Второе светозарня Брагод, особняк графа Гарданта Тровенга Гард Никогда прежде Тровенг даже представить не мог, что может быть так полно, всепоглощающе счастлив. И не поверил бы никому, ни магам, ни жрецам, если бы они еще несколько дней назад попытались убедить его, будто сурового и властного мужчину его лет может всего за пять суток так сильно изменить обычная женитьба. Ведь женились все вокруг, и молодые, и достаточно пожившие, и хотя и ходили некоторое время с довольными рожами, как обожравшиеся сметаны коты, но очень скоро возвращались к прежнему образу жизни. Начинали снова гоняться за ветреными кокетками и по полночи просиживать в гостиных богатых приятелей за ломберными столиками. Но Гард точно знал, что ни через месяц, ни через год не захочет ни одного из прежних развлечений. Откуда-то, из забытых и, казалось, потерянных в глубинах памяти детских сундуков, всплыли не совсем внятные, но яркие картинки: стол, свечи, праздничный пирог… и почти незнакомый теперь мужчина, нежно обнимающий сияющую счастьем мать. А ведь они прожили к тому времени более двадцати лет и праздновали в тот день трехлетие Гарда. Ардика… как называла его тогда мать. И теперь он отчетливо понимал, почему столько лет неосознанно старался не вспоминать связанных с детством событий. После смерти матери отец сильно изменился, стал тихим, скучным и никаких праздников больше не устраивал. А потом, оставив сына на попечение старенькой няни и гувернеров, переехал на юг, в замок к новой жене. Встречались они очень редко, и особой радости эти встречи Гарду не приносили. А в глубине души он остро тосковал по теплу и свету, переполнявшему его жизнь в детские годы. – Я готова, – выпорхнула из гардеробной Дилли, свежая и еще слегка румяная после ванной. Но уже со строгой прической и в темном изящном шифоновом платье. – Я тоже, – подавая ей руку, улыбнулся Гард и не сдержался, притянул жену к себе и заглянул ей в лицо шальными от понимания своей везучести глазами. – Я очень счастлив, Дилли. И я тебя люблю… никогда и никому этого не говорил… как знал, что найду тебя. – Гард, – зарумянилась от смущения и удовольствия ведунья, – я счастлива это слышать… но ты не торопишься? Ведь мы женаты всего ничего… – Мне и меньшего бы хватило, – упрямо качнул он головой. – Я это сразу почувствовал, да не поверил самому себе. А теперь знаю точно и клянусь – буду верить тебе всегда и во всем, даже если весь мир будет доказывать обратное. – Ведуньи не изменяют любимым, – произнесла она слова, которые приберегала на потом, но просто не могла не сказать сейчас. Они шли в кабинет Гарда, где уже собрались магистры, в обнимку, как парочка селян, и разомкнули руки лишь перед дверью. – И почему мы не сбежали куда подальше? – вздохнул Гард, оправляя ей пелерину и зная, что мечтает о несбыточном. Разговор с магистрами занял около часа, и Дилли было предельно ясно, что они стараются задавать только самые важные вопросы, желая восстановить истинную картину произошедшего в кабинете и на халгирской лодке. Ну и, конечно, историю их мытарств, хотя вот об этом Дилли говорила с откровенной неохотой, стараясь не открывать своих тайных умений. Хотя и понимала, что не подозревать истину они не могут, но подтверждать их предположения не собиралась. Просто не имела права. – И последний вопрос, – заканчивая беседу, внимательно вгляделся в невозмутимое лицо ведуньи Звен. – Ты шла к князю, чтобы попросить помощи для своих сородичей? – Нет, не просить. Купить, если получится вылечить Гелиссу, – уверенно поправила Дилли. – Но теперь понимаю, что это было большой ошибкой. Он знал, что она не больна, а просто не хочет жить так, как нужно ему. И зачем ему ведунья – тоже поняла, пока жила рядом. Он собирался отправить меня королю вместо своей дочери, это же очевидно. А потом – либо наградить и отпустить, либо убить, по обстоятельствам. И когда понял, что я