Червяк — как маленький дракон, Огнем и дымом дышит он. Дрова в печи, готова печь, Червю пора растопку жечь. Струйка тумана юркнула под домовику, сгустилась, потемнела, и вот уже черный червячок-филиан резво извивается и плюется огнем, а домовика уже дымится! Чистого горшка не нашлось, Риата вымыла сковородку, накрошила в нее разбоевника, залила водой и поставила в печь. Мазь делать долго, значит, она будет промывать рану раствором, только придется делать это почаще. Из угла послышался грохот. Что такое? Среди рассыпанных зеленчуков возился белосвет, засунув голову под крышку горшка. Судя по запаху, в горшке раньше была ящеричная солонина, а судя по чавканью белосвета — теперь солонины уже не было. Выздоравливающий белосвет вытащил из горшка мокрую голову и отряхнулся. Горшок опрокинулся, и по кухне лужей растекся рассол. Похоже, белосвет выздоравливал, но что скажут мать и Ивита, когда вернутся? Скорее всего, ничего не скажут, но бить будут долго и усердно. Но Риата все равно не заплачет, не дождутся! Из печки потянуло горьким запахом кипящего разбоевника. Как им промывать рану? Он же жгучий, как бы не попал в глаза! Как это делается, если больной — белосвет? Клубы тумана накрыли кухню, заслонили печку и стол, окутали Риату, и среди белых клубов встали две невысокие фигуры. Рядом с ними спал юный белосвет Фаер, сложив крылья и закрыв нос пышным хвостом. — Ну, ты дала ему выпить разбоевник? — хрипловато спрашивал прежний мальчик Фаериан, теребя край своего голубого оплечья. — А тебе что за дело? Надо — дам пить, надо — буду ему язык мазью мазать или промывать! — сердито отвечала худенькая девушка с распущенными рыжими кудрями. — Сам предал белосвета, отказался от него, а теперь я должна тебе отчитываться! — Фаер — мой друг, а я — целитель, который начал его лечение, я имею право знать! Ты, Нитала, всегда придираешься! — Я придираюсь? — она схватила длинную прядь своих распущенных волос и, волнуясь, начала накручивать ее на пальцы. — Я честно служу своему предназначению, белосветы — это моя судьба! Я с шести лет хотела быть Сочетательницей, и никем больше! Я даже косы не заплетаю, чтобы лучше передавать мыслесилу! Я с бабушкиной белосветицей Ниртой работала, когда мне было десять лет! Она тогда так оплакивала мою бабушку, что жить не хотела, а я ее уговорила не уходить в синий туман! Она и сейчас была бы со мной, если бы не война! Ей всего сто пятьдесят лет было, она еще долго могла бы жить! Голос девушки подозрительно зазвенел, как будто она собиралась заплакать. — Ну ладно тебе, не плачь, она была лучшая белосветица-воин, это тоже судьба! — проговорил Фаериан. — И яйца после нее остались, вот полежат они, как положено, лет двадцать, и дети из них родятся, и ты им имена дашь в ее честь. А ты сама через двадцать лет будешь в Укрывище лучшая Сочетательница, да ты и так уже лучше всех, кроме Наставника, конечно! И еще ты самая красивая Сочетательница, тебе очень идет ходить вот так, в голубом оплечье, с распущенными золотыми волосами! Она сунула в рот конец накрученной на палец пряди и принялась ожесточенно его жевать, будто восхищение паренька ей было неприятно. — А Фаеру ты другое имя не давай, я первый назвал его! — неожиданно вспомнил он. — Почему? Вы, мужчины, всегда стараетесь мужское имя дать! — она выплюнула изжеванную прядь. — А может, к поре тумана он станет не белосветом, а белосветицей? — Вот тогда пусть сам и решает, он разумное существо! А если его имя останется Фаер, он или она меня вспоминать будет! Имею же я право на то, что меня кто-то будет вспоминать! — Не имеешь! Ты ни на что права не имеешь, если уходишь из Укрывища! Раньше я думала, что ты преданный делу Сочетатель, а ты ничтожество и изменник! Ты и оплечье носить не имеешь права! Снимай! Она так сильно рванула за ворот его голубого оплечья, что худые плечи Фаериана тут же выскользнули из разорванного выреза. — Да отстань ты от меня! — Рассердился он. — Я по-человечески хотел поговорить, а ты ничего, кроме ученья и белосветов ни видеть, ни знать не хочешь! И если так, пусть хоть пропадет это оплечье! Он выдернул пояс из оплечья, сбросил сверкающую голубую красоту на