Джио склонила голову. – А вы… – Она мой друг, – ответила за нее Катарина. – И компаньонка. И охрана. И наверное, единственный человек, которому я верю. А вот это было обидно. Выходит, Кайден не заслужил доверия? Не заслужил. Они-то и знакомы пару дней. – Кому было бы выгодно от вас избавиться? – продолжил Дуглас. Этот вопрос не вызвал удивления, скорее вялую улыбку. – Боюсь, что многим. Во-первых, отцу. Он готовит брак моей сестры и Джона, а я уже отработанная фигура, которую проще убрать, чем тратить на нее время и силы. Он не любит оставлять за спиной забытых людей, полагая, что рано или поздно любой человек способен доставить неприятности. – Вижу, у вас теплые взаимоотношения. – Невероятно, – тон в тон ответила она и все-таки посмотрела на Кайдена. Темные глаза. Не мед, но вишня, дикая, вошедшая в пору высшей спелости, когда сладость ее почти равняется с горечью. Яркие. И в них одновременно уживаются отчаяние и надежда. – Он еще тот собачий сын, – заметила Джио. Она ласково провела пальцами по щеке Катарины. – И поверьте, собственные дети для него значат ничуть не больше, чем чужие. А что до Катарины… она была коронована короной Святого Эдуарда, что даст возможность некоторым не самым дальновидным людям говорить о неких ее правах на престол. – А они есть? – По закону – да, – Катарина выпрямилась и, когда Кайден подал руку, повинуясь молчаливому ее требованию, оперлась на нее. – Корона Святого Эдуарда наделяет меня титулом полноправной владычицы, а не королевы-консорта, как это было до меня. Она шла медленно, гордо вскинув голову, и каждое движение ее было преисполнено прирожденного изящества. И даже странно теперь было, как Кайден сам не понял. Только королева может быть… такой. – Помимо того, существует завещание, о котором широкой публике неизвестно. Мой муж знал, что осталось ему недолго. Он весьма надеялся получить от меня наследника. По лицу Катарины пробежала тень. – И в то же время опасался, что после его смерти старший сын может предъявить свои права на престол, пусть даже и законность его рождения после аннулирования того брака Генриха весьма сомнительна, но… Она остановилась перед лестницей, которая выглядела слишком уж высокой. – Поэтому Генрих и рискнул пойти на такой шаг. Завещание представлялось ему гарантией того, что воля его будет исполнена. Я назначалась регентом и соправителем, хотя все понимали, что правил бы мой отец. К этому он и готовился. – Но наследника… не получилось? – Не получилось. – Пальцы на руке Кайдена слегка сжались. – И если бы мой муж прожил немного дольше, думаю, появилась бы и девятая королева. Но мне повезло. Он умер. А я осталась жива. С Джоном же… он пока мягче отца. – Пока? – Корона – не та ноша, которая позволяет людям оставаться добрыми. Но когда-то я помогла ему, вот и он проявил милосердие. А ведь новый король молод. И бабушка писала, что весьма собой хорош. И еще писала, что он немалое внимание оказывает королеве… а она? Устояла ли? Или… Ревность обжигала, что холод, исходивший от вод Мертвой реки. – Милосердие ли? – тихо поинтересовался Дуглас, сбив с мысли. К счастью. – Не знаю. Тогда мне казалось, что да, что я наконец-то ухожу из-под опеки отца, от власти его. Что начнется совсем-совсем другая жизнь… – И как? – Совсем другая, – она улыбнулась, и впервые светло и искренне. – Во всяком случае, здесь никто не будит меня в шесть утра, чтобы я успела принять ванну, сделать прическу и выбрать правильный наряд к утренней молитве. Никто не указывает, где я должна сидеть, что есть, что пить и с кем беседовать. По саду опять же гулять можно. А утренние прогулки, как оказалось, весьма благотворно влияют на настроение. Кайден и сам расплылся в улыбке. Ночью он ее украдет. Пусть она вновь скажет, чтобы он не