Цветок тем временем потускнел. Тайка потянулась к стеблю, но тут откуда ни возьмись на нее напрыгнул Пушок: — Мое! Нашел! — Коловерша впилился лбом в ее ладонь. — Эй, нечестно! Я первая была! — А я быстрее! Пока они пререкались, отпихивая друг друга, цветок почти угас. В сердцевине мерцала последняя искра, когда упругий стебель переломила проворная рука Майи. — Ух, и повезло! — взвизгнула мавка, пряча цветок под юбкой. — Еле успела! За ее спиной уже вставало солнце нового дня. — Это все из за тебя, — бухтел Пушок, топорща перья. — Могли бы сейчас — ух — все иметь и век горя не знать. — Ах, из-за меня?! — Тайка замахнулась поварешкой. — А кто пихался? — А ну цыц! — Никифор стукнул кулаком по столу. — Неча ссориться на пустом месте. Слыхали, небось: кому папоротников цвет в руки дался, тому и был назначен. А ваше счастье, стало быть, глубже запрятано. Не заслужили исчо. — А Майка заслужила? — Коловерша фыркнул. — Да что она может загадать, мавка глупая? С улицы донеслось тарахтение мотоцикла, и Никифор выглянул в окно: — А вот, кстати, и она. Легка на помине… Да не одна. Тайка бросила поварешку и сама выбежала за калитку. — Гриня! Леший снял с головы шлем, поклонился Тайке и покосился на мавку. Та пихнула его локтем в бок. — Прости меня, ведьмушка, — Гриня уставился себе под ноги. — Я тебе вчерась сгоряча лишнего наговорил. — Прощаю, — улыбнулась Тайка. — Как говорится, кто старое помянет… Но ты ведь остаешься? Леший переступил с ноги на ногу, скрипнув берцами: — Не совсем… То есть… я… — Уезжает-уезжает, — Майя выступила вперед, — в отпуск. А потом вернется. И будет к своей Катерине по выходным в гости ездить. Она-то городская, в деревне не приживется. Гриньке в городе тоже не жизнь. А так все будут довольны. — Это ты придумала? — Тайке стало немного стыдно: она-то всегда считала мавок бестолковыми. — Не я одна, с Катериной вместе. И Гриньке объяснили, что место, где тебя любят и ждут, может быть не одно. Тайка поймала Майю за рукав и шепнула ей на ухо: — Скажи честно: ты на это потратила папоротников цвет? Чтобы Гриню вразумить? — Он и сам все понял, без волшебства, — мавка улыбнулась. — А цветок вот для чего сгодился. — Она хлопнула по кожаному сиденью мотоцикла: — Негоже добру молодцу в путь без коня отправляться. Засмеют. Гриня надел шлем, газанул, и они с Майей укатили к лесу. Тайка еще долго смотрела им вслед и думала: как же редко мы говорим друзьям, что ценим их, думая только о себе и своих желаниях; как часто чувствуем одиночество, когда достаточно обернуться, чтобы встретить дружеский взгляд… а еще вспомнила о том дивьем парне: интересно, что он закопал там, в лесу? — О чем задумалась? — Никифор тронул ее руку. — Да так, — Тайка пожала плечами, — взгрустнулось. Пустяки. Пойдемте-ка лучше пирожки есть! Глава пятая. Не верящая в чудеса — Посмотри-ка, кто к нам приехал! — Дед Федор улыбался, а выцветшие стариковские глаза лучились счастьем. — Маришка, внученька моя. Таюша, сможешь показать ей Дивнозёрье? Ну, наше, настоящее… — Прямо-таки настоящее? — Тайка не поверила своим ушам: чего это дед удумал? А старик, подмигнув, шепнул: — Она, понимаешь ли, в чудеса не верит. М-да… тяжелый случай. В Дивнозёрье-то чудеса случаются сплошь и рядом, но показываются далеко не всем — можно в упор смотреть, а все равно ничего не увидеть. Вслух Тайка этого, конечно, не сказала: Маришка и без того глядела на нее свысока. — Это ты, что ли, ведьма? — голос гостьи оказался звонким и мелодичным. — Ну, я. А что? — Не похожа! Где твоя остроконечная шляпа и черный кот? Рядом незримо крутился коловерша по имени Пушок — Тайкин питомец и друг (хотя, признаться, тот еще обормот). К счастью, ему хватило ума не показываться Маришке на глаза. Если бы еще умел молчать, когда не спрашивают, цены бы ему не было. — Тая, что она мелет? Какой к черту кот? Не слушай ее! Я же лучше кота! А Маришка тем временем сунулась в дом: — Котла тоже, как вижу, нет. И сушеных мышей. — Тая, она дура? Зачем нам сушеные мыши? Свежие же намного вкуснее! Тайка отмахнулась от назойливого коловерши. — Хотите квасу? — А давай! По такой жаре в самый раз будет холодненького хлебнуть, — дед Федор отдал Маришке палочку и облокотился о перила. — Только, не серчай, в дом не пойду. Ноги уж не те: от самой станции, почитай, пешком шел. Внученьку встречал. Взяв кружку, он по старой привычке сложил в кармане фигу от сглаза, а Маришка от кваса и вовсе отказалась. Внучка деда Федора могла бы быть миловидной, если бы не вечно недовольное выражение лица. Светлые кудри, большие глаза, пухлые губы… она напоминала Тайке ангелочка, какими их обычно рисуют на рождественских открытках. Вот только очень сердитого ангелочка. — А можешь меня заколдовать? — Маришка прищурилась. — З-зачем? — Ну, чтобы я поверила, что магия существует. Что ты вообще умеешь? Тайка глянула на старика, но тот лишь руками развел: мол, сама разбирайся. Интересно, как он себе это представляет? Тайка подвального упыря должна откопать и предъявить в качестве доказательства? — Ну, оберег могу сделать. Удачу приманить, лихо отвадить. Знаю лечебные травы и заговоры от нечисти, а еще… — Я же говорила! — Маришка сунула деду его трость. — Это фольклор! Но так даже лучше. Мне для курсовой пригодится. — Тогда я зайду вечером? — Тайка подхватила старика под локоть, помогая тому подняться. Маришка тряхнула кудрявой гривой: — Ага, заходи. Гости попрощались и ушли. Пушок, раскачиваясь на калитке, прошипел им вслед: — Ш-ш-шкатертью дорожка! А потом, обернувшись к Тайке, дрожащим голосом добавил: — Нет, ну я же правда лучше кота! * * *