— Ну да. У меня есть молоденькие самки на выбор. Пойдем со мной, поглядишь, какую взять. Женщины покинули церковь, и трое юношей зашагали следом за ними. — Как вам у нас? — любезно спросила Беббе. — Уже обжились? Дом-то не совсем развалился? — Не успел, мы вовремя взялись за починку, — ответила матушка. Со стороны эти две женщины выглядели ровесницами, и складывалось ощущение, что они ладят между собой. Вот и славно, подумал Эдгар, матушке нужна подруга. Крохотный домик Беббе стоял посреди широкого участка земли. За домом располагался утиный пруд, рядом курятник, возле которого паслись корова с маленьким теленком. Еще к дому был пристроен огороженный загон, в нем находилась огромная свиноматка с восемью поросятами. Да, Беббе могла себя прокормить, хотя и зависела от милости священника. Матушка внимательно оглядела поросят, а затем указала на одного из них, юркого и шустрого. — Хороший выбор, — одобрила Беббе и ловким, отработанным движением схватила животное. Поросенок испуганно заверещал. Беббе достала из кошеля на поясе кожаные ремешки и умело связала животному ноги. — Кто его понесет? — Я могу, — вызвался Эдгар. — Подхвати его под брюхо. Смотри, чтобы не укусил. Эдгар послушался, стараясь не думать, какой поросенок грязный. Матушка поблагодарила Беббе. — Вернете ремешки, когда навестите нас в следующий раз, — сказала та. Веревки высоко ценились, будь они из кожи, жил или ниток. — Конечно, — пообещала матушка. Они отправились домой. Поросенок визжал и неистово вырывался, не желая расставаться с привычным загоном. Эдгар стиснул ему челюсти рукой, чтобы прекратить визг. Словно обидевшись, поросенок заляпал вонючим жидким дерьмом всю его рубаху. Заглянули в таверну и попросили у Квенбург немного корма для животного. Та принесла горсть сырных корок, рыбьи хвосты, яблочные огрызки и другие остатки еды. — От тебя воняет, — сказала она Эдгару. Юноша и сам это знал. — Попозже искупаюсь в реке, — ответил он. Дома Эдгар первым делом отнес поросенка в хлев. Он уже заделал дыру в стене, так что животное не могло сбежать. А ночью посадит к нему Бриндла, пусть сторожит. Матушка согрела воду на огне и бросила в нее объедки на свиную похлебку. Эдгар, конечно, радовался тому, что они наконец обзавелись свиньей, но теперь появился еще один голодный рот, который требовалось кормить. Придется заботиться о ней, пока она не вырастет и не принесет приплод. Значит, на время придется затянуть пояса туже прежнего. — Скоро она начнет питаться с земли в лесу, особенно когда станут падать желуди, — объяснила матушка. — Но мы должны научить ее приходить домой ночью, не то ее украдут или волки съедят. — Ты говорила, что росла в деревне. Как вы там приучали своих домашних животных? — Понятия не имею. Мама звала, и они все приходили. Наверное, привыкли, что она давала им еду. К нам, детям, они не подходили. — Наш поросенок может научиться узнавать твой голос, но тогда он не откликнется, если будет звать кто-то другой. Нужен колокольчик. Матушка недоверчиво фыркнула. Колокольчики стоили дорого. — А мне нужна золотая брошь и белый пони, сынок, — усмехнулась она. — Но я вряд ли их получу. — Не зарекайся, мама, — откликнулся Эдгар. Он направился в сарай. Ему вдруг вспомнилось, что он видел там старый серп с гнилой рукоятью и изогнутым лезвием, заржавевшим и треснувшим. Валялся в углу заодно с прочими мелочами. Юноша взял обломок лезвия, железный полумесяц длиной около фута, очевидно, ни на что не годный. Он отыскал гладкий камень, уселся на утреннем солнышке и начал счищать ржавчину с лезвия. Работа была тяжелой и утомительной, но он привык к тяжелому труду, а потому продолжал тереть, пока металл не стал достаточно чистым и в нем не отразилось солнце. Затачивать кромку Эдгар не стал, поскольку резать ничего не собирался. Взял гибкую ветку вместо