— При таких обстоятельствах я должен еще радоваться тому, что имею место, куда положить шляпу, — пробормотал Хаген. И хотя Трог отнесся к нему прилично и не запрятал в тюрьму, Хаген был до сих пор единственным человеком, как-то связанным с убийством. Правда, о нем говорили как о «свидетеле», но это было недалеко от «подозреваемого». Хаген отлично знал, что такого рода «реклама» не принесет для его дела ничего хорошего. В обществе и так уже считали частных детективов сомнительными деятелями, и в основном их успех зависел от безукоризненной репутации. «Теперь мои дела совсем плохи», — подумал Хаген. Но он сознавал, что Хильда здесь совсем ни при чем. Она оказалась всего лишь невинной жертвой. С первых страниц газет она смотрела на него с укоризной. — Хорошо, бэби, — вслух сказал Хаген, — на этот раз не ты виновата. Он подошел к открытому окну и посмотрел на город. Кто-то хотел сделать его козлом отпущения. Целую ночь Хаген думал об этом, но не мог прийти ни к какому решению. Он был преподнесен полиции как убийца Хильды на серебряной тарелочке в надежде, что полиция больше никого не станет искать. Конечно, полиция легко может попасть впросак, но этим не окончится. Хаген сам займется делом, и тогда… Вдруг что-то твердое ткнуло в его поясницу и голос Хильды произнес: — Вы хотите получить пулю или предпочитаете выпрыгнуть из окна? Контора Хагена находилась на шестом этаже. Он замер от удивления, не зная, что сильнее подействовало на него: то ли револьвер, прижатый к пояснице, то ли голос умершей рядом с ним. Он прореагировал на это автоматически. Быстрым движением, как его учили на секретной службе, он повернулся и локтем ударил по руке, которая держала револьвер. В то же время он правым кулаком ударил женщину в подбородок. И женщина, и револьвер упали на пол. Хаген сунул револьвер в карман, потом повернулся к своей гостье. Зная силу своего удара, он был уверен, что женщина лишилась сознания. Однако уверенность его исчезла, когда он посмотрел на нее. Она сидела согнувшись, прислонившись к письменному столу, и держалась обеими руками за подбородок. Мстительный, напряженный взгляд, столь хорошо знакомый Хагену, был устремлен на него. Это были глаза Хильды, голубые и холодные, они находились на ее лице и злобно сверлили его. Ее ноги под задравшейся вверх юбкой были длинными, красивыми ногами Хильды. Разница только в цвете волос: у его противницы они были блестящие и белокурые. И, в отличие от Хильды, она была живая. — Я сошел с ума, — тихо проговорил Хаген. — Кто вы? — Не хотите ли вы мне немного помочь? — злобно спросила незнакомка и, не дожидаясь, сама поднялась на ноги. — Нет, не трудитесь. Я не хочу, чтобы вы ко мне прикасались. — Простите, я вас так сильно ударил, — сказал Хаген. Ее подбородок уже начал распухать. Она разгладила юбку и мрачно уставилась на спустившуюся петлю своего нейлонового чулка. — Видно, вы храбрый мужчина, если ударили женщину! Посмотрите на мой чулок! — Это меня не волнует. И между прочим, я не люблю, когда мне угрожают револьвером, даже если это делает молодая и красивая женщина. — Где мой револьвер? Отдайте его! — Сначала нам надо поговорить, — ответил Хаген и ногой подвинул к ней стул. — И начнем мы с вопроса номер один. Кто вы, черт возьми? Она не стала садиться и раздраженно ответила: — Я Дагна Кристи. — Сестра Хильды? — Конечно. — Но у Хильды не было сестры, — механически возразил Хаген. — И тем более сестры-близнеца. Однако он тотчас понял, что, видимо, заблуждается, и поправился: — По крайней мере, так она говорила. — А я была уверена, что Хильда вам все рассказывает, — иронически заметила Дагна. Хаген взял со стола газету и посмотрел на снимок мертвой Хильды. Сходство было еще разительнее из-за расплывчатости полутонов в газете, так как волосы Хильды на снимке были не такими черными, как на самом деле. Но Хаген и так не сомневался в правильности слов незнакомки. Дагна была точной копией своей сестры. — Извините, я очень испугался, когда увидел вас. — Так я и подумала. Сначала вы убили Хильду, а потом… — Стоп! — приказал Хаген. — Не