— Твой ребенок обязательно придет в мир, — проговорила старая Сочетательница, проводя руками вдоль туманных струй. — Никогда! Я княгиня, и я так решила! —Ты княгиня, но этот ребенок будет жить, — спокойно и почти весело проговорила Сочетательница Нитала. — Огонь тебя сожги! — юная княгиня взмахнула ножом, и Нитала упала рядом с алтарем, зажимая рану на руке, а туман заклубился вокруг нее, закрывая от нового удара. А что же княгиня и ее ребенок? Через мгновение все стало ясно. — То, что в теле моем поселилось, От дурного отца появилось. Пусть исчезнет и сгинет навеки, Пусть не станет оно человеком, Пусть о нем не узнают враги, Помоги мне, Туман, помоги! Белосвет Фаер обвил струей тумана филиан княгини Лидоры, а потом дотянулся ее концом до Риаты, и она услышала токи мыслей княгини и того существа, которое проклинала Лидора. Существо хотело жить, оно не сдавалось и просило о помощи. Помочь ему мог только белосвет Фаер, и он помог, хотя мыслесила Лидоры мешала ему. Но ребенок остался жив, и Риата легко узнала его мыслетоки — это была она сама. Но что же было потом, почему Лидора не повторила попытки, почему не убила нежеланную дочь сразу после рождения? И что случилось со старой Сочетательницей Ниталой? Новые филианы были готовы рассказать и это. В волнах тумана раздался шум дождя, со скрипом открылась калитка, и появились две фигуры, закутанные с головы до ног в зеленые военные плащи. Одна из фигур прошагала к алтарю, откинула капюшон и распахнула плащ. Это была княгиня Лидора, и ее дитя готово было родиться. — Где Нитала? Куда она провалилась? Спутник княгини подошел, и из-под его капюшона показалась голова, покрытая разнообразной растительностью — круглолицый молодой человек отращивал и бороду, и усы и буйные рыжие кудри. Да это же воевода Гошар, только молодой! — Где она там прохлаждается? Мало того, что ваш хваленый Туман не подействовал, так теперь и принять роды некому! Огонь вас всех сожги! — возмутилась княгиня Лидора, а в следующее мгновение сбросила плащ, согнулась от боли и повалилась на лавку. — Да тихо ты, Лидора, все обойдется! — Гошар уселся на соседнюю лавку. — Ты как моя мамаша! Ах, ее осчастливили в Укрывище! Ах, родить ради будущих детей! И заперла меня в Кортоле у твоей родни. Надо было в Сегдет ехать, там мою обузу скинуть! А ты сопли жуешь — я воевода, на чужую землю не поеду, я кортолец, не хочу родню позорить! — Конечно, не поеду! Княгиня Фелона за разговоры с сегдетцами даже на нашей земле — и то головы рубит! Молодая княгиня скривилась от боли. — Ой, воды пошли, я рожу сейчас! Где Нитала, сожги ее Огонь? Гошар вышел, накинув на голову капюшон. Оставшись одна, Лидора не сдерживала чувств. — Будь ты проклята, тварь живучая! — кричала Лидора, кривясь от боли и изо всех сил нажимая на свой живот. — Чтоб тебя разорвало, чтоб тебя раздуло! Пошла вон, пошла! Войну с Сегдетом без меня проиграли, отец погиб, замуж я не выйду, и все из-за тебя! Не хочу никаких детей, пусть их хоть никогда не будет! Дверь снова открылась, и вошел Гошар, а за ним вприпрыжку вбежала та, которую Риата всю жизнь считала матерью, в блестящем каменном оплечье до колен. — Ну что, княгиня, что, моя золотая? Вот и пришло время! Сейчас родишь ребеночка, и все будет хорошо! — затараторила Гвирина. — Где Нитала, почему на тебе ее оплечье? — прохрипела княгиня Лидора, извиваясь от боли. — Померла Нитала, оставила нас благодетельница моя! Сей миг померла! Как ее ранил в руку злодей какой-то ножом с ядом, она с тех пор так болела, так болела, аж вся насквозь была больная! Меня в помощь наняла, и я уж так старалась, так за ней ходила, даром что доченьку новорожденную кормлю! — тараторила Гвирина, собирая чистое белье, тазы и тряпки на