не пойду на сделку, обозлился и решил убить заранее. Ведь никто не узнает, что произошло на заброшенном хуторе. Ну а тело можно утащить в камыши… он не зря расспрашивал, какие там места. – Мы это обязательно проверим, – процедил Тровенг, и его скулы закаменели. – А сейчас пора обедать и отдыхать. – Я не устала, – с сожалением отказалась Дилли. – Мне хочется поговорить с Гелией. И у меня тоже есть вопрос – вы уже привезли ее возлюбленного? – Догадалась, – довольно улыбнулся магистр. – Конечно, привезли. И раз ты в них заинтересована, хочу просить совета, с кем лучше сначала разговаривать? – С ним, – ни секунды не сомневалась ведунья. – И возьмите меня. – С удовольствием, мы и мечтать не могли. Второе светозарня Брагод, дворец князя Сайморса Онзирского Дилли Во дворец они отправились в карете, и настояла на этом Дилли. И не ради каприза. В каждом городе было заветное место, где ведуньи могли встретить посланницу или получить записку от своих. И ни одна из них, случайно оказавшись поблизости, не отказывалась попытать удачу. Хотя и знали, насколько редко она улыбается, но ради возможности оставить о себе весточку упрямо приходили к условленному пункту. – Зачем тебе булочная, да еще и на углу рыночной площади? – отвлекаясь от мыслей о свалившихся на него заботах о княжестве, удивился Гард, услыхав просьбу жены, но тут же, сообразив, что попусту она ничего не делает, повинился: – Извини, родная, не сразу понял. А куда точнее? Самой тебе лучше не ходить по обычным блинным. – Ты хочешь сказать, – с улыбкой осведомилась она, – что я потеряла право на свободу? Но входить мне никуда не потребуется, просто пусть кучер едет тут помедленнее и остановит сразу, как попрошу. – Я позабочусь, – серьезно пообещал Ланс, сидевший на противоположном диванчике рядом со старшим магистром. – И могу сбегать, если нужно. – Там видно будет, – примирительно произнесла Дилли, прекрасно понимая мужа. Он настолько переволновался за последние трое суток, что действительно готов запереть ее в башне. Это самое главное качество всех по-настоящему мужественных и властных мужчин – привычка постоянно держать под бдительным присмотром нужных людей и самые важные дела. С этим ничего нельзя поделать, и до смешного глупо надеяться, подобно самоуверенным прелестницам, будто такого самодостаточного и сильного человека можно переделать или перевоспитать. И тем, кому это удастся, попросту никогда не приходит в голову, что вся властность, ответственность и мужественность были не настоящими, а всего лишь хорошей маской для публики. Время давно перевалило за полдень, дождь уже закончился, уйдя на юг, и простые горожанки спешили пополнить запасы, наверстать отложенные утром походы на рынок. В широких воротах бурлил людской поток, сталкиваясь и смешиваясь на миг со встречным, и Дилли никогда не нашла бы в нем нужного человечка, если бы не знала, куда смотреть. На широкие, как скамья, перила булочной, где любили перекусывать пирожком или ватрушкой бегущие по делам посыльные, почтальоны и водоносы. Взгляд ведуньи сразу выхватил среди примостившихся на перилах подростков беловолосую голову горбатенького парнишки, крепко обнимавшего за шею такого же белого лохматого пса. – Останови! – сорвалось с ее губ немного более тревожно, чем нужно бы. – Я с тобой, – мгновенно напрягся Гард и с досадой стиснул зубы, когда его пальцы не по-женски крепко сжала изящная ладонь любимой. – Никто никуда не пойдет, – возразила она уверенно и распахнула дверцу: – Эй, оборванец! Собачку продаешь? – Золотой, – хмуро отозвался горбун, и сидящие рядом подростки ехидно заржали. – Он ученый. – Да? – с сомнением протянула Дилли и тут же, словно решившись, махнула рукой: – Поехали, покажешь, что он умеет. Мальчишка шел к карете нарочито медленно и независимо, и все пассажиры успели его рассмотреть – от дешевых растоптанных башмаков до спутанной белой