скамью и ушел, а девушка выбежала, закрыв лицо руками. Белосвет Фаер проснулся и, увидев лежащее оплечье, ловко просунул в него голову и вылетел в окно. Филианы исчезли, видимо, больше о лечении белосветов Священный Туман не помнил, или не хотел вспоминать. Значит, белосвета можно и поить настоем, и мазать мазью, и промывать. А может, протереть рану домовикой, смоченной в настое разбоевника? Тогда разбоевник попадет только в рану… Риата села на лавку и взялась за дело. Вскоре гноя в ране стало меньше, да и сама рана начала сжиматься, будто ее кто-то стягивал с боков. Наконец, разбоевник кончился, а белосвет забрался на колени к Риате, закрыл глаза и засопел. Ну что же, у нее все получилось почти как у Сочетателей, только вот имени маленькому белосвету она еще не дала. Вслух она его позвать не сможет, но ведь белосвет мыслеслушатель, как сказал Наставник Ларимион, и пока он будет слышать свое имя в ее мыслях! Какое же имя дать, мужское или женское? Наверное, такое, чтобы потом подошло и белосвету, и белосветице, и еще, чтобы имя было похоже на имя его Сочетателя. Риата не Сочетательница, и неизвестно, будет ли ей, но другого воспитателя у малыша все равно нет. Ее полное имя — Финериата, сокращенно — Риата, еще короче — Ата… Нет-нет, так ее зовет Ивита, Ата не подойдет! А если, например, Ати? Ати, Ати! — мысленно позвала Риата. Белосвет открыл глаза, потерся носом о рукав ее рубашки и снова заснул. Кажется, он согласился быть Ати. Ей тоже хотелось заснуть, но она боялась — а вдруг мать с Ивитой вернутся раньше, чем собирались? Часы в приемной пробили два раза, потом прозвенели еще два, это означало два часа дня. До возвращения матери и сестры оставался почти целый день. Глава девятая. Князь Ордон Безрассудный Риата сидела, не шевелясь. Пусть белосвет спит и выздоравливает, а ей надо скорее узнать, как его правильно воспитывать. Жаль, что учиться не у кого! Почему в надежном Укрывище, полном храбрых белосветов и преданных им Сочетателей никого не осталось? Наверное, Священный Туман это знает. Может быть, спросить его? Не успела она подумать об этом, как перед ней снова появились филианы. Теперь слышны были не только голоса, но и другие звуки. Кажется, это снова было далекое прошлое Укрывища. В клубах тумана появился угол приемной. Раздался скрип калитки, неотличимый от настоящего, и вошел невысокий светловолосый человек в голубом кафтане, тяжелых сапогах, с длинным мечом у пояса. Риата пригляделась — на светлых волосах гостя сверкал широкий золотой обруч, а на нем, прямо надо лбом, раскинул крылья блестящий золотой Хозяин Скал. Серые глаза гостя смотрели из-под роскошного венца так же мрачно, как золотые очи грозной птицы. — Приветствую тебя, князь Ордон, — произнес Наставник Ларимион, появившись из клубов тумана. Риата сразу узнала его строгое лицо и темные глаза под черными бровями. — Мне нужны все твои люди и все белосветы для войска, — проговорил князь, не здороваясь. — Война с Сегдетом только что закончилась удачно для Кортола, так зачем тебе еще воины, твоя княжеская светлость? — Для войны с Пилеем, и как можно скорее! Потомки не простят нам того, что мы не решились на бой, когда сама судьба отдавала нам в руки гнусных огнепоклонников! Само их существование подрывает все основы нравственности! Кем надо быть, чтобы поклоняться стихии, пожирающей все живое? Какие нравы могут быть у тех, кто является в храм с покрытыми волосами и предает своих покойников пламени? — голос князя зазвенел от негодования. — Успокойся, князь Ордон, ты не на площади перед толпой народа, — проговорил Наставник Ларимион. — Наши предки тоже когда-то поклонялись стихиям, а люди чтут своих богов таким образом, каким велят им повседневные обычаи и хозяйственный расчет. Это вопрос не нравственный, а житейский, и различия в вере — не причина для того, чтобы начинать войну. Настоящая причина, я полагаю, разумное желание пробиться к морю, но после трудной войны у Кортола для этого нет сил. — Если ты дашь мне белосветов, силы будут! — Силы белосветов не беспредельны, а сами они — разумные существа, наделенные свободой воли. Им не нужно море, они могут жить только