И все же, я уверена, он не пожаловался бы, даже если его мать заслужила это. Он такой же добросердечный, как и его отец, и всегда готов прийти на помощь окружающим. – Что ж, тогда удачи, – смеюсь я. Он расплывается в улыбке. – У нее есть список и для тебя, и он гораздо длиннее. – Не напоминай мне, – стону я. – Извини. Решил, что тебе нужно успеть подготовиться. – Значит, к понедельнику она будет у тебя, да? – спрашивает Джона, возвращая разговор к теме самолетов. – Сказали, что постараются доставить ее до начала бури. А как только получу этого малыша, сразу начну собирать. – Тоби похлопывает по разболтанному двигателю. – Как думаешь, когда мы сможем снова поднять его в воздух? Парень пожимает плечами. – Трудно сказать. Насколько мне известно, кресла появятся только к концу января, но это, скорее, предположение, нежели факт. Но все остальное к тому времени уже должно быть готово, если не произойдет ничего неожиданного. – Отлично. – Голубые глаза Джоны окидывают самолет: тот разобран на части и выглядит так, словно ему самое место на свалке. – А потом все, что ему потребуется, – свежий слой краски. – Ты хочешь перекрасить его? – Тоби изучает корпус самолета, который, надо признать, в довольно приличном состоянии. – В ярко-желтый, – без колебаний отвечает Джона. – Любимый цвет Рена. Не зря же нашего парня зовут именно так. Если это не сентиментальность, то я не знаю, что. И это довольно нехарактерно для Джоны. Я сокращаю расстояние между нами и обнимаю его за талию. – Ему бы понравилось. Он отвечает мне, крепко прижимая к своей груди. В кармане Тоби пишит телефон. Он смотрит на сообщение, и по его тихому ворчанию понимаю, что это Мюриэль. – Ну я пойду. Увидимся через несколько минут, да, Калла? – Под звон колокольчиков. В буквальном смысле. Волонтеры вечера в обязательном порядке должны надеть костюмы эльфов Санты. Свой я еще не видела, но Эмили предупредила, что звенеть он будет громко. Выходя за дверь, Тоби посмеивается. – Спасибо за термос. – Джона нежно целует меня в губы, а затем отстраняется. – Мне пора. Но я обхватываю его руку, не давая сбежать. – Не раньше, чем ты расскажешь, что это было в кухне. Почему они переезжают в комнату Агнес и Мейбл, если с гостевым домиком все в порядке? Джона делает паузу. – У моей мамы в прошлом году была тромбоэмболия легочной артерии. В августе. – Это… плохо, да? – запинаюсь я. На самом деле я даже не слышала о подобном заболевании. – Это что-то связанное с легкими, верно? – Да, закупорка. У мамы появились боли в груди, поэтому ее срочно отвезли в больницу и сделали все анализы. Нашли тромб. Довольно большой. – Ей сделали операцию? Джона качает головой. – Я не знаю. Вроде бы в легкие ввели катетер, чтобы подавать лекарства для разрушения тромба. По-моему, это вполне смахивает на операцию, но мама сказала, что все время была в сознании. А затем назначили препараты для разжижения крови, поскольку она у нее быстро сворачивается. Так что разжижающие препараты ей, вероятно, придется принимать до конца жизни. – Сейчас с ней все в порядке? – Мама говорит, что да, но кто его знает. Она не сказала мне об этом, так что легко могла умолчать и о другом. – Джона мрачнеет. – Бьерн должен был мне позвонить. – Похоже, она велела ему не беспокоить тебя. – Да какая разница? Он должен был мне сказать. – Джона нервно расхаживает вокруг двигателя самолета. – Ведь я ее сын. – Ты прав. Кто-то должен был сообщить тебе об этом. Но почему ты думаешь, что она решила скрыть от тебя операцию? Что бы ты сделал, если бы знал? – Я бы поехал в Осло! – Именно. Джона останавливается, похоже, размышляя над моими словами. – Я бы вылетел туда, как только мама сообщила мне об этом. Но тогда