– Чурбаки неколотые несите, камни ищите! Избы разбирайте на бревна, на стену поднимайте! – Поздно разбирать! – сплюнул Олег. – Пока управитесь, они уже крышу настелят! Булгары работали грамотно, чуть не по учебнику: справа и слева от отряда строителей гарцевали верхом одетые в стеганки и броню боярские сотни. Если защитники попытаются выйти из ворот и ударить на переправу, побить работников и раскатать мост – отобьют нападение без труда. От стрел строители закрывались щитами, а бревна и камни унжинцы заготовить не удосужились. И опять же по всем правилам булгары уже складывали вплотную к валу сруб из заранее приготовленных и размеченных хлыстов. – Лучникам отдыхать! – крикнул ведун. – Остальным в город бегом, лучины собирать и в пучки связывать. Княже, масло мне нужно, жидкое. Любое, лишь бы горело хорошо. В кувшины глиняные его залейте. – Жир бараний подойдет? – спросил ключник. – Все сойдет, лишь бы текло и горело! Ополченцы зашевелились, бояре тоже. И только лучники с облегчением сели на пол и стали со стонами разминать плечи. Ведун опять выглянул наружу. Булгары подняли свой сруб на высоту человеческого роста и теперь накатывали на него крышу из полутораохватных бревен. Таких, что и удар трехпудового валуна, брошенного со стены, выдержат. – Когда успели? Мост, сруб, накат! Когда? – Ночью в темноте навели, – ответил один из лучников. – По воде, видать, плотами сверху сплавили да тут увязали. А дозорные проспали все, курицы сонные. Когда рассвело, булгары уже продольный ряд кидали. – «Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя», – процитировал ведун перевод Маршака. – Всегда и везде одно и то же. Один проспал, другой пожмотился. А потом город по колено в крови. Булгары настелили накат почти до середины моста, но этого им явно казалось мало – все тащили и тащили из слободы какие-то щиты, мостки и слеги. Наконец на стене появились и первые ополченцы с тощими пучками лучин, горшками с салом, крынками. – Лучники, готовьтесь, – предупредил Середин. – А вы, мужики, давайте связки лучинные запаливайте, а как хорошо разгорятся – вниз кидайте, чтобы на крышу сруба попало. – Ага, сейчас! – Защитники повеселели, поняв суть задумки. Послышался стук кресал, а вскоре вниз через стену полетело сразу несколько пылающих связок. Пара из них, упав неудачно, отскочила в воду, две потухли, но три покатились по бревнам, только сильнее разгораясь. – Масло! Вниз полетели крынки. Они разбились о бревна наката, разбрызгивая густые струйки и рассыпая осколки, и тут же по влажным полоскам побежали змейки огня, быстро вырастая и радостно выплясывая. – А вот теперь можно и жир бараний, и сало любое, – уверенно кивнул ведун. В жаре огня плавилось все, полыхая, и через щели между бревнами просачивалось вниз. Послышались вопли – первые обожженные булгары выскочили из-под навеса, хлопая по себе руками, и тут же попадали, сраженные стрелами. Другие работники, заметив опасность, кинулись вперед, черпая воду щитами, досками, даже ладонями и плеща ею в пламя. В азарте борьбы они на время забыли об опасности – тем более что лучники уже долго никак себя не проявляли – и теперь попали под плотный смертоносный ливень. На стене жадно пели тетивы луков, стрелки сосредоточенно прикусили губы, быстро выбивая врагов, и очень скоро на берегу и мосту лежало полтора десятка убитых, а еще столько же уплывало по рву в кровавых облаках. На помощь работягам примчались дружинники, ринулись на мост, тоже попали под стрелы, но прикрылись щитами и почти не пострадали. Разве только кого легко зацепило, и то вряд ли. Правда, тушить огонь воинам оказалось нечем. Только понапрасну подставлялись лучникам. – Еще, еще! – потребовал ведун. – У кого чего есть? Кидайте все, что горит! Из княжеской кладовой слуги продолжали таскать все новые крынки и горшки, которые немедленно метали в пламя. Туда же отправляли пучки лучин. Костер начал грозно завывать, однако накат был очень толстым. Чтобы такой прогорел, нужно много времени. Хотя еще важнее – испортить сам мост. А насколько пострадал он, было не видно. Олег надеялся, что вниз протекло достаточно жира и масла, чтобы нижний настил тоже занялся. Из