– Я из ленинградского угрозыска. – Он на совещании, – с доброжелательным нажимом повторил тот. – Это срочно. Когда его можно застать? Я звоню из Ленинграда. – Через час перезвоните. Зайцев повесил трубку. Вернулся к стойке, расплатился. Глянул на часы, которые двумя черными копьями накалывали по кругу пузатенькие цифры. – Мне еще один разговор с Москвой. Он назвал время. Девушка пожала плечом под шелковой блузкой. – Это важно, – зачем-то сказал Зайцев. – Да мне-то что: деньги ваши, не мои, – она подала квитанцию, на которой было выставлено новое время. В театре было пусто. – Вот неожиданность, – сказала Алла с улыбкой. Зайцев пристально смотрел ей в лицо: ни тени волнения. – Я, – начал он и осекся. К служебному выходу прошла стайка худеньких женщин: без грима лица танцовщиц казались юными. – Поговорить надо. Его тон показался ей, видимо, странным. На ее лице Зайцев теперь видел вопрос. – Есть спокойное место? – он сунул руки в карманы. – Идем. Сквозняком шевелило на доске объявлений листочки приказов. Они шли узкими лестницами, низкими коридорами, так не вязавшимися с просторной нарядностью зрительской части театра. Откуда-то доносились сдавленные завывания и звуки рояля: кто-то репетировал. Дунуло запахом пудры, пота, канифоли. Гримуборные. Зайцев на ходу приоткрыл дверь: тут же вскинули на него глаза трехстворчатые пустые зеркала. Никого. Он за руку втянул Аллу. Толкнул. Захлопнул позади себя дверь. Алла была ошеломлена. – Ты что? Он отметил: а вскрикнула-то – шепотом. По дороге с телеграфа он пытался представить себе этот разговор – свои реплики. Как будет сужать круги. Усыплять бдительность. Как ударит в лоб обухом внезапного – главного – вопроса. Так же, как он раскалывал подозреваемых бандитов. Врагов. Алла была врагом. Но когда он увидел ее перед собой – этот чистый лоб, этот ясный взгляд, это лицо, все его навыки потеряли цену, все слова улетучились. Он только сумел выдавить: – Что у тебя в Басковом? – У меня? Алла в миг поняла, что отпираться бессмысленно. Щеки ее жарко расцвели. – Портниха, – пожала плечом она. – Частная. Я подрабатываю. Сажаю по фигуре. Клиентки разные. Из театра в том числе. Подрабатываю немного. …Боже мой, – она схватилась тонкими пальцами за виски, – представляю… Но зачем ты следил? Просто спросил бы. Ты же знаешь, как платят в театре… А там… Мы потихоньку… Чтобы без фининспектора… Она громоздила одну ложь на другую. Но как естественно она выглядит, поразился Зайцев. – Портниха, значит. Ты ей посоветуй только усы сбрить, – процедил он. – Портнихе. Алла секунду глядела на него ошеломленно. Но только секунду. В ее голове, видимо, родился новый ход. – Это не то, что ты подумал… – Боже, Алла, – не выдержал Зайцев. – Перестань. – Да, это не портниха, – в ее голосе вдруг блеснул вызов. – Да, я встречаюсь с другим, – объявила она. Как ни очевидна была ложь, Зайцев ощутил укол. В какой-то степени Алла говорила правду: это все равно измена. Твоя подруга изменяет тебе с ОГПУ. Ты думаешь, у вас роман, а на самом деле она на службе. У нее задание. Алла продолжала развивать мелодраматическую версию: – Прости. Все так запуталось. Нет причин. Никто не виноват. Так сложилось. Зайцев молчал. Она смятенно и жалобно глянула на него. Проверяет, видел Зайцев, клюнул или нет. Он почти восхищался отвагой и свободой, с которой она лгала. Маленький опасный зверек, который мечется в поисках выхода. – …я просто не хотела. Я сама не знала, что я чувствую. К кому из вас двоих что испытываю. Я не знаю. Ему уже стало казаться, что это чистая правда. – Погоди, Алла. Погоди. Это все неинтересные детали. Прекрасные глаза смотрели так правдиво. Алла, вероятно, заметила его заминку. Она вдруг ловко прыснула у него под рукой, уже схватилась за дверь. Он успел ее оторвать. Отшвырнуть. Она налетела на столик, звякнувший всеми своими парфюмерными внутренностями, зеркало зашаталось. Зайцев выхватил пистолет. – Стоять, – тихо сказал он. И повторил еще тише. – Стоять. Вдруг словно все пазухи здания наполнились звуками. Очевидно, начал репетицию оркестр. Музыка грохотала и разбивалась брызгами. «Тем лучше», – подумал Зайцев. Он не сразу расслышал, что Алла говорит. И на этот раз голос ее дрожал. – Ты же знаешь, как они умеют опутать. Сперва арест. Потом: вы можете нам помочь. А потом они тебя отпускают. Сам знаешь. Ведь так? – Не так. – Тебе легко говорить, – перебила она. – Советский гражданин. Ты не знаешь, что такое бегать, прятаться, скрывать, кто ты. А я просто хочу жить! Я просто жить хочу. Какая есть. Я не виновата, я не выбирала, кем родиться. Ему хотелось спросить: это с самого начала было заданием? А если нет, то когда стало заданием? Он заставил себя проглотить эти вопросы. – Алла, – спокойно сказал Зайцев. – Мне это теперь уже неинтересно. – Да? Только не говори, что ты не цепляешься за жизнь, – вспыхнула она. От щелчка предохранителя Алла вздрогнула. Замерла. Ее глаза смотрели в черный глазок смерти. – Цепляюсь, – согласился Зайцев. Он подошел к ней совсем близко, дуло почти уткнулось в живот. – Не дергайся. И не делай глупостей. Сейчас мы с тобой спокойно отсюда выйдем. И ты отдашь мне все, что взяла. А потом живи как хочешь. 3 Девушка в перманенте хмурила брови, разглядывая квитанцию. – Товарищ, так разговор ведь просрочен. – Я знаю, – улыбнулся Зайцев: – Виноват. Что же мне делать? По новой заказать? – Ждите, – вздохнула она. Зайцев не успел отойти к скамейкам, на которых покорно ждали своей очереди другие, как девушка махнула ему рукой: – Третья кабинка. Зайцев сорвал трубку: – Алло? – Говорите, – все тот же голос секретаря. Все такой же доброжелательный. Зайцев представился. – Товарищ Кишкин занят. Перезвоните через пять минут. Зайцев повесил трубку. «Пять минут» – это сколько? Пять? Или полчаса? Или завтра? Или никогда. Он вышел из кабинки. Ждать здесь? Машинально сел на скамейку. Заказать новый разговор? Или немедленно ехать на вокзал, в кассу: один билет до Курска. Ростова, Орла, на Урал. Обратного не надо. Не теряет ли он прямо сейчас драгоценные минуты?