Кайдена замутило, но он послушно наклонился над телом. И вправду, травкой пахло. Терпкий сладковатый аромат, казалось, пропитал все тело. – И ногти, – Дуглас поднял руку. – Если хорошенько от грязи потереть, увидишь… Тонкую лиловую полоску у самого основания ногтя. – Ага… и клеймо на месте. Я тебе точно говорю, выродок. И Кайден согласился. Оборотни не потерпели бы в стае того, кто слишком уж отдается грезам, которые дарит духовица, заодно ослабляя контроль над зверем. – И смотри, – Дуглас руку вывернул, показав на толстую полосу незагоревшей кожи. – Спорим, носил блокирующие браслеты? Небось свои же и нацепили, чтоб не задрал в припадке. Похоже на то. Трава разрушает разум, стирая грань меж фантазиями и явью, а заодно уж порождая чудовищ, с которыми всяк безумец боролся как умел. И вопрос даже не в том, кто нацепил на него браслеты, а скорее в том, кто и когда додумался снять их. – Думаю, ушел по молодости в наемники… – Дуглас пощупал клеймо. Кайден и без него видел, что старое оно. Рубцы вон белые и ныне почти сровнялись с кожей. – А там уже остался, да… со всеми, так сказать… Кайден молча раздвинул челюсть покойнику, убедившись, что язык его имел весьма характерный черничный оттенок. И стало быть, оставалось оборотню немного. Странно, что пленник про травку не упомянул. Или не знал? – А это походило бы на несчастный случай? – Язык Кайден вытянул, подумывая, стоит ли его отрезать. Можно, конечно, и целиком тело оставить, но уж больно массивный покойник попался. Да и к чему? Искать его вряд ли кто станет. Точно не оборотни. Наемники? Тоже сомнительно. – Обезумевший оборотень? Гм… пожалуй что походило бы… – Дуглас потер щетинистый подбородок. – Дамочка не проявила должной разборчивости, слуг нанимая. Один свихнулся и загрыз благодетельницу. Его бы, конечно, прибили… расследовать нечего. Дело закрыто. Да… соболезнования родственникам. Похороны… И могила в родовом склепе, куда стоило бы наведаться, ибо была покойная леди к Кайдену весьма добра. Печеньем овсяным угощала. И позволяла прятаться на чердаке, когда случались грозы. Она даже не ругалась никогда, лишь вздыхала и грозила пальцем, когда он вновь совершал какую-нибудь глупость. И от этого почему-то становилось совсем совестно. – Интересно. Очень интересно… и самое интересное, кто ж это у нас его так? Точно не ты? Кайден покачал головой. – М-да… Рана была широкой и глубокой. Края ее разошлись, позволяя разглядеть и разорванную глотку, и остатки сосудов, уходивших в шею, и даже позвоночник, который уцелел не иначе как чудом. – Поднимешь? – Дуглас потер руки. – Смотри. Предположим, я оборотень, которому мерещится всякое… странно, что он вообще хоть как-то себя контролировал. Или браслеты держали? Но тогда кто их снял и когда? Или… помнишь, они про лихорадку говорили? После лихорадки он был бы ослаблен. Обычный двуипостасный вовсе не подцепил бы, к ним такая зараза не липнет, а этот вот… как очухался, пошел в дом заказ исполнять… нет, похоже, что браслеты с него уже в доме сняли. И главное, оборот он совершил… – Думаешь? – А ты думаешь, он просто так нагишом погулять вышел? Клещей хозяйством подразнить захотелось? Покойник норовил завалиться на бок, все потому, что голова его то запрокидывалась, норовя ткнуться в лицо Кайдену спутанными волосами, то падала на грудь, то перекатывалась на плечо. И сам он, даже почти отмытый, был неприятен. – Одежду не нашли… и браслеты тоже. Кайден кивнул. Он искал. И возле поляны, и дальше в лесу, и сам лес спрашивал, да только тот, сонный, отвечал неохотно. – Значит, кто-то его привел. Помог раздеться. Снял браслеты. Подтолкнул к перевороту… а потом убил? – Нелогично. – Верно, – Дуглас схватил покойника за космы и поставил голову ровно. – Не танцуй, держи хорошо. – Я держу! – Держи лучше… так