слободы уже бежали булгары с ковшами, бочонками и кадками. Летящие навстречу стрелы заставили их замедлить шаг, но тут на помощь ринулись дружинники, прикрыли сотоварищей щитами. Работники добрались до моста, стали заливать крышу, плескать воду внутрь сруба, сводя на нет долгие старания унжинцев. Быстро перемещаясь, они то и дело выскакивали из-под защиты щитов, но теперь почти не несли потерь. Городские лучники просто устали: их запала после короткой передышки хватило от силы на четверть часа. Ополченцы в бессильной ярости пытались метать вниз копья, но они были тяжелыми, далеко не добросишь. Да и попасть в подвижную цель с такого расстояния почти невозможно. Оставалось надеяться только на то, что огонь окажется сильнее захватчиков, и подбрасывать, подбрасывать дрова и горшки. Пламя стало растекаться от стенок сруба по сторонам, вытесняя булгар на берег, и ополченцы закричали от радости. Но тут же обнаружилось, что помочь своему союзнику унжинцы больше ничем не могут. Припасы княжеской кладовой опустели, свежих пучков с лучинами никто больше не нес. Возможно, масло было у горожан, но они делиться своим добром не спешили. Скорее всего – просто не знали, что жир и масло их погребов нужны здесь именно сейчас, а не через час или через день. Булгары спустились к воде, принялись забрасывать края моста грязью, черпая ее со дна и берегов. Масло затекало сверху, шипело, коптило, но вреда древесине причинить уже не могло. Ее же, жидкую грязь, они стали метать и внутрь сруба. Стараниями лучников, все еще способных на редкие одиночные выстрелы, трех таких ныряльщиков за глиной удалось отправить ко дну, однако изменить что-либо это уже не смогло. Булгары многими десятками рук забрасывали огонь, смело забегали в сруб, метали чавкающие шматки на крышу, а потом и вовсе притащили несколько больших свежих шкур, то ли коровьих, то ли конских, накрыли пламя сверху, немного выдержали, сдернули полотнища. Вверх повалил густой сизый дым, ненадолго полностью перекрыв обзор, а когда он рассеялся – стало видно, как булгары вытаскивают шкуры из реки, накрывают ими, мокрыми, угольно-черный накат, расчищенный от остатков пожарища. На шкуры, на края моста полетели новые комья грязи, и вскоре все сооружение было покрыто влажной глиной толщиной в две ладони. Шансов запалить осадный навес второй раз больше не оставалось. – Что теперь? – Из всей княжьей свиты у средней башни оставался только ключник. – Теперь они будут копать, пока башня не завалится, – ответил ведун. – Или пока не пророются насквозь. Нужно на улицах, примыкающих к башне, сделать завалы. На домах разобрать крыши и посадить лучников. Тогда всех, кто прорвется через подкоп, получится быстро истребить. Можно несколько дней продержаться. – Не пророются, – покачал головой боярин. – Земляная стена китайская, там внизу срубы, заваленные камнями и засыпанные землей. За год не пробьют! – Тогда есть шанс… – Олег огляделся. – Надо же, день прошел. А я и не заметил. Казалось, меньше часа, как поднялся. Ладно, пойду, подкреплюсь. Здесь от меня все равно ничего больше не зависит. За остаток дня и новое утро трудолюбивые булгары пристроили к срубу на мосту длинный навес из жердей, щитов, снятых дверей, створок ворот и прочего подручного материала. Выглядело все это хлипко – однако ни камня, ни тем более бревна так далеко защитникам было не добросить, а от стрел подобное укрытие защищало надежно. Что они там делали под стеной и насколько успешно – горожанам оставалось только догадываться. Помешать они ничем не могли. Сил для вылазки и разрушения осадного сооружения в Унже не хватало, пробить крышу было нечем. Оставалось надеяться, что княжеская армия успеет появиться раньше, нежели начнут поддаваться стены. Между тем на валу, подкопанная снизу, дважды сползала земля, обнажив в нескольких местах почерневшие от времени, полугнилые клети с камнями. Олегу начало казаться, что и верхняя стена теперь покачивается. Однако никто подобных опасений не высказывал. На четвертый день булгары нанесли свой самый страшный и сокрушительный удар. Вечером из-под крайних бревен осадного навеса повалил густой белый дым, потом вырвались жаркие языки