Уилвульф недоверчиво насупился: — Это и вправду все, что случилось? — Ну, не совсем. — Рагна подтянула рукав платья, обнажая свежий синяк. — Мальчик по имени Стигги меня ударил. В ответ Берн сбил его с ног. Уилвульф мрачно воззрился на Гиту: — Мальчик поднял руку на жену элдормена? Ты умолчала об этом. — Он всего лишь хотел вернуть мяч! — Сколько бы Гита ни возражала, синяк опровергал ее красноречие. — А что делал Гарульф? — спросил Уилвульф. — Стоял и смотрел, — честно ответила Рагна. — Он не защитил жену своего отца? — Боюсь, что нет. Уилвульф впал в ярость, как и предвидела Рагна. — Стигги нужно выпороть, — произнес он сурово. — Будет знать! Назначаю ему дюжину ударов плетью. Но я не знаю, как быть с Гарульфом. Мой сын должен понимать, что допустимо, а что — нет. — Могу я кое-что предложить? — осведомилась Рагна. — Попробуй. — Поручи Гарульфу самому выпороть приятеля. Уилвульф одобрительно кивнул. — Отличная мысль! — похвалил он. * * * Стигги раздели догола и привязали лицом к столбу. Унижение являлось частью наказания. Гарульф держал в руках кожаный хлыст, конец которого делился на три полоски, и каждая из них была отделана острыми камнями. Юноша выглядел обиженным и несчастным. За зрелищем наблюдали все, кто обитал на холме, мужчины, женщины и дети. Наказание, помимо прочего, было призвано преподать урок всем, а не только преступнику. Уилвульф, стоявший возле столба, громко провозгласил: — Стигги посмел поднять руку на мою жену. За это он будет наказан. Толпа безмолвствовала, лишь щебетали птицы. — Начинаем. Раз. Гарульф занес плеть и ударил Стигги по обнаженной спине. Кожа вспухла с неприятным треском, Стигги вздрогнул. Рагна поежилась, жаль, что ей приходится смотреть, но уйти сейчас означало проявить слабость. Элдормен покачал головой: — Не годится, бей в полную силу. Все сначала. Раз! Гарульф ударил сильнее. Стигги приглушенно взвыл от боли. Кожаные полоски оставили багровые рубцы на белой коже. Какая-то женщина в толпе тихонько заплакала, Рагна узнала мать Стигги. Уилвульф равнодушно бросил: — Все равно плохо. Опять сначала. Раз! Гарульф высоко вскинул плеть и ударил так сильно, как только мог. Стигги завопил, а там, где камни рассекли его кожу, выступила кровь. Птицы умолкли, напуганные этим воплем. — Два! — продолжил считать Уилвульф. 17 Февраль 998 г. Эдгар злился, когда думал, что люди обкрадывают Рагну. Его не слишком заботило то обстоятельство, что мастер Габ с каменоломни обманывает элдормена Уилвульфа. В конце концов, Уилвульф не обеднеет от такого, да и на него самого Эдгару было плевать. Но когда долину Оутен передали Рагне, юноша внезапно осознал свою ответственность перед этой чужестранкой — быть может, потому, что она не ведала местных порядков и постоянно от этого страдала, или же потому, как он честно признался себе, что она такая красавица. Он хотел обо всем ей рассказать в том разговоре после ее свадьбы, но все-таки промолчал. Надо выяснить все подробности, ни к чему тревожить Рагну понапрасну. Как бы то ни было, ему снова пришлось отправиться в Оутенхэм. Стены пивоварни поднялись до нужной высоты, на них легли деревянные стропила, а крышу Эдгар хотел покрыть тонкой каменной черепицей, не боящейся огня. Он сказал Дренгу, что добудет камень за половину цены, если сам перевезет его из каменоломни — это было правдой, — и Дренг согласился: наниматель Эдгара вечно норовил копить, а не тратить. Юноша построил плот из длинных и широких бревен. В прошлый раз по дороге вдоль берега к Оутенхэму он убедился, что вверх по течению реки нет серьезных препятствий, которые затруднили бы плавание, если не считать двух отмелей — там, возможно, плот придется тянуть на веревке, но всего несколько ярдов. Впрочем, в одиночку бороться с течением непросто, а уж перетаскивать по мелководью — и подавно, поэтому Эдгар уговорил Дренга заплатить Эрману и Эдбальду по пенни каждому, чтобы они на два дня бросили возиться с землей и помогли брату. Дренг вручил Эдгару маленький кожаный кошель — мол, внутри двенадцать пенни, должно хватить на все. Этель дала в дорогу хлеб и ветчину, а Лив выделила кувшин эля, чтобы утолять жажду. В путь отправились рано поутру. Стоило людям взойти на борт, как на плот запрыгнул Бриндл. Пес всегда предпочитал куда-то двигаться, а не оставаться на месте. Эдгар мимоходом задумался, что он сам считает по этому поводу, — и не смог ответить себе однозначно. Эрман и Эдбальд заметно отощали, да и Эдгар тоже не выглядел упитанным. Год назад, в Куме, никто не назвал бы их пухлыми, но за эту зиму все трое изрядно похудели. По-прежнему крепкие и сильные, братья сделались поджарыми, щеки запали, руки и ноги жилистые, в поясе ни намека на жирок. Было холодно, однако они вспотели, усердно толкая плот шестами вверх по течению. Вообще с плотом бы справился и один рулевой, но было куда проще, когда толкали двое, по одному с каждого борта, а третий отдыхал. Разговаривали редко, когда молчать становилось совсем невмоготу. — Как там Квенбург? — спросил Эдгар. Эдбальд хмыкнул: — Эрман ложится с нею по понедельникам, средам и пятницам, а я — по вторникам, четвергам и субботам. — Он скабрезно усмехнулся: — В воскресенье у нее день отдыха. Братья явно были довольны таким раскладом, и Эдгар подумал, что неожиданное решение, которое нашла матушка, оказалось на удивление удачным. — Да врет он все, врет и не краснеет! — вмешался Эрман. — С таким-то животом ей давно не до любовных забав. Эдгар принялся высчитывать сроки. Они прибыли в Дренгс-Ферри за три дня до мидсоммера, Квенбург понесла более или менее сразу. — Ребенок должен родиться за три дня до Благовещения. Эрман хмуро покосился на младшего брата. Умение Эдгара обращаться с числами со стороны смотрелось своего рода чудесным даром, и братьев это нисколько не радовало. — Как ни крути, Квен не поможет нам с весенней вспашкой. Кто будет направлять лемех, пока мы тянем? Почва в Дренгс-Ферри легко поддавалась плугу, но все-таки их матушка уже в годах. — У мамы вы спрашивали? — уточнил Эдгар. — Ну да, — отозвался Эрман. — Говорит, ей тяжело работать в поле. Эдгар виделся с матерью, как правило, раз в неделю, а вот братья были с нею каждый день. — Спит она хорошо? А ест как обычно или меньше? Старшие братья Эдгара не отличались наблюдательностью. Эдбальд просто пожал плечами, а Эрман резко бросил: