Уилвульф оглядел толпу горожан и нахмурился. — Навскидку здесь собралось около тысячи человек. То есть выжила половина городского населения. Это много. Как им удалось спастись от викингов? — Милорд, один юноша, который встал рано поутру, заметил приближение врага и побежал в монастырь, чтобы нас предупредить. — Ульфрик чуть замялся. — Мы забили в колокол… — Повезло, — коротко оценил Уилвульф. — Что за юноша? — Эдгар, тот самый, что рассказывал о Шербуре. Младший из трех сыновей местного корабела. Везде успел, усмехнулся про себя Уинстен. — Ты хорошо потрудился, Эдгар, — одобрил элдормен. — Благодарю, милорд. — Чем ты намерен заняться? Эдгар держался стойко, однако епископ Уинстен видел, что юноше страшно, будущее его пугает. — Не могу сказать, милорд. Мой отец был убит, наш дом сгорел вместе со всеми инструментами и запасом древесины. Уигельм не утерпел. — Некогда обсуждать каждую семью по отдельности. Надо решить, что будет со всем городом. Уилвульф согласно кивнул. — Люди должны восстановить свои дома до наступления зимы. Уигельм, ты откажешься от податей, которые должны быть выплачены в мидсоммер[6]. — Обычно подати вносили четыре раза в год, в так называемые четверные дни[7] — на день святого Иоанна, в двадцать четвертый день июня, на Михайлов день двадцать девятого сентября[8], на Рождество двадцать пятого декабря и на Благовещение двадцать пятого марта. Уинстен покосился на Уигельма. Тан выглядел недовольным, но возражать не отважился. Впрочем, злиться глупо, у горожан все равно нет средств на уплату податей, так что Уилвульф, по сути, ничем брата не обделил. Какая-то женщина из толпы выкрикнула: — И на Михайлов день, милорд, если можно! Уинстен поискал взглядом ту, что кричала. Невысокая и крепкая на вид женщина лет сорока… — Вот на Михайлов день и решим. Все от вас зависит. — Уилвульф ловко ушел от прямого ответа. Женщина не унималась: — Нам нужны доски, чтобы отстроить наши дома, но мы не можем платить за лес. Уилвульф негромко спросил Уигельма: — Кто это? — Милдред, жена корабела, — ответил тан. — Местная возмутительница спокойствия. Внезапно епископа посетила занятная мысль. — Кажется, братец, я могу тебя от нее избавить. Уилвульф вполголоса заметил: — Кто бы она ни была, но эта женщина права. Уигельму придется раздавать древесину бесплатно. — Хорошо, — неохотно согласился Уигельм и повернулся к толпе: — Люди, вы можете брать дерево без платы, но это касается только жителей Кума, которые займутся восстановлением своих домов. Разрешение действует до Михайлова дня. Уилвульф встал с кресла. — Думаю, на этом пока все, — сказал он. — Уигельм, потолкуй с тем рыбаком Маккусом. Выясни, готов ли он доставить меня в Шербур, что хочет получить в оплату, сколько времени займет плавание — в общем, все подробности. Толпа глухо зароптала. Люди не скрывали своего разочарования. Обычная история, подумал Уинстен, от власти вечно ожидают чудес. Несколько горожан подались вперед, явно рассчитывая обратиться с личными просьбами. Охрана элдормена шагнула им навстречу. Уинстен отделился от братьев. У дверей церкви он снова столкнулся с Мэгс. Та явно решила подольститься. — Пошли внутрь, и я тебе отсосу, — деловито предложила она. — Сам говоришь, я делаю это лучше, чем любая молоденькая. — Хватит нести чушь! — Уинстен поморщился. Моряку или рыбаку все равно, если его застанут за подобным, но епископ должен соблюдать осторожность. — Короче, к делу. Сколько тебе нужно? — Ты о чем? — Сколько тебе нужно денег, чтобы восполнить пропажу девок? — пояснил Уинстен. Он привык хорошо проводить время в заведении Мэгс и надеялся вернуть прежние порядки. — Сколько ссудить? Поторопись, женщина. Мэгс давно научилась справляться с перепадами мужского настроения, поэтому ей не составило труда отбросить игривость и перейти на деловой тон. — Молодые и свежие рабыни на Бристольском рынке стоят по фунту за голову. Уинстен кивнул. В Бристоле, в нескольких днях пути от Кума, имелся большой невольничий рынок. Епископ, как всегда, не медлил с решением. — Если я дам тебе десять фунтов, сможешь вернуть мне двадцать через год? Глаза Мэгс сверкнули, но женщина притворилась, будто сомневается. — Ну, не знаю… С кого брать-то? — Всегда найдутся захожие моряки. Да и новые девушки привлекут больше мужчин. В твоем ремесле никогда не бывает недостатка в спросе. — Сойдемся на полутора годах? — Тогда с тебя двадцать пять фунтов на Рождество через год. Мэгс скривилась, но все же согласилась. — Идет. Уинстен подозвал Кнеббу, верзилу в железном шлеме, который охранял епископские деньги. — Выдай ей десять фунтов, — велел он. — Сундук в монастыре, — сказал Кнебба. — Идем со мной, женщина. — Не вздумай ее надуть, — предупредил Уинстен. — Можешь с нею позабавиться, если захочешь, но чтобы выдал полные десять фунтов. — Да благословит тебя Всевышний, милорд епископ, — поблагодарила Мэгс. Уинстен коснулся пальцем ее губ. — Отблагодаришь меня позже, когда стемнеет. Она стиснула его руку и сладострастно облизала палец. — Не могу дождаться. Уинстен поспешил уйти, пока никто не заметил выходки Мэгс. Он оглядел толпу. Люди, конечно, огорчены и даже возмущены, но с этим ничего не поделаешь. Он перехватил взгляд юнца, сына корабела, и поманил юношу к себе. Эдгар послушно подошел к дверям церкви, за ним бежала белая в подпалинах псина. — Приведи свою мать, — распорядился Уинстен. — И братьев тоже. Возможно, я сумею вам помочь. — Хвала небесам! — обрадованно воскликнул Эдгар. — Вам нужно построить корабль? — Нет. Радость моментально исчезла. — А что тогда? — Приведи свою мать, и я все объясню. — Хорошо, господин. Эдгар вскоре вернулся с Милдред, которая настороженно смотрела на Уинстена, и двумя молодыми людьми, очевидно своими братьями: оба превосходили юношу статью, но им недоставало его пытливого взгляда. Три крепких юнца и суровая мать — отличный выбор для дела, которое замыслил епископ. — У меня на примете есть пустующее хозяйство, — сказал он. Да уж, он окажет Уигельму немалую услугу, избавив тана от этой бунтовщицы Милдред.