пламени. Они лизали влажные стены обнажившихся клетей, лезли вверх, все выше и выше, заставляя скукоживаться от жара траву на десятки саженей по сторонам от моста, парить белым дымом и быстро высыхать гнилушки срубов вала, доставая до нижних венцов башни. Стража прыснула в стороны, дозорные скатились с шатров, закрывая обожженные лица ладонями – на их руках тоже набухали красные волдыри. А пламя все росло и росло в поисках хорошей, сухой и толстой поживы. Только теперь ведун понял, зачем булгары заготовили так много вязанок с хворостом. Они не собирались заваливать ими ров. Они готовили поджог. Пологий склон вала им мешал – нападающие срыли его и устроили гигантский костер прямо под средней башней. Сухие бревна занялись практически мгновенно. Прыгая с венца на венец, огонь забежал на шатер, взметнулся по нему до острия и затрепетал там подобно знамени победы. Пламя было столь широким и ослепительным, что осветило город и слободы ярко, словно днем. Оно разбрасывало не просто искры, а целые куски растрескавшихся бревен и теса с крыш, оно завивалось в штопор и грозно ревело, пожирая укрепления с жадностью саранчи. – Пожар, пожа-ар! Берегись! Пожар! – Крики разносились по улицам вперемешку с тревожным гулом била, и люди неслись с кожаными торбами, бадьями, бочонками к колодцам и реке, запасались водой, расхватывали багры и невыделанные шкуры. Огонь – извечная беда деревянных городов, самый страшный их враг, а потому известный и привычный. Что делать при пожаре, знали все и каждый. Перво-наперво хорошенько залить тесовые крыши водой, дабы древесина намокла и не занялась от упавшей искры или какого-нибудь тлеющего лоскута, потом плеснуть на обращенные к огню стены, потом – мчаться на сам пожар и заливать водой ближайшие постройки. Объятые пламенем строения спасать обычно бессмысленно, да и невозможно. Главное – не дать пламени расползтись, спасти все, что рядом. Поэтому горожане бегали с ведрами, окатывали водой стену, заливали бревна, стараясь попасть в щели, мочили шатры, закрывали влажными шкурами места, где что-то начинало тлеть, сбивали огонь в местах, куда могли добраться, не рискуя испечься заживо. И люди победили, смогли выстоять в схватке и не допустить расползания пожара в город и на соседние башни. Выгорела только самая середина укреплений. Большая часть крепости продолжала твердо стоять на месте – если уже и не обороняя, то хотя бы давая кров немалому числу ополченцев и жителей ближних слобод. Булгары все сделали правильно, словно по учебнику: подожгли город с вечера, чтобы защитники всю ночь воевали с огнем и поутру от усталости не могли стоять на ногах. Они не учли одного: после такого огня, такого жестокого пекла, земля раскалилась настолько, что от вала разило жаром, словно от кузнечного горна. Через него не то что атаковать – рядом стоять было невозможно! К тому же стена так и не догорела до конца. Во многих местах еще продолжали гореть синими огоньками угольные кучи, а в других – пламя ушло внутрь и продолжало что-то хищно жрать, тут и там выплескивая дымки и пугая людей треском и проседанием земли. Это выедание крепости изнутри продолжалось весь день – и постепенно крутобокий вал высотой с трехэтажный дом осел до размеров взгорка вдвое меньшей высоты, да еще и с пологими стенами. Еще один день, еще одна ночь. Унжинцы использовали передышку для того, чтобы по совету ведуна разобрать крыши и посадить там лучников, а между домами выстроить баррикады. Укрепление не то чтобы сравнимое с прежним, но продать свою жизнь подороже и продержаться еще немного на нем можно. Кто знает, может, именно в эти часы и успеет подойти долгожданная помощь? Олег же тихо предупредил ополченцев, обитающих в его башне и вообще в его углу крепости, без приказа никуда не лезть, сидеть наготове, а семьи, у кого они есть, утром посадить на телеги. Ничего лишнего, ничего тяжелого не брать. Только детей, женщин и то, без чего не выжить: немного еды, самый нужный инструмент. И все. Сам он пристроил Сирень и походный мешок на возок к Зыре, получившему тот же наказ. Ведуна в городе теперь знали, посему к совету прислушались, и рассвет большинство горожан встретили, запрягая