– Он всех несколько отвлечет, – Джио сидела по ту сторону двери. Если бы Катарина ее позвала, она бы помогла. – Во всяком случае, двоих. И не вздыхай. Выбирайся уже, будем волосы сушить. И постарайся вечером быть любезной. – С кем? – Со всеми. Авансов не давай, но любопытство прояви. Это неправильно, когда хозяйка дома не очень интересуется подобными находками. А дознаватели чуют неправильное. Катарину передернуло. – Я ж говорила, что я везучая, – она выбралась из ванны и прошлепала к порогу, оставляя на камне цепочку мокрых следов. – То труп, то дознаватель… – Смотри на это иначе, – Джио накинула полотенце на голову Катарины. – Стой смирно… одно к одному складывается. Одно и к одному… Волна тепла прокатилась по коже, и Катарина блаженно зажмурилась. – Как ты думаешь, – спросила она, когда тепло истаяло, – кем она была? – Понятия не имею. Главное, что кем бы ни была… ей не стоило здесь появляться. Спорить с этим было сложно. Глава 23 Кевин нервно расхаживал по холлу. Он переоделся, сменив один светлый костюм на другой, и Катарина подумала, что багажа при карете было не так и много. Так откуда взялись костюмы? И тросточка. Шляпа с загнутыми краями. Яркий жилет. Бутон в петлице. – Дорогая кузина, – Кевин поспешно поклонился, – я уже думал, не стоит ли отправиться в город за целителем. – Вам дурно? – Мне? Отнюдь. Но вы… такой кошмар, ужас просто! Невообразимый ужас, – он попытался взять Катарину под руку, но та коварно спрятала руки за спиной. И отступила. Кевин сделал шаг вперед. Катарина отступила снова. И повторила отступление, пока не оказалась прижата к стене. – Что вы делаете? – мрачно поинтересовалась она. А ведь они не так чтобы и похожи. Нет, на первый взгляд близнецы – истинная копия друг друга, на второй тоже, а вот если хорошенько присмотреться, то становятся заметны и отличия. Вот пухлые губы капризно изогнулись. Чуть дернулся кадык на шее, перехваченной разноцветным платком. Мешки под глазами, пусть и припудренные, но все равно заметные. Легкая одутловатость щек. Он копия брата, но дурная. – Что я делаю? – бровь приподнялась. – Вот и я вас о том спрашиваю, – Катарина шагнула в сторону. – Будьте любезны, держите руки при себе… – Иначе? – Его палец коснулся ее щеки. – Ты такая забавная… такая милая… теплая… а Гевин – холоден. Что поделаешь, змеюка – она змеюка и есть. От прикосновения Катарину передернуло. И она потерла щеку, на которой будто остался грязный след. А ведь только-только умылась. – Я же знаю, как сделать женщине хорошо… – Он дыхнул смесью горечи сигарет и спирта. – Вы пьяны. – Брось, – Кевин поймал ее за руку и притянул к себе, прижал, вдавив к стену. – Я тебе нравлюсь. Может, меньше, чем эта белобрысая скотина, но все одно… нравлюсь. – Нет. – Я всем нравлюсь. – Это ничего не значит, – Катарина попробовала оттолкнуть урода, который не нашел ничего лучше, как тереться носом о ее шею. Боже, если он вздумает шею облизать, как иногда делал Генрих, Катарину просто-напросто стошнит. – Да уйдите же… В ухо дохнули той же дымно-алкогольной смесью, а наглые руки полезли в корсаж. Не хватало… она вывернулась, чтобы дотянуться до подвески и сдавить ее. А в следующее мгновение Кевина отбросило. Как отбросило… опрокинуло на спину, протянуло по полу, чтобы грохнуть о двери. – Ах ты… – он поднялся на четвереньки. И глаза налились кровью. – Ты… Кевин выразился вовсе не так, как надлежало выражаться джентльменам, особенно если речь заходила о дамах. И, поднявшись на четвереньки, качнулся. Вставал он медленно, всем видом своим показывая, что как только поднимется… Второй удар сбил его с ног, закружил и, кажется, припечатал к стене. – Убирайтесь, – сухо произнесла Катарина. – Я не желаю видеть вас в своем доме. – Ты… Ругаться Кевин умел. Не так, конечно, как иные, кто думал, что ругань придает сил и помогает выдержать пытки, но все же… все же неплохо. Бодро. С немалой выдумкой. – Я вас всех, – он все же встал, опираясь на стену. – Я всех вас… пожалеете… Сухо щелкнула молния, пробираясь по камням, заставляя Кевина отступить. И еще на шаг. И еще… Джио забавлялась, выпуская один огненный побег за другим. Она позволяла им коснуться человека, вцепиться в его одежду, слегка взобраться по ней и гасила прежде, чем будет причинен вред. Джио хорошо знала законы. – Ты… и твоя… тварь… еще пожалеете… Огненный цветок распустился перед самым лицом Кевина, заставив шарахнуться и вывалиться за дверь. – Так-то лучше, – произнесла Джио, послав последнюю молнию, которая, судя по вскрику, достигла-таки цели. – А раньше ты не могла вмешаться? – Катарина отчаянно терла щеку. – Могла, но зачем? – То есть незачем? Этот… эта… с-скотина… – Была пьяна, судя по тому, что мне донесли. – И что? Это его оправдывает? – Нет, это позволяет взглянуть на него со стороны, – Джио явно не чувствовала себя виноватой. – А то мало ли, вдруг он и вправду тебе понравится. Еще чего. Катарину била мелкая дрожь. И ей пришлось обнять себя, чтобы хоть как-то успокоиться. – Это… ты… подстроила? – Если о том, что бренди ему отнесли вместо бокала бутылку, то да, моя вина. А все остальное – его собственная фантазия. – А я? – А тебе пора научиться защищать себя. И ты справилась. Наверное. Но почему Катарине так плохо? Она закрыла глаза, коснулась стены, говоря себе, что она в своем доме. Что эта стена надежна. И дом тоже надежен. И собственной волей Катарина вполне может выставить из него любого… именно так. Она хозяйка. Она, и только она. – Вот так, дыши глубже. – Терпеть не могу пьяных. Генрих в последние годы… ты помнишь? – Помню, – щеки Катарины коснулся платок. – Вот так лучше. И улыбнись. Генриха больше нет. Джон… его тоже нет. К счастью. Верно, к счастью. Там, во дворце, он бы в конце концов не сдержался. Их неслучайные встречи, раздражавшие столь многих. Беседы о вещах, что понятны лишь тем, кому довелось смотреть, как выглядит эшафот, кто знает, о ком плачет первая королева, и слышал, как вздыхают в Королевской башне призраки. Его доброта. Ее слабость. Плохое сочетание. Очень плохое. И Катарина ушла вовремя. – Отец тоже остался позади. И тебе нужно учиться жить самой. А это не так и просто и далеко не всегда приятно. – А если бы он… если бы попытался… – Тогда я бы его убила. И в этом конкретном трупе не было бы ничего тайного или загадочного.