алтарь. — Все-то она говорила, благодетельница: мне только бы дождаться, только бы дожить до времени, а до какого времени, так и не сказала! Уж не знаю, дождалась она или нет, а померла сей миг, вот я и прибрала ее оплечье! Вещь-то священная, драгоценная, что ей без дела валяться, а Нитале все равно уже ничего не надо! — Да заткнись ты, сожги тебя Огонь! Голову снесу! — хрипло закричала княгиня Лидора. Гвирина с опаской оглянулась на Гошара, но тот махнул рукой — не обращай внимания. — Делай дело, и сожги тебя Огонь с языком твоим длинным! — донеслось с лавки, и Гвирина взялась за дело, уговаривая, болтая и внушая спокойствие роженице. Белый дым так и валил от подола каменного оплечья. Наконец, крики княгини Лидоры сменились плачем ребенка. — Живая тварь? — спросила Лидора. — Живая, девочка… — дрожащим голосом ответила Гвирина, по ее перекошенному лицу тек пот. Гошар заглянул через плечо Гвирины, и его круглое лицо тоже перекосилось. — Покажите! — потребовала Лидора. Гвирина приподняла на руках что-то небольшое, кричащее и шевелящееся. Риата подошла ближе к филианам и заглянула через ее плечо. На руках Гвирины пищало, разинув беззубый рот, бесформенное существо с четырьмя короткими выростами вместо рук и ног. Голова была почти незаметна, шея утопала в складках кожи, рыжие волосенки прилипли к макушке. Гошар тронул Гвирину за плечо, показывая на дверь, но было уже поздно. Сев на лавке, Лидора увидела свою дочь. — Уродина! Заберите ее, унесите, убейте! Ребенок, будто поняв, о чем речь, заплакал еще громче. — Замолчи, уродина! Замолчи, замолчи, замолчи! — рыдая, закричала княгиня Лидора, и младенец умолк, а сама княгиня потеряла сознание. Гвирина взяла ребенка на руки и пошла к выходу. — Куда? — остановил ее Гошар. — В реку брошу, голяки враз слопают, не человек это, — объявила Гвирина. — Тихо! — шепотом приказал молодой воевода. — Слушай меня. Этот ребенок должен жить, и жить столько, сколько мне будет нужно, но об этом никто не должен знать. Каждые полгода будешь показывать ее мне и получать деньги на ее содержание. Гвирина с сомнением посмотрела на дрожащее в ее руках существо. — Да ведь не жилица она… — А Укрывище на что? А Туман? С детства знаю, какие дела тут делаются, рядом в поместье вырос! — Да ведь денег это будет стоить немалых… — Сто золотых в год, и никому ни слова. Никаких мужей, никакой родни в Укрывище. Твою собственную дочку держать разрешаю, молоком кормить обеих будешь. Но если пойдут хоть малейшие слухи, я сразу узнаю — у меня в этих местах полно и родственников, и разведчиков. Тогда твоя голова слетит, и никакой Священный Туман не поможет. Понятно? Гвирина с готовностью закивала головой. — Понятно, твоя милость, господин воевода. Родни у меня нет, мужа тоже. А если она, — Гвирина кивнула на лежащую в забытьи Лидору, — проверить вздумает, исполнила ли я ее приказание? — Если вздумает, буду предупреждать. Да и проверять, скорее всего, я буду. Все понятно? — Все, твоя милость. Выращу, не дам погибнуть, мы же не звери… Риате тоже все было понятно. Воевода Гошар хотел держать в руках княгиню Лидору — еще бы, уродина-дочь у молодой княгини на выданье! А Гвирина оставила ее в Укрывище сначала ради денег Гошара, а потом ради дара Сочетательницы. Теперь Риата знает все это, но не знает одного — как вылечить Сочетательницу, которую прокляла мать, и которой брезговал отец. Глава семнадцатая. Быть собой Единственное место, где Риата могла это узнать, было на дальнем конце подземного хода. Там нашла свой дар мастерица Тита Кортольская и, наверное, проявил свой талант ее внук. Может быть, Риата тоже найдет там ответ на свой самый главный вопрос! Но как уйти, чтобы Ивита и Гвирина ничего не заметили? Они могут вернуться в