знаю, что за идея привела вас сюда, но уверяю: вы ошибаетесь. — Я пришла сюда, чтобы убить вас, — тихо пояснила Дагна и, когда он непонимающе поглядел на нее, добавила: — Вы дадите мне сигарету? — Возьмите сами, — ответил Хаген и указал на пачку, лежащую на столе. Он видел, как она закуривала: руки ее не дрожали. — Не хочу показаться несообразительным, но зачем вам надо было убивать меня? — Дело совсем не в этом. Все дело в Хильде. Неужели вы вообразили, что я так просто зашла? Вам, возможно, удастся обмануть полицию, но я знаю правду. — Если вы знаете правду, значит, вы знаете, что я Хильду не убивал. Неужели вы не верите тому, что написано в газетах? — Я полагаюсь не только на газеты. Хильда сама мне об этом сказала. Хаген с глупым видом смотрел на нее. — Вчера, я имею в виду, — продолжала Дагна. — Она позвонила мне по телефону и рассказала, что вы за ней следите и что она боится, как бы чего с ней не случилось. — Теперь послушайте меня. Верно, я следил за ней, верно, что она вчера во второй половине дня звонила по телефону, но все остальное неверно. Хаген говорил медленно и выразительно, чтобы противостоять ее непреклонной решимости. Эта девушка всерьёз верила, что он убийца. — Я не убивал вашей сестры. — А кто же тогда? — Не знаю. Никто этого не знает. — А я знаю. И снова, неожиданно сменив тему разговора, она продолжала: — Вы выглядите значительно лучше, чем на снимках. Теперь я могу понять, что Хильда в вас нашла. — Сядьте, — приказал он, и она послушалась, положив ногу на ногу, чтобы прикрыть спустившуюся петлю на чулке. — Давайте теперь поговорим здраво, Дагна, — либо здесь, либо в полиции, как вам будет угодно. Вы можете рассказать капитану Трогу про телефонный звонок Хильды, а я сообщу ему о том, как вы пытались застрелить меня. Вероятно, это приведет нас обоих в тюрьму. Дагна внимательно посмотрела на него и наконец сказала: — Знаете, я совсем не боюсь вас, Хаген. — А почему вы должны меня бояться? — Но я не верю ни одному вашему слову. — Это, вероятно, у нас взаимно. Возможно, я тоже нахожу странным, что вы явились сюда с целью отомстить за сестру, которая ни разу не упомянула о вашем существовании. Дагна выглянула из окна. — Этого вы не поймете. — Все же попытайтесь мне объяснить. Меня легко убедить. Хаген стал ждать. — Я любила Хильду, и она любила меня, — тихо проговорила Дагна. — Вы не понимаете, что значит быть близнецами. Может быть, вы захотите это понять и, вероятно, сочтете мои слова за шутку. Никто не знает, что значит всегда быть проклятым. Что может быть ненавистнее предопределения? — Разве Хильда это чувствовала? — Мы обе чувствовали. Наши родители были просто в восторге, заимев дочек-близнецов. Со дня нашего рождения мы одинаково одевались, одинаково вели себя и, боже мой, ожидали даже, что мы будем одинаково думать. Нам не позволяли отличаться друг от друга. Все школьное время мы должны были изучать одинаковые предметы и одинаково по ним успевали. Дагна содрогнулась. — Вы не можете себе представить, как надоело мне быть «одной из двойняшек Кристи». — Между прочим, где вы были вчера вечером? — спросил Хаген. Она недоуменно посмотрела на него, затем холодно рассмеялась. — Нет, Хаген, все это кончилось уже давно, точнее говоря, семь лет назад, когда наши родители погибли в авиакатастрофе. После этого никто не мог принудить нас к прежней жизни. Мы заключили договор, что никто больше не должен знать, что мы близнецы, и этот договор мы соблюдали. Мы бросили жребий, кому из нас придется красить волосы, и, как видите, их пришлось красить мне. Затем мы оставили колледж и пошли каждая своим путем. Не скажу, что мы отреклись друг от друга, мы просто хранили это в тайне — вот и все. Хильда часто приходила ко мне на квартиру, когда хотела поговорить. Я была не замужем, она вышла замуж сначала за вас, потом… — Вы уверены, что Висарт об этом не знает? — спросил Хаген, которому в голову пришла мысль. — Я этого не думаю. Я знаю, что Хильда не говорила ему, а кто еще мог ему рассказать? Она не звонила мне из дома по телефону. Разговор могли подслушать.