Правда, сегодня мир продлился недолго. Через несколько минут после начала службы скрипнула створка главного входа, которым редко пользовались. Все молодые монахи обернулись в ту сторону. Олдред тоже обернулся — и узнал светло-русые волосы молодого помощника епископа Уинстена, дьякона Итамара. Старшие братья упорно продолжали молиться, но Олдред решил, что кому-то придется выяснить, зачем пожаловал Итамар. Он шагнул навстречу дьякону и шепотом спросил: — Что тебе нужно? Дьякон робел, но произнес громко и твердо: — Епископ Уинстен призывает Уигферта из Кентербери. Олдред невольно посмотрел на Уигферта: тот оглянулся с испуганным видом, его пухлое лицо исказилось. Олдред и сам испугался, но решил, что не позволит Уигферту одному выслушивать разгневанного Уинстена: до сих пор встречались люди, которые на неприятные вести отвечали тем, что отправляли обратно голову посланника в мешке. Конечно, Уинстен вряд ли на что-то такое сподобится, но кто его знает… Олдред нарочито спокойно кивнул: — Будь добр, извинись перед епископом и скажи, что брат Уигферт молится. Итамару определенно не хотелось возвращаться с таким ответом. — Епископу не понравится, что его заставляют ждать. Олдред ничуть в этом не сомневался, однако сказал рассудительно: — Уверен, епископ не захочет прерывать молитву человека Божьего. Выражение лица Итамара ясно говорило, что Уинстену подобные угрызения совести неведомы, но молодой дьякон не посмел сказать это вслух. Далеко не все монахи были рукоположены в священство, но Олдред был, а в церковной иерархии он превосходил Итамара, простого дьякона, так что Итамару пришлось довольствоваться полученным ответом. После долгих размышлений молодой дьякон грустно кивнул и неохотно покинул церковь. Первая кровь за монахами, подумалось Олдреду. Впрочем, восхитительное ощущение победы быстро уступило место отрезвляющему пониманию: это еще не конец. Он вернулся к молитве, но постоянно отвлекался на посторонние мысли. Как быть после службы, когда Уигферт лишится оснований отказывать епископу во встрече? Стоит ли ему, Олдреду, идти вместе с Уигфертом? Разумеется, Олдред ничуть не годился в телохранители, но все же вдвоем проще, нежели одному. Или попробовать уговорить настоятеля Осмунда, чтобы тот присоединился к ним? Уинстен определенно не отважится наседать на настоятеля. С другой стороны, сам Осмунд вовсе не храбрец. С него станется малодушно заявить, что это Эльфрик Кентерберийский написал послание и прислал Уигферта, а потому именно Эльфрик должен защищать своего вестника. Правда, от долгих терзаний Олдреда избавили. Створки главной двери с грохотом распахнулись. Пение мгновенно смолкло, все монахи повернулись на звук. В храм ворвался епископ Уинстен, его плащ развевался за плечами. Епископа сопровождал Кнебба, один из его воинов. Самого Уинстена никак нельзя было назвать тщедушным, но рядом с Кнеббой он выглядел таковым. Олдред испугался, однако сумел подавить страх. — Кто тут Уигферт из Кентербери? — прорычал епископ. Олдред вряд ли смог бы внятно объяснить, почему именно он сделал шаг вперед. — Милорд епископ, ты прерываешь богослужение девятого часа. Ты перебил братьев. — Кого хочу, того и перебиваю! — запальчиво воскликнул Уинстен. — Даже Господа? — осведомился Олдред. Уинстен побагровел от ярости, его глаза будто выпучились. Олдред было попятился, но принудил себя замереть. Он заметил, как ладонь Кнеббы легла на рукоять меча. Из-за спины Олдреда, от алтаря, дрожащим голосом заговорил настоятель Осмунд. Пусть голос старика дрожал, говорил он сурово: — Лучше не обнажай свой меч в церкви, Кнебба, не то обречешь свою бессмертную душу на вечное проклятие. Кнебба побледнел, отдернул ладонь, словно рукоять вдруг обожгла ему пальцы. «А Осмунд-то