Пушок заметил ее еще от калитки. Спикировал с вишни (ягод на которой стало значительно меньше, чем было до Тайкиного ухода), приземлился на макушку и обнял крыльями. — Ур-ур-ура! Вернулась! — Скучали? — Тайка погладила коловершу, и тот перебрался с головы на плечо, чтобы ей было удобнее. — Не-а… — Пушок с сожалением покосился на вишню. — А если разрешу и дальше ягоды объедать? — Тогда скучали, — коловерша потерся усами об ее щеку. — Ты не думай, я не все слопал. Мы с Никифором еще варенья наварили. Без косточек! — Молодцы, — Тайка улыбнулась. — Вы тут еще похозяйничайте пока, а я пойду посплю. Устала очень. — Похозяйничать — это мы завсегда, — Пушок затанцевал у нее на плече, перебирая лапами. — Ложись. А я птиц из-под твоего окна гонять буду, а то ишь, расчирикались, глупые! Не видят что ли, что наша ведьма отдыхать желает?.. Он говорил что-то еще, но Тайка уже не слушала. Она не помнила, как скинула сапоги, как бросила мешок и куртку в сенях, как поднималась по лестнице… наверное, потому, что заснула еще до того, как голова коснулась подушки. * * * Ей приснился чудесный сон: будто бы попала она в Дивье царство и стояла среди деревьев, звенящих на ветру хрустальными листьями. На ветвях покачивались золотые яблоки. Тайка потянулась было за одним и вдруг услышала окрик: — Не трожь! А не то Радосвет разгневается и не даст мне больше свое зеркало. Сердце забилось чаще. — Ба?.. Впрочем, назвать бабушкой молодую красавицу, спешащую навстречу Тайке, было сложно. Теперь она больше походила на ее старшую сестру. Такая молодая, красивая, косы до колен: вроде как родная, но уже не прежняя. Золотые и красные царские шелка, парчовый сарафан и жемчужные гребни в темных волосах сияли так, что Тайка, немного оробев, замешкалась, поэтому бабушка добежала до нее первой и обняла крепко-крепко: — Ух я по тебе и соскучилась, Таюшка. — Ба, а ты правда теперь дивья царица? — Правда, родная. Радосвет слово сдержал, ни на ком не женился, все эти годы меня ждал. — А можно мне с ним познакомиться? Глаза Тайки загорелись: очень уж ей хотелось увидеть дивьего мальчика — не какого-нибудь, а того самого! Правда, он, наверное, уже дивий дяденька. — Потом, — бабушка вздохнула. — Сегодня царь не в настроении. Очень уж не хотел мне зеркало давать. — А почему? — Тайка насупилась. Выходило, что дивий дед не очень-то ее и любит, если зеркалом не делится и их встречам препятствует. — Ты, Таюшка, не серчай, он не со зла. Из-за меня же это зеркало разбилось — еле потом склеили. Это было, когда я еще из Дивнозёрья не ушла. Как поняла, что всего год осталось мне среди людей жить, а потом придет время отправляться в Дивье царство, так сразу стало страшно-престрашно. Вроде всю жизнь этого ждала, а срок подошел — и струсила. Потому что вся жизнь переменится, а назад ходу уже не будет… Ох, и поругались мы тогда с Радосветом! Царь-то уж к свадьбе велел готовиться, а я ему возьми да и откажи. «Не пойду за тебя, — говорю. — Мне еще подумать надобно». А он мне: «Ах, так! Полвека думала, и все тебе мало!» — и бах зеркалом об пол. Так мы больше и не виделись до урочного дня, когда я все-таки решилась: пойду — и будь что будет. — Не жалеешь? — Тайка смотрела на бабушку по-новому: она и не подозревала, что у них с дивьим мальчиком не всегда все было гладко — вон и ссорились, оказывается… — Ни капельки, — она улыбнулась, взяла внучку за плечи и повернула к солнышку. — Дай-ка я на тебя полюбуюсь, а то, считай, четыре месяца уж не виделись. А ты выросла, похорошела. Прямо невеста стала! У Тайки порозовели щеки: — Да ну брось, ба… Вдруг у нее потемнело в глазах — всего на миг, — а потом весь сад пошел рябью, будто картинка в старом телевизоре. Бабушка всплеснула руками: — Ой, барахлит-то зеркало. Видать, плохо склеили. Слушай, Таюшка, у вас там в Дивнозёрье беда: злой колдун спрятался. Надо