вблизи мест исхода перворожденных. Когда сегдетское войско шло к Альване, белосветы защищали Кортол от врага честно и храбро. В Межгорской крепости погибли все белосветы и Сочетатели, а наше Укрывище потеряло всех опытных Сочетателей и девятнадцать из двадцати трех белосветов и белосветиц в поре тумана. — Но четверо взрослых все-таки осталось! И молодых, как я знаю, еще десяток! — Мы должны уберечь этих молодых, чтобы те из них, которые окажутся женского пола, успели отложить яйца. Даже самым старшим из них до того, чтобы обрести определенный пол, а вместе с ним способность превращаться в филианы и Священный Туман, нужно еще не меньше десяти лет. А кто до тех пор защитит их, если ты заберешь всех взрослых? Эти молодые должны продолжить свой род, они — последние существа этого вида во всем мире, который мы знаем! Князь-филиан принялся нетерпеливо притоптывать ногой, не глядя на собеседника, а Ларимион продолжал убеждать. — Я просил помощи у белосветов, когда Кортол был в опасности, я шел в бой за Альвану вместе с ними! Сочетатели всегда сражались и гибли рядом со своими воспитанниками, с которыми сочеталась их мыслесила! Но в угоду безрассудству и нетерпению я не стану просить белосветов ни о чем. Ты не сможешь победить сейчас в войне, князь Ордон, надо подождать несколько лет и не давать непосильных задач ни людям, ни белосветам. — Ты предатель! Никто не может утаить от князя то, что может принести в жертву отечеству! — Я не принесу в жертву того, чем я не владею! — Сочетатель встал во весь рост, как присягал на верность. — Разве ты здесь не Наставник? Дай приказ своим людям, и каменные оплечья внушат вашему зверью все, что нужно! — Кому нужно, князь Ордон? Тебе? Белосветы не зверье, они существа со свободной волей, которые выбрали союз с людьми. И белосветов, и Сочетателей немного, но только вместе они составляют ту силу, которой ты хочешь завладеть. Только белосвет может лечить больного человека, замещая ткани его тела своими собственными, которые он создает с помощью мыслесилы места исхода. Только человек-Сочетатель своей мыслью может нащупать путь от больного к потокам мыслесилы места исхода и сочетать их с мыслесилой белосвета. Больные люди вылечиваются, а белосвет получает путь, по которому к нему перетекает мыслесила места исхода, и питается ею. Князь Ордон все чаще притоптывал ногой и передергивал плечами, как будто научные речи вызывали у него зуд. Рука судорожно сжималась на рукояти меча, а Наставник Ларимион продолжал. — Жизнь белосветов в союзе с людьми нужна и белосветам, и людям. Сейчас белосветы живут по двести-триста лет, и Сочетатели вместе с ними столько же. Сочетатели легко воспринимают любое новое знание, а белосветы навсегда запоминают все, что узнают. Так они жили вместе тысячелетиями, но теперь ты хочешь погубить это единственное в своем роде явление. Каменное оплечье помогает укрепить путь мыслесилы, но его нельзя использовать для подчинения, внушение его уничтожает! Лицо князя изменилось. — Оплечье, князь Ордон, дает человеку возможность внушать что угодно и кому угодно, защищая от чужого внушения его самого. Но ни я, ни другие Сочетатели никогда ничего не внушают белосветам, этого нельзя делать хотя бы потому… — Они не внушают, так другие внушат! — князь вскочил на ноги, меч свистнул, вылетая из ножен. Наставник Ларимион еще не успел понять, что произошло, а удар меча уже снес его голову с плеч. Кровь, хриплый крик, судорожные движения — Риата едва не бросилась на помощь, но это были только филианы, только образы, созданные памятью Священного Тумана. Князь наклонился, сдернул с мертвого тела залитое кровью каменное оплечье и надел, не подпоясываясь. Оплечье Ларимиона было длинно князю и доставало до пола. Подняв меч, он прошептал что-то, глядя на кровавые разводы на лезвии. Над чешуйками оплечья поднялся белый парок, и лента сверкающего тумана услужливо очистила оружие от крови. В следующий миг туман обратился в белосвета ростом почти до потолка приемной. — За мной! — приказал ему князь, и могучее существо покорно потянулось вслед за ним. Князь подошел к закрытой двери комнаты, что была справа от ворот. Теперь