лошадей в оглобли. Утро для всех началось с торжествующего воя десятков труб. По этому сигналу булгары взревели, вскинули щиты, опустили копья и дружно ринулись через обгоревший сверху мост, у которого уцелели только нижние, плавающие в воде бревна, через ставший пологим вал и вперед, на перекрытые баррикадами улицы. Сверху ударили лучники, но первые ряды спереди закрывались щитами, задние прикрывали товарищей сверху, и большого урона стрелы не нанесли. Добежав до укрепления, копейщики стали тыкать защитников остриями пик – равно как горожане, из-за укрытий, кололи в ответ. И те, и другие по большей части попадали опять же в щиты, и павшие с ранеными исчислялись единицами. Однако тут, за спинами первой волны, до укреплений добрались воины, несущие боевые помосты: длинные, по десятку саженей, мостки из толстого теса с несколькими рукоятями посередине и сзади и несколькими длинными железными зацепами на конце. Высоко поднятый передний край «помостники» пронесли над головами своих товарищей, над верхним краем баррикады, кинули вниз. Мостки упали, впиваясь зацепами в бревна, телеги и бочки, а сзади по ним забежала вторая волна атакующих, обрушиваясь на защитников сверху вниз, коля их копьями и рогатинами, напрыгивая на головы, рубя мечами и топориками, ломая кости окантовкой щитов. Горожане встретили нападение поднятыми вверх пиками, на которые булгары не просто накалывались, а насаживались, под собственным весом, целиком, отмахивались широкими плотницкими топорами, пытались прикрыться всем, что попадалось под руку. На улицах началась невнятная свалка, когда враги были повсюду – справа и слева, сверху и снизу. Друг друга бойцы узнавали по доспехам, оружию, в лицо, но нередко свой разил своего, сосед соседа и побратим побратима. Плотная кровавая схватка длилась недолго – булгар было во много раз больше, и даже при равных потерях они быстро заполоняли улицы, уходили вперед, оставляя товарищам добивать последних защитников Унжи. Но тут, наконец, себя показали лучники, быстро расстреливая в открытые спины вырвавшихся вперед врагов. Потеряв за считаные мгновения многие десятки воинов, булгары остановились, вскинули щиты, отпрянули к стенам, стали рубить двери домов, сколоченные из толстого дубового теса, а иные – и окованные железом. Заминка стоила булгарам не менее сотни дружинников, исколотых стрелами, но двери в конце концов поддались, и захватчики ворвались внутрь, побежали наверх, походя рубя прячущихся по домам женщин, стариков, детей. Вскоре под ударами подобранных прямо на месте, в жилых комнатах, скамеек, балясин от балдахинов, столешниц вылетели люки, ведущие на чердаки, и булгары ворвались наверх, принимая лучников на мечи и топоры. Еще несколько десятков убитых мужчин с той и другой стороны ничего не меняли: схватки на улицах утихали, последних живых горожан булгары просто поднимали на копья – по пять-шесть победителей на каждого врага, и лучники лишь немного отсрочили кончину города, заплатив своими жизнями за считаные минуты передышки… Больше сотни ополченцев, что собрал возле угловой башни ведун, тоже рвались туда – в сечу, в бой, горя от мстительной ярости, желания убить хоть кого-то, хоть одного булгарина, прежде чем погибнуть вместе с родным городом, и только злое и холодное предупреждение Середина: «Стоять, смертные!» – пока еще сдерживало их на остатках дисциплины и доверия к опытному воину. – Где ты, боярин?! – княжич Чеседар вместе с несколькими боярами и дружинниками добежал до угловой башни. – Там наших добивают уже! Пропало все! Конец! Что делать?! Боярин, выручай! – Слушайте меня все!!! – Поняв, что наступил критический момент, Олег вскочил на телегу и выдернул саблю из ножен. – Здесь, в повозках, сестры ваши, жены и дети. Им суждено через час стать рабынями или страдалицами, поруганными перед смертью. Города уже не спасти, а их выручить еще можно. За воротами стоит булгарский заслон. Сейчас мы выйдем, ударим в него, откинем и будем держать, пока не поляжем все до последнего! За спинами нашими телеги с вашими семьями выедут наружу, перейдут брод и укатятся прочь. Чем дольше выстоим, тем больше семей спасется! Не жалейте