— Я сам сегодня напишу Эльфрику. Сообщу, что его распоряжение — предположение, а не распоряжение! — невыполнимо, что мы с тобой обсудили этот вопрос и что ты, как мне показалось, по зрелом размышлении согласился со мною в том, что прямо сейчас церковь не следует превращать в придаток монастыря. — Я тебе уже сказал, — раздраженно произнес Осмунд. — Я подумаю об этом. Уинстен словно не услышал и продолжил давить: — Брат Уигферт может отвезти мое письмо. — Он оглядел братьев, понятия не имея, кто из них Уигферт. — Кстати, если мое письмо пропадет по дороге и архиепископ его не получит, я лично отрежу этому Уигферту его причиндалы ржавым ножом. Монахи зашушукались, потрясенные такой свирепостью. — Покинь наш храм, епископ, прежде чем ты окончательно не опорочил Дом Божий, — велел Осмунд. — Пиши письмо, Осмунд, — процедил Уинстен. — Растолкуй архиепископу Эльфрику, что ты передумал. Иначе хуже будет. С этими словами Уинстен стремительно развернулся и вышел из церкви. «Он думает, что победил, — сказал себе Олдред. — И он прав». 14 1 ноября 997 г. Рагна вышла замуж за Уилфа в День всех святых, первого ноября, под чередование солнечного света и проливного дождя. Все на холме было теперь знакомо Рагне. Пахло конюшнями, немытыми телами и рыбой, которую варили на кухне. Было шумно: лаяли собаки, визжали дети, кричали мужчины и заливисто смеялись женщины; кузнец ковал подковы, а плотники обтесывали поваленные стволы деревьев своими топорами. Западный ветер гнал по небу облака, тени которых преследовали друг друга по соломенным крышам. Рагна позавтракала в своем доме в присутствии слуг. Она нарочно все устроила так, чтобы спокойно подготовиться к обряду. Хватит, и так уже вся извелась — как она будет выглядеть, сумеет ли достойно себя повести. Она отчаянно хотела, чтобы для Уилфа все было идеально. Раньше она не могла дождаться этого дня, а теперь ей хотелось, чтобы он поскорее закончился. Зрелища и различные церемонии были обычным явлением в ее жизни, сейчас она желала всего-навсего очутиться в одной постели с мужем. Она сопротивлялась искушению и стойко ждала свадьбы, несмотря на зов плоти, однако теперь радовалась своей стойкости, ибо видела, что страсть Уилфа усиливается с каждым днем. Она читала эту страсть в его взгляде, улавливала в замирании его пальцев на ее ладони и в томительном предвкушении вечернего поцелуя. Они провели вместе много часов, разговаривая обо всем на свете. Он поведал Рагне о своем детстве, о смерти матери и потрясении от повторного брака отца с Гитой, о появлении в его жизни двух младших братьев. При этом Уилф не любил отвечать на вопросы, которые считал лишними. Она выяснила это, когда невзначай спросила его о ссоре с королем Этельредом. Он сразу вознегодовал, как будто она уязвила его гордость. Однажды Рагна и Уилф отправились вдвоем охотиться в лес между Ширингом и Дренгс-Ферри. Заночевали в охотничьем домике Уилфа, удаленном, но уютном, с конюшнями, конурами, лавками и большим домом, где все спали на тростнике на полу. В тот вечер Уилф подробно рассказывал о своем отце, тоже элдормене Ширинга. Эта должность вовсе не была наследственной, и, слушая историю о борьбе за власть после кончины отца Уилфа, Рагна многое узнала об английских порядках. Теперь, в день свадьбы, ей было приятно думать, что она узнала Уилфа куда лучше, чем когда только приехала в Ширинг. Увы, ее надежды на спокойное утро были безжалостно разрушены. Первым явился епископ Уинстен, чей плащ промок от дождя. За ним следовал верный Кнебба с безменом в руках и небольшой шкатулкой, где хранились, должно быть, гирьки. Рагна проявила вежливость: — Доброе утро, милорд епископ, надеюсь, ты в добром здравии. Уинстен воспринял эту любезность как нечто несущественное и немедленно приступил к делу: — Я пришел проверить твое приданое. — Очень хорошо. — Рагна этого ожидала и была готова к любым уловкам. Со стропил свисали несколько веревок, служивших для разных целей, в том числе к ним подвешивали еду, чтобы мыши не добрались. Кнебба привязал безмен к одной такой веревке. Железный стержень весов был поделен на две неравные части: к более короткой крепился подвесной лоток, куда клали взвешиваемый предмет, а по более длинной перемещали груз, отслеживая насечки на стержне. Когда лоток