– Заткнись. – Я серьезно. Ты слишком много времени проводишь с Мюриэль и Роем. Это они приучили тебя терпеть так много дерьма? – О! Кстати, о Рое… У меня еще не было возможности рассказать тебе. Закрываю ноутбук и убираю его на тумбочку, а затем придвигаюсь к Джоне. Он без лишних слов поднимает руку, позволяя мне прислониться к его широкой груди. Пересказываю все подробности письма Делайлы. – То есть ты хочешь сказать, что рылась в личной почте этого замкнутого человека? – Оно лежало на самом видном месте. – Так бы поступила и Мюриэль. – Это не одно и то же! – Ладно, как скажешь, мини-Мюриэль. Я игриво бью его по животу, и мышцы Джоны напрягаются. – Она ворвалась бы к нему в сарай и засыпала вопросами. А я этого не сделала. – Потому что он, скорее всего, достал бы ружье. – Да какая разница? В любом случае главное не это. Джона улыбается, словно издеваясь надо мной. – Ладно. И что же главное? – То, что он не намерен с ней общаться. – И это его выбор. Мы не знаем, что происходило между ним и его семьей все эти годы. Может быть, он просто не хочет иметь с ними ничего общего. Прикусываю язык от желания сказать, что, вообще-то, знаем. Я знаю, потому что Рой рассказал мне в ту страшную ночь в августе, когда самолет Джоны разбился в долине. Я никогда не рассказывала о том, чем поделился со мной Рой. Никому, кроме Саймона, и сделала это лишь потому, что Саймон никого не осуждает. Джона бы осудил. И очень сурово. Рой и так уже достаточно наказал себя, уединившись в своем доме в лесу на тридцать три года, предпочитая в качестве собеседников домашнюю живность и диких собак. – А как насчет «простить былые прегрешения и отпустить ситуацию»? Разве не ты подтолкнул меня к тому, чтобы дать отцу еще один шанс? И Джона сделал это потому, что не дал своему собственному отцу второго шанса, а потом стало слишком поздно. – Да, но Рой не умирает. Кроме того, Рен был порядочным парнем. А Рой… это Рой. – Рой тоже порядочный. Джона фыркает. – На прошлой неделе, когда он приезжал подрезать копыта Зику, на нем опять была та чертова шапка из енота. Бандит от него спрятался. – Он порядочный по-своему, – вношу поправку я. – Знаешь, я тут вот, что подумала: если бы Агнес не позвонила мне, я бы никогда не приехала на Аляску и не познакомилась с отцом. С тобой мы тоже никогда не встретились бы. – И что? – В голосе Джоны появляется настороженность. – И… я сделала фото контактов Делайлы. – Что за безумный план рождается в твоей хорошенькой головке? – Еще сама не знаю. Его пальцы откидывают волосы с моего лица, пока он смотрит на меня сверху вниз. – Он не похож на Рена. Рой больше напоминает дикого зверя – того, чье доверие ты наконец заслужила. Но если ты подорвешь его, все снова вернется на круги своя. – Знаю. Поэтому и беспокоюсь. Рой так далеко продвинулся с нашего первого визита к нему в марте – в тот день, когда мы переехали сюда и узнали, что стали гордыми владельцами ненужного нам козла. – Ну хватит о Рое. Джона наклоняется ко мне. Его губы касаются моего лица и плавно переходят к самому чувствительному месту – под ухом. Он знает о моей маленькой слабости. – Это наша предпоследняя ночь наедине, аж до второго января. – Боже мой, ты прав! – Слишком долгий срок, чтобы за стеной нашей спальни находились твоя мама и Саймон. – Они оба пользуются берушами для сна. Саймон спит очень крепко, а маму раздражает звук его дыхания. – Тебя никакие затычки для ушей не заглушат. – Ой, заткнись. Джона любит подтрунивать надо мной, что я могу быть очень громкой, но на самом деле это – обычно – неправда. – Тогда, наверное, тебе лучше приняться за работу. Он бросает на меня вопросительный взгляд. – Какую работу? – Ты мне должен. – Поднимаю брови. – За вчерашнее, в офисе. Уголок его рта приподнимается, и его пальцы начинают ловко расстегивать пуговицы на моей пижаме, пока он не распахивает ее, подставляя мою грудь прохладному воздуху. – Я когда-нибудь говорил тебе, как мне нравятся все твои сексуальные фланелевые пижамы огромных размеров, которые ты постоянно покупаешь? Особенно та, с леденцовыми тросточками? Смеюсь, а Джона опускается все ниже, оставляя языком влажную дорожку на моей коже – от ключиц до пупка, задерживаясь на несколько секунд вокруг моих торчащих сосков. – Хорошо, потому что я купила еще две. Я делаю паузу и затем игриво-соблазнительным голосом добавляю: – Vennen. Он замирает. – Можешь не называть меня так? Особенно когда я делаю это. – Хорошо, Vennen, – повторяю я, сдерживая хихиканье. – Я серьезно. – Что это значит? – Это ласковое обращение. К маленькому мальчику. Он одним движением стягивает с меня пижамные штаны вместе с трусиками и отбрасывает их в сторону. Переместившись так, чтобы его плечи оказались между моими ногами, он замирает и пристально заглядывает мне в глаза. – По-твоему, я похож на маленького мальчика, Калла? – Его голос становится хриплым. Я сразу же проглатываю свое веселье. – Нет. Он похож на самого мужественного и красивого мужчину, которого я когда-либо видела. При первом же движении его языка резко вдыхаю. * * * – О чем, черт возьми, ты говоришь, мама? О чем он говорит?