его найти. — Я уже знаю про Кощеевича, ба. И почти нашла его. — Ты у меня умница. Будь осторожна, Лютогор очень хитер. Он умеет втираться в доверие и притворяться милым, если захочет. — О да, я заметила. Бабушка глянула на нее с тревогой, но тут по чистому небу пошли полосы, а к пению птиц и жужжанию пчел добавилось неприятное шипение. Она затараторила, чтобы успеть договорить: — Убить его сложно, ты даже не пробуй. С этим великие воины не справились. Лучше будет связать и доставить к самому старому вязу. А там уж мы заберем. А когда дупла вновь откроются, станем с тобой друг другу весточки передавать. — Ба, а он как выглядит? И чем его связать можно? Щелк — словно по закону подлости у волшебного зеркала начисто пропал звук. Бабушка продолжала открывать и закрывать рот, но слов стало совсем не разобрать, а читать по губам Тайка не умела. — Ничего не слышно, ба! Та выставила руки перед собой ладонями вперед и что-то шепнула, но и это почти не помогло: сквозь помехи до Тайкиных ушей доносились лишь обрывки фраз: «…ромир… в Дивнозёрье… найди… адмила… освободила узни… заклятие… поможет те… Найди меч-кладенец… один удар… бьет… иначе все пойдет пра… даже не пробуй… пророчество гла… может убить лю…» Волшебный сад пошел черными трещинами и — дзынь! — рассыпался в мелкие осколки. Тайка села на постели, тяжело дыша. Она не чувствовала себя отдохнувшей, напротив: как будто все это время не спала, а бежала вверх по крутому склону горы. Ей было обидно до слез: ведь бабушка наверняка говорила что-то очень важное, но, увы, ничего не прояснилось, а только больше запуталось. Дверь с треском распахнулась, и в спальню влетел Никифор, потрясая ухватом. Над его головой реял и угрожающе клекотал Пушок. Ее маленькая армия была готова к бою. — Стойте! — Тайка замахала руками. — Все в порядке. Тут никого нет. — А чего орешь? Добрых людей смущаешь, — домовой опустил ухват. — Да просто сон приснился… Пришлось Тайке рассказать им все с самого начала. Друзья выслушали, покивали и пришли к единодушному мнению, что это «не просто сон». — Семеновна умная ведьма, зазря являться не будет, — Никифор сел на край кровати, а Пушок вальяжно развалился на подушке: раз внеплановое сражение не состоялось, маленькая армия решила устроить военный совет. — Не будет, — поддакнул коловерша, зачем-то вытягивая из подушки перо; от нервов, что ли? — Что она там говорила? — домовой поскреб в бороде. — Радмила освободила узника, и?.. — Ну, это мы и так знали, — Тайка вздохнула. Рассказывать друзьям о своих подозрениях насчет Яромира или не рассказывать? Эх, была не была! — Знаете, я думаю, что Яромир и есть Кощеевич. Не зря же бабушка предупреждала, что он в Дивнозёрье, и велела его найти. Никифор крякнул, а Пушок от неожиданности свалился за кровать и проворкотал оттуда глухим голосом: — Че, правда? А на вид нормальный такой. Конфетами даже угощал. — А вот неча брать конфеты у кого ни попадя, — проворчал домовой. — Эх, будто тебя дома не кормят. Коловерша выполз из-под кровати, чихая и отряхиваясь от пыли: — Но… это ведь еще не точно? — Не точно, — Тайка сдула с его макушки подушечное перо. — Улики только косвенные. — Значит, пора вывести его на чистую воду, — Никифор бросил взгляд на стоящий в углу ухват. — Но как? Еще и меч-кладенец этот… ума не приложу, где его искать? Домовой погладил ее по плечу, а Пушок вдруг запрыгал, хлопая крыльями: — Так Радмила наверняка знает! Вернем ей голос, и пускай рассказывает. Только сперва надо выкрасть ее у Яромира. Он-то наверняка с ней по-плохому потолковать хочет, а мы поговорим по-хорошему. Тем более, ты обещала. Пять дней осталось, не считая сегодняшнего. Никифор с Тайкой переглянулись и хором выпалили: — А это идея! Пушок задрал хвост трубой. Видать, все еще переживал после истории с семечками, а тут такой случай выдался восстановить репутацию.