пустовал, а скользящий грузик находился на крайней изнутри отметке, это означало равновесие, и стержень мягко покачивался в воздухе. Кнебба поставил на стол принесенную шкатулку. Там и вправду лежали гири, приземистые свинцовые цилиндры, и в каждую была вставлена серебряная монета, подтверждавшая вес. — Я позаимствовал их на монетном дворе Ширинга, — пояснил Уинстен. Кэт двинулась было к сундучку с приданым, но Рагна вскинула руку, призывая не спешить. Она не доверяла Уинстену. Под защитой могучего Кнеббы епископ вполне может поддаться соблазну и просто-напросто унести сундучок под мышкой. — Кнебба может удалиться, — заметила Рагна. — Я предпочитаю, чтобы он остался, — возразил Уинстен. — Зачем? — удивилась Рагна. — Или у него особый дар взвешивать монеты? — Он мой телохранитель. — Ты кого-то опасаешься? Меня? Или мою служанку Кэт? Уинстен покосился на Берна Великана, но не стал отвечать на вопрос Рагны. — Ладно. Подожди снаружи, Кнебба. Телохранитель ушел. — Давай проверим, все ли в порядке. — Рагна положила в лоток весов пятифунтовую гирю, и короткая часть безмена немедленно опустилась. Затем девушка стала перемещать груз по длинной части, восстанавливая равновесие. Обе части выровнялись на отметке в пять фунтов, значит, весы точные. Рагна кивнула Берну, и тот поднял сундучок и поставил на стол. Рагна отперла замок ключом, висевшим на ремешке у нее на шее. В сундуке находилось четыре небольших кожаных мешочка. Рагна положила один на лоток весов вместо пятифунтовой гири. Стержень чуть покосился, мешочек оказался незначительно тяжелее пяти фунтов. — Это из-за мешка, он добавляет вес, — сказала Рагна. Уинстен снисходительно махнул рукой, больше заинтересованный в другом: — Покажи мне монеты. Рагна высыпала содержимое мешочка на стол. По столешнице рассыпались сотни крохотных серебряных монет — все английские, с крестом на одной стороне и с головой короля Этельреда на другой. В брачном договоре особо отмечалось, что приданое выдается в английских пенни — в них серебра было больше, чем во франкских денье. Уинстен удовлетворенно кивнул. Рагна собрала серебряные монеты со стола и на глазах епископа взвесила оставшиеся три мешочка. Каждый весил ровно пять фунтов. Приданое было доставлено. Она сложила мешочки обратно в сундук. — Так, это я заберу, — деловито проговорил Уинстен. Рагна указала Берну на сундучок: — Не раньше, чем я выйду замуж за Уилфа. — Это случится уже к полудню! — Значит, заберешь приданое в полдень. — Выходит, проверка была бессмысленной? Впереди еще два часа, из каждого мешка запросто можно отсыпать по пятьдесят монет. Рагна заперла замок и передала ключ Уинстену. — Вот, — сказала она. — Мне теперь его не открыть. Если кто и отсыпет монеты, то ты сам. Уинстен притворился, будто принял ее слова за шутку, внушенную чрезмерным беспокойством о сохранности приданого. — Гости уже прибывают! — сообщил он. — Говядину и свинину жарили всю ночь. Бочки с элем на месте. Пекари испекли добрую сотню буханок. Ты и вправду веришь, что Уилф отнимет твое приданое и отменит свадьбу? Рагна мило улыбнулась. — Я стану твоей невесткой, Уинстен, — сказала она. — Учись доверять мне. Уинстен хмыкнул и ушел. Кнебба вернулся, забрал безмен и гири. Стоило ему уйти, как появился Уигельм. Он походил на братьев крупным носом и тяжелым подбородком, густыми светлыми волосами и длинными усами, но на его лице было написано такое раздражение, как если бы он считал, что все вокруг обращаются с ним несправедливо. На нем была та же одежда, что и вчера, — черная рубаха и коричневый плащ, как будто он показывал всему свету, что в сегодняшнем дне нет ничего особенного. — Итак, сестрица, нынче ты потеряешь девственность. Рагна покраснела, потому что потеряла ее четыре месяца назад. К счастью, Уигельм неправильно понял причину ее смущения. — Да не стесняйся! — Он похотливо усмехнулся. — Тебе понравится, даю слово. «Откуда тебе знать, болван», — подумала Рагна. Следом за Уигельмом вошла невысокая пухленькая дама приблизительно его возраста — лет тридцати. Она выглядела привлекательно, держалась уверенно, как и положено женщине, которая знает, что притягивает мужские взгляды. Она не представилась, а Уигельм не спешил объяснить ее присутствие в доме, поэтому Рагна сама завела беседу.