крови, братья мои! Чем больше прольете ее вы, тем больше ее останется в жилах детей ваших. За мной, други! Руби канаты, опускай мост! Вперед! Привратники выполнили приказ буквально, перебив топорами удерживающие мост веревки. Помост с грохотом рухнул, в последний раз выполняя свое предназначение, створки ворот распахнулись, и унжинцы с грозным воем ринулись наружу, со всех ног мчась к сделанному захватчиками завалу из бревен и грубо сколоченных столов из ближайших домов. Дружинники из заслона, излишне увлеченные происходящим у моста, были захвачены врасплох и не сразу успели отреагировать на стремительную атаку. Те, что вышли вперед, следя за переправой ото рва, были просто сметены: сбиты с ног и затоптаны. Те, что стояли на завале, – успели расхватать оружие, занять оборону, опустить копья… Олег, мчась самым первым, получил в свой щит удар сразу трех копий, вскинул его, подталкивая нижний край рукоятью сабли, поднырнул, уходя вперед под длинные древки, рубанул вдоль одного, срезая пальцы, держащие оружие, полоснул понизу в другую сторону, подсекая ноги сразу двум воинам. Тут же кинулся дальше – отпустив свой щит и подхватив вражеский, – забежал на завал, оказавшись позади первой линии булгар, рубанул ближних по затылкам – под основание шлема, прямо по конским хвостам и бармицам. Заметил стремительное движение снизу, успел прикрыться щитом от укола копья. Однако из-за сильного толчка потерял равновесие и покатился вниз по бревнам и кадкам. Сверху раздавался звон железа, слышались крики и топот – похоже, горожане смогли успешно использовать пробитую им дыру в обороне… Какой-то булгарин, стремясь помочь своим, полез наверх, наступив Олегу на грудь, и тут же получил укол в пах. Второму ведун подрубил ноги, третьему подрезал сухожилие. – Что, за мертвеца меня приняли?! – Он поднялся во весь рост, рванул на себя верхний край щита ближнего врага, сверху уколол его в лицо, перехватил щит из ослабшей руки, рубанул саблей вправо, щитом ударил влево, ломая окантовкой чье-то предплечье, подернул саблю, резанул ею по горлу, кольнул, прикрылся от копья щитом, приопустил деревянный диск, чтобы оценить происходящее, попытался ударить окантовкой по пальцам… Что-то мелькнуло, грудь взорвалась, дыхание исчезло, и мир вокруг почернел. Когда Олег смог вздохнуть снова, на нем лежало сразу два тела. Не без труда спихнув их, он поднялся, потрогал грудь и нащупал на кольчуге несколько рваных и мятых колец. Но в целом не подвела, выдержала. У стены ближней избы еще продолжалась схватка, но кто кого добивал, ведун понять не мог. Перед глазами гуляли радужные круги, мысли путались, мир вокруг оставался расплывчатым и неясным. Он посмотрел на саблю, подумал, убрал ее в ножны и оглянулся. Ворота угловой башни были распахнуты, из них одна за другой вылетали телеги, скатывались по мосту и сворачивали вправо, разбрызгивая воду. «А ведь брод-то, оказывается, неглубокий, – отметил ведун. – Всего-то по колено. Могли и пешими уйти…» Он еще раз тряхнул головой, повернулся к улице. – Мы их побили, боярин! – кинулись к нему обниматься несколько ополченцев и опять опрокинули на землю. Помогли встать и повторили: – Побили! Всех! До единого! Мысли, наконец, начали укладываться во внятную и ясную картину: заваленная телами улица, тишина, примерно полсотни унжинцев шарят по телам и добивают раненых врагов. Похоже, булгарский заслон удалось не просто связать боем, но и уничтожить полностью. Крики и лязг доносятся из города. Наверняка вражеский князь или воевода находится там, командует сотнями, заканчивает битву. О том, что случилось здесь, он узнает только через несколько часов. А если повезет, то и вовсе к вечеру. Неплохая фора, если глупо не профукать… – Давай вперед! – подскочил к ведуну юноша бледный, опять с горящим взором, но теперь не просто в доспехах, но и с окровавленным мечом. – Бей булгар! – Ты что, дурак?! – Полученная контузия побудила Середина говорить прямо и начистоту. – Их там в двадцать раз больше! За минуту перебьют и не чирикнут. Потом догонят обоз и вырежут остальных. А в обозе пять сотен баб с малыми. Им защита нужна. Если не можешь спасти всех, так защити хоть кого-то!