приходил, но лилию примет. И луну примет, ту, что отражается на темной глади пруда. А с ней – и ночной хор сверчков, соловьиные трели и просто тишину, наполненную жизнью. И быть может, дышать ей станет немного легче. – Хорошо… – Дуглас открыл дверь и поморщился. – Жарковато сегодня. Стоит ли выходить в сад? – Стоит, – Катарина произнесла это тоном, не терпящим возражений. – Знаете, я поняла, что чем больше лежу, прячусь, убегаю, тем слабее становлюсь. И мне это надоело. Но вы ведь не о том спросить хотели? И вправду было жарко. Полуденное солнце разошлось не на шутку. Оно будто опустилось ниже, навалившись всей своей тяжестью на небосвод. И ветер притих. И деревья поникли, опустили пропыленную листву. – И все же… – Я не хочу в дом. Считайте это капризом, глупостью женской, но… я не хочу там оставаться. Это пройдет, я справлюсь с собой. И Кайден поверил, что справится. Она ведь королева. А Катарина спустилась на ступеньку: – Сейчас я почти уверена, что Джону помогал отец, что, возможно, он и подсказал это… вариант… вполне безобидный на первый взгляд. И выгодный. – Чем? – Я исчезаю. Добровольно ухожу в монастырь. Это было обставлено весьма помпезно, чтобы народ убедился, что желание это добровольное. Нет, при отсутствии его тоже нашелся бы способ убрать меня, но пошли бы слухи. С ними, конечно, справились бы, но… Еще шаг. И пыльный воздух окутывает ее, он касается бледных щек, возвращая им краски, пробуждает к жизни веснушки. Даже волосы будто ярче становятся. – То же самое со смертью. Если бы я умерла, неважно от чего, нашлись бы люди, приписавшие эту смерть рукам Джона. Или отца. Правда, не могу сказать, чтобы это так уж их задело, но… когда есть возможность поступить иначе? Отправить ставшую ненужной королеву в добровольное изгнание, а там и несчастный случай устроить. Несчастные случаи и с королевами происходят, что уж говорить о бедной женщине, которая прибыла с самого края мира? – Вижу, вы поняли, – Катарина остановилась, чтобы погладить мраморного льва. – Мне одно хотелось бы понять. Джон знает? – О болотниках вряд ли. Слишком опасная зараза, чтобы с нею связываться, – сказала Джио. И Кайден с ней согласился. – Да и об остальном… он еще не настолько король. – Тогда отец. – Или приятели твоего Джона. Или все вместе. Катарина кивнула. Вздохнула. И коснулась шеи. – А вот эту дурь из головы выбрось… – проворчала Джио, щурясь. Она остановилась на самом солнцепеке, и на лице ее вдруг появилось выражение высшей степени довольства. Узкие губы растянулись в улыбке, черты слегка сгладились, а темно-вишневые глаза будто поволокой подернуло. – Идите… гуляйте, а я постою. Погреюсь. Редко такой хороший день случается. Гуляли молча. Катарина шла, думая о своем, а Кайден не мешал, хотя его раздирали многие вопросы. Ему хотелось знать о ней все. И в то же время не хотелось, ибо подозревал он, что некоторые знания пойдут не на пользу. Его сжигало и любопытство. И ревность. И обида на то, что она оказалась королевой. Пусть и восьмой. И вдовствующей. Но… королевой. А он кто? Бастард? Бабушка столько сил потратила, пытаясь стереть это клеймо, хотя все понимали, что некоторые факты не изменить. Бастард и королева. Хоть балладу заказывай из тех, слезливых, где к финалу все трагично помирают. Только Кайден умирать не собирался. И Призрак под ладонью заурчал, соглашаясь. – Я бы хотела уйти, – наконец заговорила она, не глядя ни на Кайдена, ни на Дугласа. И руку свою убрала, словно отказываясь от опоры. – Уехать на край мира. Только, боюсь, не позволят. Лучше расскажите мне о болотниках. Что это за твари? Твари и есть. Лучше не скажешь. Но… лучше говорить о болотниках, чем о короле, которого не стало, и его жене, которой не должно было оказаться в этом доме, в этом месте. Глава 28