в ней жила мать, а Риата никогда не бывала. Там сидели несколько учеников, Риата узнала среди них только Ниталу с ее золотисто-рыжими распущенными кудрями. — Встать! — крикнул князь от входа. — Всем снять оплечья! Что теперь будет? У князя есть оплечье, которое позволяет внушать, но и у Сочетателей есть защита — такие же оплечья. Они хорошо защищают, ведь и она, Риата, освободилась от внушения матери и Ивиты только с оплечьем из яйца белосвета! Ученики молча, неподвижно смотрели на князя. — Ваш Ларимион уже мертв, кто хочет отправиться за ним? Сочетатели молчали, не двигаясь с места. — Сюда, ребята! — крикнул князь, и в дверь вбежали его воины. Бойцы сбивали Сочетателей с ног и срывали с них голубые оплечья. Ученики сопротивлялись и отбивались, не страшась мечей и ножей, приставленных к горлу. У них не было сил сражаться с обученными воинами, один за другим Сочетатели лишались единственного своего богатства и защиты, но никто из них не снял оплечья сам. Князь Ордон зорко следил за исполнением приказа, подкрепляя его внушением — оплечье убитого Ларимиона дымилось на нем и таяло на глазах, как недавно таял браслет матери. Так вот почему Священный Туман, то есть разумный зверь белосвет, лечил больных все эти годы, слушаясь исковерканных слов! Вот почему он во всем покорялся матери, а от старинного оплечья на памяти Риаты остался только браслет! И как же все печально оказалось на самом деле! Священный Туман, могущественное божество, к которому люди шли за чудесами, оказалось обычным смертным, разве что очень большим и многое знающим. И все эти годы она, Риата, вместе с матерью и Ивитой жила за счет этого существа, не пытаясь ему помочь. А ему нужна была помощь! Многие годы Туман подчинялся вздорным приказам и не мог уйти, потому что его жизнь была возможна только в Укрывище. Может быть, он терпел, чтобы сохранить Укрывище для будущих белосветов и Сочетателей, а может быть, надеялся на рождение новых белосветов. И вот теперь в Укрывище было только два белосвета, большой и маленький, а вместо Сочетателя у них была только Риата. И другого помощника у белосветов Укрывища не было. Только к ее мысленным молитвам и стихам прислушивался Священный Туман, только на ее заботу мог рассчитывать Ати, и только она теперь могла защитить и уберечь от бед будущих белосветов и их дом. Но чтобы защищать белосветов, она должна была знать, как погибли их товарищи. Может быть, спросить стихами? К давно минувшему вернись, К военным бедам обернись, Открой последнюю страницу, Хоть к ней и страшно возвратиться. Волны тумана заполнили кухню, поднялись под потолок. Ати заворочался на коленях у Риаты, спрыгнул на пол и резво подбежал к калитке, помогая себе на бегу крыльями. Куда ты, Ати, стой, ты же болен! Белосвет увлеченно толкал калитку, будто желая выйти наружу. Ну что ж, придется идти, не отпускать же его одного, а пороть Риату все равно будут! Но как открыть замок снаружи? Раздался тяжелый металлический звон, ворота распахнулись во всю ширину высоких створок, как в старину открывались они перед огромными белосветами. Риата выбралась на площадку перед Укрывищем. Белосвет, вырезанный из белого камня, смотрел на нее сверху, раскинув крылья, горы выглядели как-то не так, как сегодня утром — леса на них почти не было. Как белосвет, Священный Туман, сделал такие большие филианы? Или они не такие большие, и это только кажется? Неважно, пусть Туман рассказывает историю белосветов, как хочет. Князь Ордон в каменном оплечье, едва доходившем ему до пояса, сидел верхом на боевом ящере. Оплечье дымилось — он воодушевлял свое войско. — Помните, воины, вы идете не на войну с людьми, вы выступаете в поход против дикости и грязи жизни, вы идете на вечный бой добра со злом! Площадка перед входом, на которой едва могла развернуться деревенская телега, была заполнена воинами, у всех были короткие мечи и круглые щиты с Хозяином Скал посередине. Внушение князя действовало, они были готовы идти на смерть за то, за что прикажет им идти князь Ордон. Ученики-Сочетатели, которые должны были идти в бой вместе с белосветами, тоже были готовы сложить головы в битве с дикостью и вечным злом.