— Ну, я просто спросила, — Тайка насупилась. — Не хочешь — не надо. Он щелкнул ее по носу: — А ну, не дуйся! А то решу, что ты не хочешь меня видеть, и больше не вернусь в Дивнозёрье. — Ой, а ты собираешься вернуться? — Она схватила Яромира за рукав. — Посмотрим, — он осторожно отстранился. — Пора нам прощаться, дивья царевна. Меня на той стороне уже заждались… Тайке очень хотелось обнять его напоследок, но она так и не решилась. * * * Только после того, как Яромир с собаками и шестеро дивьих молодцев скрылись в вязовом дупле и золотой свет померк, она дала волю горьким слезам. Пушок подлетел и обнял ее мягкими крыльями, Никифор сунул ей в карман горсть лесных орехов, а Гриня вертел головой и все повторял на разные лады: — Ведьмушка, ну чо ты? Ну не плачь, родная. Все будет хорошо. Глава тридцатая. Волшебство не заканчивается Вся нечисть Дивнозёрья так ликовала, что вязовые дупла вновь открылись, что в последний день лета решили устроить праздник — с музыкой, песнями и танцами; но у Тайки совсем не было настроения что-то отмечать. Ну сами посудите, как идти на вечеринку с таким красным носом и опухшими глазами? К тому же завтра уже первое сентября, надо будет вставать рано. Каникулы кончились, пора и за ум браться. Она вздохнула и, разбив пару яиц о край миски, принялась взбивать их с сахаром, чтобы сделать гренки. Аппетита совсем не было, но надо же хоть позавтракать… Как только на всю кухню запахло жареным хлебом, в окно влетел Пушок — кажется, готовящуюся еду он мог почуять за пару километров. — Привет, это тебе. Тайка только сейчас заметила в его когтях георгины с лепестками, бордовыми у основания и белыми на кончиках. — Какие красивые! — Надо же завтра в школу с чем-то идти, — Пушок метнул букет в вазу (и даже попал!). — Я подумал, ты наверняка забудешь про цветы. У тебя же башка не тем забита. — Угу. У Тайки и правда все это из головы вылетело, не до того было. Она взяла вазу, чтобы налить туда воду, и коловерша последовал за ней к умывальнику. — Не кисни, Тая. А то будешь, как бабка твоя, — вздыхать, охать и полвека ждать своего дивьего принца. — Не говори ерунды, — Тайка брызнула водой ему прямо в морду. — Яромир никакой не принц. И я его не жду. — Ой, вре-е-ешь, — Пушок показал ей язык и запел дразнилку: — Тили-тили-тесто, жених да невеста! — Ах, так! Тайка отставила вазу и схватилась за метлу. Пока она гоняла коловершу по всей кухне, за печкой проснулся Никифор. Оценив обстановку, домовой не стал вмешиваться, а, взяв лопатку, перевернул уже начавшие подгорать гренки. В этот миг Пушок зазевался и все-таки получил метлой по хвосту. — Ай! Больно! — Не ври, я же легонько. — Тебе, выходит, врать можно, а мне нельзя? — Эй, щас еще получишь на орехи! Коловерша на всякий случай взлетел повыше и уцепился когтями за занавеску под самым потолком, а Никифор, прочистив горло, скомандовал: — Хорош куролесить! Лучше пожалуйте к столу, пока не остыло. — Греночки-и-и! — Пушок спикировал на табурет и протянул Тайке лапу, которую та пожала в знак примирения. Но спокойно позавтракать им не удалось. Стоило только сесть за стол, как в дверь постучался Гриня. — Беда, ведьмушка, — заявил он, топчась на пороге. — У полуденницы Поли пояс украли. — Небось не украли, а сама потеряла, — фыркнул коловерша, очень недовольный тем, что его отвлекли от еды. — Кому нужен ее дурацкий пояс? — Ты что! Он не дурацкий, а очень важный, — Тайка вскочила. — Если мы его не найдем, нечем будет перевязать последний сноп. Полуденнице и другим полевым духам будет негде зимовать, а значит, на следующий год урожая не жди… Я должна разобраться с этим как можно скорее. — Да-да, — закивал леший. — Кроме тебя некому, ведьмушка! Идем скорее! * * * Полуденница Поля (Тайка припомнила, что ее полное имя было, кажется, Апполинария) оказалась стройной рослой девицей с волосами цвета спелой ржи и с венком из полевых цветов — в основном ромашек и васильков — на голове. Она сидела на камушке у края уже убранного поля, закрыв лицо руками. У ее ног лежал острый серп. На всякий случай Тайка глянула на часы, но, к счастью, полдень уже миновал, а значит, опасаться было нечего. Заслышав шаги, Поля встала и помахала рукой, приветствуя гостей. Ее широкое неподпоясанное белое платье с красной вышивкой по вороту и рукавам едва достигало колен, на запястьях звенели золотые браслеты. Подойдя, Тайка с удивлением обнаружила, что полуденница даже выше лешего, и улыбнулась, подумав, что ту с радостью приняли бы в любую баскетбольную команду. — Привет! Гриня говорит, у тебя пояс пропал? — Не пропал, а украли, — Поля поджала губы, голос у нее был низкий, бархатный. — Мавки ночью в гости позвали, мы же с ними родственные души. Я одежу-то на берегу скинула и резвилась с ними до рассвета. Плескались, песни пели, зазывали бабье лето. Поутру я вышла из воды — хвать! — платье на месте, а пояса-то и нет. — А ты у мавок спрашивала? Вдруг кто-то прихватил по ошибке? — пожала плечами Тайка. — Первым делом спросила — никто не брал. Но говорят, что ночью в кустах кто-то шуршал и перешептывался. Думаю, то и были воры. Ты уж найди их, ведьма, а наказать я сама сумею, — недобро усмехнувшись, она потрогала пальцем лезвие своего серпа. — А то ишь чего удумали! Полевых духов на зиму без крова оставить. — Давай сперва узнаем, кто это был, а потом уже решим, что с ним делать, — леший поскреб в затылке и с опаской покосился на серп. Полуденница, подумав, нехотя кивнула: — Ладно, будь по-твоему. Сперва судить вора, потом казнить. Но ежели до Осенин пояс не найдется, я за себя не отвечаю! Тайка с облегчением выдохнула. В присутствии Поли она почему-то робела, поэтому была даже рада, что Гриня вмешался. — Где это случилось? — деловито уточнила она, сплетая руки на груди. — У излучины, где заросли дикой смородины. Знаешь это место? Конечно, Тайка знала. Помнится, еще в детстве они с Шуриком часто бегали к реке — лакомились кисловатыми ягодами, окунались в холодную речку, а потом со всех ног мчались наперегонки обратно к деревне, чтобы согреться. — Я найду, ага. * * * Оставив Гриню успокаивать расстроенную полуденницу, она первым делом направилась не на речку, а к Аленке. Та с радостью согласилась помочь и разбудила Снежка, который после сытного обеда любил поспать во дворе. Маленький симаргл за лето немного подрос, но до размеров Вьюжки ему было пока далековато. Его лапы оставались такими же смешными и толстыми, а на крыльях как раз сейчас начали меняться перья. Всю дорогу от дома до излучины Аленка болтала без умолку: — Тай, а Марьиванна — строгая учительница? Я у нее в классе буду.