веревки, прикрепил к ней лезвие и ударил по нему камнем. Раздался звон, непохожий на колокольный, нечто среднее между лязгом и дребезгом, но звук вышел довольно громким. Юноша показал свою поделку матушке. — Если стучать каждый день перед тем, как кормить поросенка, наша свинка научится приходить на этот звук. — Очень хорошо! Сколько времени у тебя уйдет на изготовление золотой броши? — Она смеялась, но в ее голосе проскользнула нотка гордости за сына. Она считала, что Эдгар унаследовал ее ум, — и была, по-видимому, права. На обед была лепешка с диким луком, и Эдгар решил помыться перед едой. Он брел вдоль реки, пока не дошел до крохотного илистого бережка. Снял рубаху, выстирал ее на мелководье, растирая и выжимая шерстяное полотно, чтобы избавиться от вони. Затем разложил рубаху на камнях, сушиться на солнце. А сам нырнул в воду с головой, чтобы вымыть волосы. Люди говорили, что купаться вредно для здоровья, и зимой Эдгар никогда не мылся, но от тех, кто не мылся вообще никогда, несло как от навозной кучи. Матушка и папаша приучили своих сыновей бороться с запахом и мыться хотя бы раз в год. Эдгар вырос на берегу моря, а потому плавал с тех пор, как себя помнил. Сполоснувшись, он вознамерился переплыть реку — просто так, ради удовольствия. Течение было умеренным, плыть ничто не мешало. Он наслаждался ощущением прохладной воды на голой коже. Добрался до противоположного берега и поплыл обратно. Нащупал ногами дно и встал. Вода доходила ему до коленей, капли срывались с тела. На таком солнце он быстро высохнет. В этот миг он понял, что уже не один. Квенбург сидела на берегу и смотрела на него. — А ты неплохо смотришься, — сказала она. Эдгар почувствовал себя глупо и смутился. — Ты не могла бы уйти? — С какой стати? Разве запрещено гулять по берегу? — Прошу тебя. Девушка встала и отвернулась. — Спасибо, — сказал Эдгар. Но он неверно истолковал ее побуждение. Вместо того чтобы уйти, она быстрым движением стянула с себя платье через голову и предстала обнаженной, с бледной кожей. — Нет, нет! — забормотал Эдгар. Квенбург развернулась к нему лицом. Он в ужасе уставился на девушку. В ее облике не было ничего отталкивающего — на самом деле в уголке разума мелькнула мысль, что у нее красивая округлая фигура, — но она была не той женщиной. В его сердце жила Сунни, ничье тело не могло сравниться с телом погибшей возлюбленной. Квенбург вошла в реку. — У тебя внизу волосы другого цвета, — проговорила она с лукавой улыбкой. — На имбирь похоже. — Держись подальше от меня, — прохрипел он. — Смотри, у тебя все сморщилось от холодной воды. Хочешь, подогрею? — Она потянулась к Эдгару. Эдгар оттолкнул ее. Из-за смущения, которое не отпускало, толкнул сильнее, чем следовало. Квенбург не устояла на ногах и повалилась в воду. Пока она барахталась на мелководье, он вышел мимо нее на берег. Она бросила в спину Эдгару: — Эй, что с тобой такое? Или ты девка, на мужчин падкая? Юноша взял рубаху с камней. Высохла она не до конца, но он все равно поспешил одеться. Теперь, чувствуя себя менее уязвимым, он рискнул повернуться. — Верно, я такой. Я девчонка. Она сердито уставилась на него. — Врешь ты все, я же вижу. Врешь и не краснеешь. — Ладно, вру. И что? — Эдгар начал раздражаться. — Правда в том, что ты мне не нравишься. Теперь оставишь меня в покое? Квенбург вышла из воды. — Свинья, — процедила она. — Надеюсь, ты сдохнешь от голода на своей бесплодной земле. — Она натянула платье через голову. — А потом попадешь в ад. И ушла. Эдгар был рад избавиться от нее. Мгновение спустя он пожалел о том, что повел себя грубо. Отчасти она сама виновата, слишком уж назойливой была, но все-таки стоило обойтись с нею помягче. Юноша часто сожалел о порывах, которым поддавался, и думал, что надо лучше следить за собой. Порой, подумалось ему, так трудно поступить правильно.