гривы, лишь наполовину прикрывавшей горб. И не по-детски мозолистые и мускулистые загорелые руки, и вытертое на плечах до дыр полотно рубахи, и едкую ухмылку, кривящую тонкие губы. Он ухватился за ручку, легко перенес в карету худое жилистое тело, скользнул между ног пассажиров и уселся прямо на пол. Пес так же ловко вскочил следом, и Ланс поспешил захлопнуть дверцу, не желая испытывать терпение любопытных горожан. – Давно вы тут? – Едва карета рванула с места, ведунья положила ладонь на спутанные волосы мальчишки и добавила: – Это все свои, можешь не волноваться. – Те двое тоже? – глазами показал на магов горбун. – Да, они нам помогут, обстоятельства изменились. Ты есть хочешь? – Нет, мы заработали. – Мальчишка похлопал по зазвеневшему карману. – Мать передала – нужно надежное место. Мы нашли еще детей… – Гард… – Дилли подняла взгляд на внимательно слушавшего их регента, и он мгновенно отозвался: – Какой именно дом вам нужен? У меня поместье в семи милях от Брагода, слуги надежные, места много. Можете располагаться как захотите. Куда отправить кареты? – Я собиралась отдать им свой дом, – намекнула ведунья, – но у меня нет желания разбираться с приживалками. – Мать сказала, мы сами с ними поговорим. Только дай бумажку, что сдала нам дом на десять лет. – Сейчас приедем во дворец и напишем, – твердо пообещал Тровенг. – А как они доберутся? – Они уже добрались, если я верно понимаю, – тихо пояснила Дилли и успокаивающе потрепала горбуна по вихрам: – Не сердись, Чижик. Мы теперь и в самом деле заодно, я просто не могла отправить матери письмо. С тобой и передам. И отпусти наконец Оха, он уже слюнями изошел. – Испачкает тебе красивое платье, – укоризненно буркнул мальчишка и еле слышно щелкнул пальцами. Белый смерч взвился вверх, мгновенно очутившись на коленях ведуньи, тихо и счастливо поскуливая, исступленно облизал ей руки, нос, подбородок, выдавая нехитрую собачью тайну. Он был не просто рад этой встрече, он был счастлив так, как бывают счастливы псы только с теми, кто их когда-то спас или вырастил. – Ох, глупый, – обнимала и теребила его Дилли. – Ты же теперь взрослый пес… должен быть степенным и важным… не лизаться, как щенок. – Вы меня во дворец везете, что ли? – глянув в окно, забеспокоился Чижик. – А как я потом на рынок вернусь? Кто мне поверит? – Облик пора менять, – строго заметила ведунья. – Ты слишком много так ходишь. Пока я пишу матери, тебе дадут другую одежду. А Ох пока останется со мной, я же теперь не могу его не купить? – Ладно, – нехотя согласился мальчишка и беспечно вздохнул: – Удобная была личина. Маги и Тровенг слушали их затаив дыхание, изо всех сил стараясь не показывать своей любознательности, но как только Дилли отправила пса на пол, Ланс что-то шепнул, и ее платье стало чистым, как новенькое. – Спасибо, – благодарно кивнула графиня и с легкой усмешкой добавила: – Почти не ошпарил. – Но это же совсем невинное заклинание! – Я пошутила – мы умеем закрываться. Копыта коней застучали по плахам подъемного моста, и менее чем через минуту карета остановилась возле бокового крыльца. Через эти двери во дворец входили лишь личные охранники князя и маги, а в последние три дня в просторной прихожей дежурили дозорные ковена, не пропуская никого чужого. Но спутников Звена пропустили беспрепятственно, даже взглядом не выдав вызванное странной компанией изумление. Однако от ведуньи им не удалось скрыть ни чуточку расширившихся глаз, ни чрезмерно равнодушной приветливости улыбок. – Лицедеи, – проворчал Чижик, шагавший следом за Дилли, придерживая пса за поводок. Короткий ровно настолько, чтобы не мешал Оху сбежать или сражаться, если потребуется. – Просто хорошо воспитаны, – поправил горбуна Ланс и получил в ответ язвительный взор. – Если люди говорят не то, что считают, или не говорят того, о чем подумали, – это не воспитание, а лицемерие, – ехидно парировал парнишка.