Замерев, Кайл поворачивает ко мне голову, его карие глаза полны решимости. — Хорошо, — говорит он, слово эхом разносится по комнате. И мне почему-то становится легче дышать. — Я рад, что ты не померла, — говорит Кайл. — Я тоже. — И это правда. Хотя странно такое признавать. Меняю положение и морщусь, когда от движения начинают ныть ребра. Кайл пялится на капельницу, словно она подскажет ему, как поступить. — Позвать медсестру? Качаю головой. — Они все равно ничего не смогут сделать. Никаких обезболивающих, забыл? Да я и так не хочу спать. Я справлюсь. Даже для меня самой эти слова кажутся уверенными. Но мне известна правда: впереди месяцы терапии и бесконечные разговоры с Дэвидом. Меня ждут ночные кошмары и срывы. Ждут дни, когда я буду подпрыгивать от малейшего шороха, и дни, когда желание принять будет настолько сильным, почти осязаемым, и дни, когда захочется лишь кричать и плакать. Что Дэвид будет у меня на быстром наборе, и это отстойно и неприятно, но, надеюсь, в конце темного туннеля окажется свет, ведь так обычно и бывает. — Прости, что дерьмово повел себя с тобой, — произносит Кайл. Беру из горки красное драже. — И ты прости меня, — все же признаю я. Впервые с того момента, как ступил в эту комнату, он поднимает взгляд, выражение его лица серьезное и оценивающее. Во рту пересыхает. — Что? — Часть меня надеется, что он отведет взгляд. Но он не отводит. — Знаю, я обещал, что не буду поднимать эту тему. Что она рассказала мне о себе, о вас. Но в этот раз я нарушу обещание. — Он смотрит на меня, и в его взгляде появляется мягкость, которой я никогда не замечала. — Она любила тебя, — продолжает он. — И не думаю, что ей нужно было это говорить. Сердце замирает, грозя вырваться из груди, трепеща от слов, которые я всегда хотела услышать. Качаю головой. По щекам стекают слезы. — Она любила тебя. Она хотела быть с тобой. Поэтому и рассказала мне о себе. Она сказала, что сделала выбор. Это ты. Она всегда выбирала тебя. Отворачиваюсь от него, слепо глядя на городские огни, а он утешает своим молчанием, давая мне возможность выплакаться. Позволяя наконец отпустить ее. 64 ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД (ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ) — Берегись! — Мина прыгает в лужу. Грязная вода забрызгивает мне всю спину. — Господи Боже! — кричу я, крутясь волчком. — Поверить не могу, что ты это сделала. Она широко улыбается, глядя через плечо, дождь капает ей на лоб. Зонтик она оставила на тротуаре, а сама стоит теперь посреди огромной лужи. Когда она подставляет лицо дождю и распахивает рот, внутри меня что-то обрывается. — Иди сюда. Поиграй со мной. — Ты иногда прям капризный ребеночек. — Она начинает дуться, но я ухмыляюсь и, пробираясь к ней, брызгаюсь водой. В самой глубокой части лужи вода достигает лодыжек. Мы поскальзываемся на грязи, брызгаясь и смеясь. Кидаемся грязью, как семилетки. Втираю комок ей в волосы, а она резво скачет вокруг меня. Ради разнообразия, она падает первой, задницей прямо в грязюку, и, вместо того чтобы подняться, хватает меня за руку и осторожно тянет за собой. Только мы вдвоем, в грязи, под дождем, бок о бок, словно иначе и быть не может. Мина радостно вздыхает, удерживая мою руку в своей. Кладет голову мне на плечо. — Чокнутая. Еще пневмонию подхватим. Прижимаясь ближе, она сжимает мою ладонь. — Признай это. Ты и рада оказаться здесь со мной. Прикрываю глаза, дождь капает мне на лицо, я ощущаю ее вес на себе, ее тепло проникает мне под кожу. — Подловила. 65 (СЕЙЧАС) ИЮЛЬ — Как самочувствие? — интересуется Дэвид. Прикусываю губу. — Нормальное. — Помнишь, о чем мы договаривались? Прошло шесть сеансов. Пора, Софи. — Может, просто поговорим о лесах? — Именно потому, что ты скорее предпочтешь снова обсудить нападение, нежели ваши отношения с Миной, нам и нужно начать о ней говорить. Нет ничего страшного в том, чтобы начать с малого. — Я... — замолкаю, потому что понятия не имею, чем закончить предложение, и вместо этого говорю: — Не могу прийти к ней на могилу, — потому что эта мысль пробуждает меня по ночам, вырывая из кошмаров, где я снова прячусь в лесу. — Я думала, что смогу. Навестить ее, вот я про что. Думала, что после того, как поймают ее убийцу — если поймают — станет легче. Как награда, что ли. Знаю, это тупо. Но так мне казалось. Дэвид в раздумьях откидывается в кресле. — Мне не кажется это глупым, — произносит он. — Почему ты решила, что тебе будет нелегко увидеть могилу Мины? — Я просто... Скучаю... — Изо всех стараюсь держать себя в руках, но здесь я в безопасности, и мне придется сказать. Эти слова должны где-то существовать, потому что их никогда не произносили в нужное время и в нужном месте. — Мы любили друг друга. Мина и я. Мы любили друг друга. Обнимаю себя за плечи. Встречаюсь с ним взглядом, и одобрение, которое вижу в его глазах, развязывает узел в груди. — Наверное, поэтому так нелегко, — заканчиваю я. АВГУСТ Солнце освещает клумбы с цветами. Когда папа выходит из дома на веранду, я сижу в кресле-лежаке. Снимая очки, поворачиваю к нему голову. После нападения папа взял несколько недель отпуска. И даже сейчас ночь за ночью я слышу ритмичный стук баскетбольного мяча об асфальт подъездной площадки, когда он кидает его в кольцо у гаража, пока весь остальной мир спит. Иногда я сижу у кухонного окна и наблюдаю за ним. Сейчас он присаживается на соседнее кресло и откашливается. — Солнышко, мне нужно кое-что тебе сказать. — Что-то случилось? — Я выпрямляюсь от вида того, что его губы сжались в тонкую линию. — Мне сейчас позвонили. Бригада криминалистов нашла тело Джеки на земельном участке Роба Хилла. — Он потирает подбородок, теперь почти полностью покрытый сединой. Он мало спит, как и я. И оба выглядим соответствующе. — Ох. — Не знаю, что и добавить. Так странно, но хорошо, что наконец нашли тело Джеки, потому что я не могу перестать думать об Эми. Ужасно ничего не знать. И не иметь могилы, на которую можно было бы приходить. — Так что, это все? — спрашиваю. — Их посадят навсегда? — Такие доказательства будет сложно проигнорировать в суде. Забираюсь с ногами на кресло, обнимаю коленки, не обращая внимания на то, как согнута больная нога. Иногда мне это нужно, нужно вот так свернуться, уйти в себя, когда думаю о тренере. Когда вспоминаю, как пряталась за валуном и ждала, когда он найдет меня. И убьет. — Солнышко... — начинает папа, но больше ничего не говорит и просто смотрит на меня. Я жду. — Ты... ничего не хочешь сказать? — наконец спрашивает он.