру оставлять наркотики? Они — улика.
— Убийца стрелял в Мину. Он мог бы с легкостью пристрелить вас обеих, избавиться от всех свидетелей разом, но решил тебя просто вырубить. Что говорит мне, что это не случайность, такой и была его цель. И если он подсунул тебе таблетки, то, значит, все было запланировано.
Во мне разворачивается что-то очень близкое к облегчению. Она произносит то, о чем я думала множество раз, пока сидела взаперти. Почему он оставил меня в живых? Зачем подбросил наркотики? Откуда знал обо мне так много, чтобы оставить именно те таблетки?
— Я не знала, что в моей куртке были таблетки, — говорю ей. — Клянусь. Засунул, наверное, в карман, пока я валялась без сознания — когда я очнулась, его уже не было. А Мина... — Глаза наполняются слезами, сглатываю их и продолжаю: — Я пыталась остановить кровь. Прижимала куртку, но она... Я оставила ее, когда она... после... О наркотиках и речи не было, пока детектив Джеймс не пришел к нам. И тогда для мамы и папы перестало иметь значение, что в моих анализах не было следов препарпатов — они меня не слушали. Никто не слушал.
— Я слушаю, — говорит Мейси. — Расскажи, что произошло. Зачем вы вообще пошли на Букер Поинт?
— Мы ехали на вечеринку Эмбер, нашей подруги. Но на полпути Мина заявила, что нам надо заехать на Поинт. Вроде как ей нужно было встретиться с кем-то по поводу статьи, над которой она работала. Она проходила стажировку в «Харпер Бикон», местной газете. Когда подробностей от нее не последовало, я просто решила, что это поручение ее начальника или, может, перенесенное интервью. Я не хотела ехать, Эмбер и так живет на другом конце города, а еще это ответвление к черту на куличики. Но Мина... — Не могу сказать вслух, что у меня никогда не выходило ей отказать.
Моя рука трясется, взбалтывая кубики льда в стакане. Осторожно опускаю ее, переплетаю пальцы вместе и пристально изучаю стол, словно в рисунке пластикового стола скрыты все ответы.
Я не говорила об этом честно с тех пор, как меня допрашивала полиция. Доктор Чарльз пыталась, это стоило ей сломанной мебели и недель молчания, но я крутила правдой и притворялась такой, какой она хотела меня видеть.
С Мейси я наконец в безопасности. Она выдернула меня со дна в первый раз, и я знаю, что она бы сделала это снова. Но я больше не на дне. Я нашла опору где-то на полпути к поверхности, в той неясной области, где зависимость превращается в нечто почти такое же опасное: в навязчивую идею.
— Я увидела его раньше Мины. Увидела пистолет в руке. Маску на лице. Я поняла... поняла, зачем он пришел. Поняла, что никак не смогу его опередить. Но Мина могла бы. Надо было закричать ей, чтобы бежала. Ей нужно было уходить. По крайней мере, у нее был шанс.
— От пули не убежать, — говорит Мейси. — Он хотел убить Мину. Поэтому и пришел туда. Вы не смогли бы остановить его. Никто не смог бы.
— Он что-то сказал ей. Я услышала, после того как он ударил меня, и я упала и начала терять сознание. Он сказал: «Я предупреждал тебя». И потом раздался выстрел, и я... не смогла больше держаться. Когда я очнулась, остались только мы. Он ушел.