вот, думаю, тот, кто его вывел в лес, оставил бы ему что-то, скажем, вещицу с запахом… да, определенно… или духи? Нет, это резковато, а вот запах… шепнул пару слов. Этим много не надо, главное, подтолкнуть в нужном направлении. Дуглас черканул по шее пальцем. И с другой стороны. – Человеческий разум не справился бы со зверем. А убедить зверя идти по следу несложно… умно. Да, пожалуй что так… но тот, кто это затеял, не стал бы убивать. – Если бы оборотень и вправду пошел по следу. А если бы бросился? – Вряд ли… сколько он носил эти браслеты? Пару лет точно, вон, весь травой пропитался. Стало быть, оборот не совершал очень давно. А это дело непростое, болезненное. И был бы он в первое время беспомощней кутенка. Его приятелю хватило бы времени убраться на безопасное расстояние. И унести с собой одежду и браслеты. Или одежду после нашли бы, скорее всего где-нибудь у дома. – Но кому-то наш волчок… – Думаешь, волк? – Скорее всего. Для медведя хиловат, даже для недокормыша, а вот волки бывают и мелкие… Кайден испытывал преогромное желание бросить мертвеца, но держал. – Ну да ладно, это мелочи. Куда интереснее, что кому-то наш приятель крепко не по нраву пришелся. Удар был один и мощный. Ты когда-нибудь убивал оборотней? Можешь опустить. Кайден разжал руки, и тело сползло на стол. – Нет. – Шкура у них весьма плотная. И добавь шерсть с густым подшерстком, которая тоже себе щит. Да и сомневаюсь, что наш приятель стоял и ждал, когда горло перервут. Надо, надо наведаться в гости по-соседски… пообщаться поближе, приглядеться… Дуглас вытер ладони платком и велел: – Иди собирайся. Пойдем знакомиться. Только помойся сперва, а то от тебя болотом воняет. Приближение грозы Катарина почувствовала ближе к полудню. Холм остался позади, как и пикник, вполне себе обыкновенный, если не считать внимания, которым Катарину окружили. Нет, никто не пытался нарушить правила приличия, напротив, братья проявляли весьма похвальную сдержанность. Но… они были рядом. Слева. И справа. И сзади тоже. Они говорили. Улыбались. Кланялись. Рассказывали забавные, действительно забавные истории, которые заставляли Катарину улыбаться, отчего она чувствовала себя совершенно глупо, и это злило несказанно, как и смех тетушки. Лимонад. И мягкие булочки. Овечий сыр, нарезанный маленькими кубиками и щедро сдобренный приправами. Ветчина. И медовые палочки с орехами. – А еще помню… – Гевин полулежал, опираясь на седло. – Однажды… в детстве… – А то сейчас ты взрослый, – поддел брата Кевин. – Взрослее тебя… – На две минуты! – На две с половиной… – Мальчики, – тетушка Лу пригрозила пальцем. – Не спорьте. А Катарина вдруг ощутила весьма характерную давящую боль в затылке и сказала: – Пора возвращаться. – Ты устала, дорогая? – Нет. Гроза будет. Скоро, – Катарина коснулась этого затылка. Грозы она чувствовала всегда, с раннего детства, и слуги, поняв, что никогда-то она в своих предчувствиях не ошибается, шептались, что виной всему ведьмина кровь. Правда, кого именно считать ведьмой, они так и не решили. Катарина посмотрела на небо. Чистое. И солнце светит, слепит. Ветер и тот стих, будто затаился, сил набираясь. И все же грозе быть, и сильной. – Дорогая, – тетушка покачала головой. – Просто скажи, что ты устала. – Хорошо, – Катарина мучительно боролась с желанием распустить волосы и коснуться тяжелого затылка, унимая эту боль. – Я устала. Спорить желания не было. К счастью, никто не стал уговаривать ее потерпеть. Братья обменялись взглядами, и Гевин произнес: – Действительно, чувствуется в воздухе что-то этакое… неспокойное. Думаю, нам будет лучше вернуться. Остатки еды вернулись в корзинку для пикника. Попонами занялся Кевин, а Гевин вызвался отнести их к экипажу и заодно уж запрячь лошадей. Катарина же подошла к обрыву. Странное место.