меня не было бы рядом с Реном в его последние дни. Или с тобой. Не знаю, что сказать, чтобы смягчить отчаяние Джоны. Если бы на месте его матери оказалась моя мать или Саймон, я была бы в такой же ярости, как и он, узнав о случившемся более чем через год. – А теперь этот чертов Бьерн, – он выплевывает имя отчима словно ругательство, – имеет наглость обвинять меня в том, что я заставил маму лететь сюда, чтобы увидеться со мной, когда я и понятия не имел, что происходит! Да, разумеется, я ни за что бы не согласился на это, если бы знал! Ей не стоило лететь сюда через полмира! Длительные перелеты для людей с таким заболеванием – всегда риск. Что, если разжижающие препараты перестанут действовать, и она окажется там посреди ночи с огромным тромбом в венах? Даже связи не будет, чтобы позвать на помощь! – Так вот почему ты хочешь, чтобы они поселились в доме вместе с нами. Кусочки пазла начинают складываться в единое целое. – Если что-то пойдет не так, я по крайней мере буду рядом с ней. Не знаю, насколько обосновано беспокойство Джоны, но знаю лишь то, что он глаз не сомкнет, если Астрид будет находиться по ту сторону озера. – Это правильное решение. Я позвоню Агнес и предупрежу ее. Она не будет возражать. Все равно Мейбл только и говорила, что хочет остановиться в гостевом домике. Правда, это было до того, как она узнала, что там нет Wi-Fi. – Спасибо, – медленно кивает Джона. – Эта новость застала меня врасплох. Я и не предполагал, что пора начинать беспокоиться о ее здоровье, ведь мама еще так молода. – Похоже, у нее все под контролем. – Я протягиваю руку, чтобы пригладить его свежеподстриженную бороду кончиками пальцев. – С ней все будет в порядке. – Думаешь? – В его голосе звучат нотки сомнения. – Конечно! Вся компания – Сьюзан, Саймон, Астрид и Бьерн – под одной крышей. Что может пойти не так? Джона со стоном откидывает голову назад. – Кроме того, что Бьерн назовет Саймона шарлатаном? – Ну, не считая этого. Бьерн даже не скрывает, что считает психиатров ненастоящими врачами. – Может, мы поселим Бьерна в гостевом домике одного? – Прекрати, – смеюсь я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы. * * * В двадцать пять минут одиннадцатого я втискиваю свой джип в ряд припаркованных перед общественным центром Трапперс Кроссинг машин, готовясь к тому, что меня ждет неприятный разговор из-за опоздания. Мюриэль не делает различий между наемными рабочими и теми, кто жертвует своей свободной субботой перед Рождеством добровольно. В ее глазах работа – это работа, и ты должен отдавать ей все свои силы, несмотря ни на что. По крайней мере сейчас хотя бы солнечно. Собираю свои вещи и силы, поскольку чувствую, что, когда снова окажусь в этом джипе, буду совершенно вымотана. Выпрыгиваю на мороз. Меня отвлекает грохот слева, где на открытом катке с хоккейными клюшками в руках целая стайка детей отрабатывает удары по сетке. Из дверей общественного центра выходит Мари. Следом за ней бежит Бонни Хэтчетт. Внутри меня все будто сжимается, впрочем, как и всегда, когда я вижу красивую блондинку-ветеринара. Разница лишь в том, что моя реакция на нее уже не такая острая, как раньше. – Что ты имеешь в виду? Ты видела, как это происходило? – спрашивает Мари. – Не совсем… нет. – Бонни поджимает тонкие губы и хмурится. – Но мы все знаем, что с этими собаками плохо обращаются. Да и вообще, кем он себя возомнил? Появляется здесь, скупает землю, не обращая ни на кого внимания. – В ее тоне отчетливо сквозит горечь. – То, что ты видишь в нем прямого конкурента бизнесу Гарри, не дает тебе права бросаться обвинениями в жестоком обращении с животными, – мягко возражает Мари. – Только если у тебя нет доказательств.