– Ты, товарищ милиционер, меня в свою службу не вмешивай. – Никуда я тебя не вмешиваю. Просто кати вперед. Копыта цокали по убитой, грузовиками выглаженной земле. В Елагином парке кипело строительство. – Эй, уважаемый, – окликнул Зайцев парня с лопатой на плече. – Ну? – Это здесь больница строится? – Не, – сказал тот, – тут парк. А где больница, я не знаю. – Парк? Тут же и так парк. – А это новый парк. Культуры и отдыха называется. – Да ты что? – Ага. Тут, ребзя говорят, такое было. Диверсантов разоблачили. «Секретное расследование, ага», – отметил мысленно Зайцев не без издевки. А мужик продолжал – ему, видно, охота было поболтать, все ж таки перерыв в нудной работе: – Все стройку начать не могли из-за них. А как разоблачили, так машины и пустили. Днем и ночью вон теперь, нагоняем. «Поздно», – сказал Коптельцев. Теперь Зайцев своими глазами видел почему. Поодаль уже вздымалось колесо обозрения. – Где ж больницу-то мне искать? – Хрен его знает. – Ладно. И на том спасибо. Зайцев откинулся на сиденье. Через несколько минут извозчик не выдержал, обернулся: – Что, так и будем по набережной колыхаться? – Вези обратно на Невский, – не сразу отозвался Зайцев. – Оплата в оба конца, – предупредил тот. – Само собой. Зайцев все думал о гравированной надписи на пистолете Коптельцева: именное оружие вручил начальнику угрозыска сам товарищ Киров – с благодарностью за успешно раскрытое дело. 7 Зайцев увидел Нефедова сразу. Фигура торчала на углу Фонарного и Мойки, как условились. Перегнувшись через ограду, Нефедов, очевидно, глазел на воду, на уток, качавшихся на воде, как подсолнечная шелуха. Зайцев хотел уже окликнуть его, как услышал рядом с собой не шум даже – а то, как шум прекратился. Блеснул черный лак на крыльях. Машина остановилась – остановились и отражения домов, светлого весеннего неба. Зайцев прошел вперед. – Товарищ Зайцев! Из машины проворно выбирался крепыш. В руке фуражка. Надвинул ее покрепче. – Товарищ Зайцев. Зайцев дал ему подойти. Не стоит и глядеть в сторону Нефедова. Тот сейчас наверняка наблюдает издалека за результатом своей, так сказать, оперативной работы. Зайцев прикинул свои возможности. Дать под дых – и уйти проходными дворами. В машине только шофер, а Нефедов прибежать не успеет. Не догонят. Второй вариант: сдаться. Перестать оглядываться через плечо; Зайцев знал это внезапное спокойствие преступников в камере: все позади, хотя игра и проиграна. Крепыш подошел. – Товарищ Зайцев, разговор есть один. – Отлично, – невпопад ответил Зайцев. Это усталое облегчение наваливалось на него, как сон. – Так, может, сядем в машину? – гостеприимно предложил крепыш. – Тут недалеко. Машина тем временем подкатилась ближе, поджидала: мотор работал. Мимо мелькнул прохожий, даже не глянул. На Фонарном народу немного. Подождали, гады, пока он свернет с шумной и людной Садовой. Шума не хотят. Дверца распахнулась будто сама собой. – Полезайте, – с тем же добродушием предложил крепыш. – Не надо нам шума, верно? Зайцев забрался внутрь. Крепыш плюхнулся рядом, схватился одной рукой за кожаную петлю, другой легонько стукнул шофера по спине: поезжай. Знакомая до тошноты мизансцена. Фонарный переулок дрогнул и поплыл назад. Автомобиль сунулся мордой в арку, сдал назад, развернулся – и вырулил обратно на Садовую. «Ну же, – сказал себе Зайцев. – Ну же». Как минимум два больших перекрестка до Шпалерной. Если не три. Уж на одном точно придется притормозить. Вот и шанс. Дернуть ручку, выскочить из машины – и ходу. Проходные дворы он знает лучше, чем эти гаврики знают собственные комнаты. Ищи-свищи. Мимо мелькала Садовая: телеги, трамваи, люди, люди, люди. Все мускулы напряглись. Первый перекресток: регулировщик показывает жезлом «проезжайте». Не повезло, что ж. Машина свернула на Невский. Ничего. Там впереди перекресток с Литейным, даже лучше: большие доходные дома, построенные в 1860—1870-х, гирлянды проходных дворов идут насквозь через кварталы. Зайцев скосил глаза на крепыша: тот так и молчал всю дорогу, спокойно и прямо глядя перед собой в ветровое стекло. Зайцев собрался перед броском. Ощутил холод металлической ручки на двери. Уперся ногами в трясущийся пол. Но машина покатила мимо широкой реки Владимирского проспекта, на той стороне превращавшегося в Литейный. Зайцев исподтишка обернулся на своего спутника. Так же торчит, как пень, прямо вперив оловянные глазки. Наконец на улице Некрасова машина свернула. А потом еще раз. В Басков переулок. – Приехали, – объявил крепыш. – Вон парадная. Поднимайтесь на второй этаж. Квартира налево. Там открыто. А сам и с места не двинулся. Ясно, не хочет светиться. В квартире ждут. Зайцев приоткрыл дверь. Крепыш тронул его за рукав. – Только без выкрутасов, очень вас прошу. Зайцев спрыгнул на тротуар. И тут же ему стало невыносимо тошно. Он узнал этот облупленный, но когда-то покрытый рыжеватой штукатуркой дом. Эту решетку подворотни. Эту парадную. Это окно. Здесь он видел тогда Аллу. Глава 16 1 Зайцев сунул деньги в окошко. Но вместо папирос рука продавца вернулась ковшиком: – Еще рубль с вас. Зайцев выловил из кармана бумажки, сунул нужную. Взял плоскую картонную коробочку. – Товарищ, огонька не дадите? – обернулся он к стоявшему позади в очереди. – Вот спасибо. Наклонился с папиросой к горящей спичке. Пыхнул. Ему казалось, что гнусный затхловатый запах нечистой квартирки в Басковом переулке еще стоит у него в носу. Мысленно он еще раз пробежался через весь разговор – как бы притопывая на некоторых сомнительных репликах: не может ли где обрушиться? не упустил ли он чего? – …Понять что-то не могу: я арестован? – Что вы! Зачем же так? Просто разговариваем. Беседуем. Дружески. – Вот только я на службе в данный момент, и беседуете вы, когда я преступников ловить должен. – Все верно. Мы никак не собираемся вам мешать. Именно преступников вы ловить и должны. И, помогая нам, вы помогаете общему делу: ловить, как вы выразились, преступников. Речь его вилась гладкими скользкими кольцами.