любое мгновение! А если попросить Фаера? Белосвет понял все без слов. Волны тумана скользнули по приемной, и через мгновение филианы Риаты и Ати сонно засопели носами под алтарем. Теперь никто не усомнится, что немая уродина и ее вздорный зверь тихо спят в подобающем им месте, под алтарь даже Ивита не полезет проверять. А теперь — в подземный ход! Пусть не раз друг друга сменят Люди, царства и князья, Унесет с собой их время, Ничего вернуть нельзя. Вспоминая слова старой песни, Риата нажала на зеленоватую заклепку, затерянную в темной резьбе, и деревянная башенка часов повернулась вокруг своей оси. Клочок тумана замерцал в глубине подземного хода, и Риата шагнула за ним в темноту. Ати шмыгнул мимо ее ног и помчался по проходу, размахивая светящимся пушистым хвостом. Часы снова повернулись, закрыв вход, и только такая же, как снаружи, зеленая заклепка блеснула на внутренней стороне двери. Ну, значит, где вход, там и выход, а сейчас главное — идти вперед! Вдали мерцал завиток тумана, под ним серебристо светились крылья маленького белосвета, и Риата, опираясь на грубо обтесанные стены, заковыляла по неровному полу. Неизвестные мастера, пробившие путь в горе, не слишком старались ни над отделкой стен, ни над уборкой — стены были изрезаны следами инструментов, а на полу слоем лежали осколки камня. Она спотыкалась на непослушных ногах, падала, скатывалась по мелкому щебню и натыкалась на выступы стен. Наконец, ход резко пошел вниз и закончился круглым отверстием, за которым серебристо светился туман. Риата встала на четвереньки, проползла в отверстие, и перед ней открылся круглый ход, похожий на нору огромного червя. Гладкие стены и свод потолка были упругими на ощупь и черными, как печная сажа, а ровный пол был покрыт чем-то вроде застывшей золотистой смолы. Ати бежал впереди, размахивая хвостом и подпрыгивая, а Риата шла, переваливаясь с ноги на ногу и опираясь на стены. — Мы судьбу свою находим Или нас судьба найдет? Жизнь своим путем проходим, Только время нас ведет. Она сама не заметила, как запела вслух, и на этот раз голос ее обрел мягкость и глубину. Вот, оказывается, какой голос у нее на самом деле! Не звенящий металлом, как у княгини Лидоры, не пронзительный, как у Гвирины и Ивиты, а певучий, низкий, но вполне женский при этом. Распевая песню Наставника Ларимиона, Риата пошла увереннее, и не успела ее закончить, как перед ней и Ати открылся сверкающий подземный простор. Золотистые, блестящие, как круги часов, стены пещеры, похожей на внутренность шара, поднимались на десять или пятнадцать человеческих ростов. Даже в приемной не было такой высоты! С разных сторон к пещере подходили такие же круглые проходы, как тот, по которому они пришли. Посередине блестело круглое озерцо застывшей золотистой жидкости, от которого исходило тепло. По золотистым стенам и потолку, вились темные, ветвящиеся выпуклые линии, будто жилы под кожей великана. Ати подбежал к стене и потрогал ее лапой. По стене пробежала дрожь, жилы дрогнули, зашевелились, и мгновенно покрылись зеленоватой мягкой шерстью. Что же это, они внутри кого-то живого? Напевая вполголоса, Риата прикоснулась к жиле, до которой смогла дотянуться. Жила вздулась под ее рукой, и мягкая бархатистая поверхность на глазах обросла шерстью. Упругая ее поверхность то прогибалась под рукой, то приподнималась, распушив шерсть, от нее тянуло мягким теплом. Ати ткнулся в мохнатую жилу носом и блаженно замер, сложив крылья, Риата замерла в нерешительности. Что здесь надо делать и имеет ли она право здесь находиться или о чем-то просить? Но ведь она Сочетательница, больше здесь некому быть, и некому говорить, просить или петь. И она запела во весь голос, старательно выпевая каждое слово.