смел, — подумал Олдред, — зря я на него наговаривал». Уинстен немного остыл. Он был ужасен в гневе, но монахи проявили неожиданную твердость. Епископ смерил настоятеля взглядом: — Осмунд, как ты посмел жаловаться архиепископу на священника, состоящего у меня в подчинении? Ты же ни разу не был в Дренгс-Ферри! — Зато я был, — вмешался Олдред, — и собственными глазами видел беззаконие и разврат в местной церкви. Долг требовал от меня обо всем доложить. — Закрой свой рот, юнец! — бросил епископ, который был всего на пару лет старше Олдреда. — Я говорю с колдуном, а не с котом колдуна. Твой настоятель, а не ты, пытается отнять мою церковь и присоединить ее к своим владениям. — Храм принадлежит Богу, а не людям, — возразил Осмунд. Еще один храбрый ответ, еще один удар по Уинстену. Олдред начал верить, что епископу, возможно, придется убраться, поджав хвост. Но перепалка, судя по всему, разозлила Уинстена окончательно. — Господь препоручил этот храм моим заботам! — прорычал он и шагнул к Осмунду. Настоятель вздрогнул. — Слушай внимательно, настоятель! Я не позволю тебе присвоить церковь в Дренгс-Ферри! Осмунд все тем же дрожащим голосом ответил: — Решение было принято. — Я оспорю его в суде графства. Настоятель отшатнулся. — Так не подобает! — воскликнул он. — Будет недостойно людей Божьих прилюдно тягаться в Ширинге. — Ты бы подумал об этом, прежде чем написал свое клеветническое письмишко архиепископу Кентерберийскому. — Уинстен, ты должен подчиниться. — Не дождетесь! Если понадобится, я отправлюсь в Кентербери и всем расскажу там о твоих грехах. — Архиепископу Эльфрику давно ведомы все мои прегрешения. — Бьюсь об заклад, кое-что будет для него в новинку. Олдред знал, что за настоятелем не водилось по-настоящему серьезных грехов, но ведь Уинстен не затруднится придумать что-нибудь мерзкое и даже подыщет людей, которых заставит свидетельствовать против настоятеля. — С твоей стороны неосмотрительно идти против воли архиепископа, — не уступал Осмунд. — Ты сам меня вынудил, старик, и тебе же будет хуже! Чудеса, да и только, сказал себе Олдред. Никто Уинстена ни к чему не принуждал. Дренгс-Ферри — это же такая глушь! Кто бы мог вообразить, что из-за этой деревеньки на отшибе может разгореться яростная ссора? Епископ же явно готов воевать и биться насмерть. Почему? Священники платили Уинстену часть своего дохода, но это же сущие крохи. Да, епископ сам назначил туда Дегберта, но ведь тот даже не близкий родственник, и не составит труда, если что, подыскать для него другое местечко. Что же такого важного в этом Дренгс-Ферри? Уинстен не желал успокаиваться: — Я не отступлюсь, будь уверен, Осмунд! Война затянется на годы, если ты не поступишь разумно. — Что ты имеешь в виду? — Напиши Эльфрику другое письмо. — Уинстен вдруг заговорил настолько рассудительно, что впору было заподозрить насмешку. — Скажи, что ты добрый христианин и не хочешь рассориться со своим братом во Христе, епископом Ширинга, а тот обещал лично присмотреть за положением дел в Дренгс-Ферри. «Вообще-то, — мысленно поправил Олдред, — этого обещания мы не слышали». — Прибавь еще, что решение Эльфрика чревато скандалом. Дескать, крохотная церковь не стоит таких потрясений. Осмунд задумался. — Божьи труды всегда сопровождаются потрясениями! — не утерпел Олдред. — Господь не раздумывал, когда изгонял менял из храма! Писание учит… На сей раз его оборвал Осмунд. — Не перебивай старших, — строго наказал настоятель. Уинстен поддержал: — Помалкивай, Олдред, ты и без того причинил достаточно вреда. Олдред склонил голову, но внутри у него все кипело. Осмунду нельзя отступать, на его стороне архиепископ! Настоятель сказал: — Я помолюсь, чтобы Господь вразумил меня на правильный выбор. Епископ этим не удовлетворился: