— То есть как это — не будет? — Мы с Ивитой едем в Укрывище! — Что ты придумал? Сейчас, когда в Пилее нет князя, к нам едут пилейцы, возможно, для серьезных переговоров о троне, а ты уезжаешь? — Да! Уезжаю! Потому что единственные переговоры, которые я могу вести с угнетателями моей родины, ведутся мечом! — Когда же князь Аланд повзрослеет? — княгиня даже позволила себе немного повысить голос. — Понимает ли правящий князь, что сейчас решается судьба не только Пилейского трона, но и всего Кортола? — Моя судьба решится в Укрывище! — отрезал Аланд. — А судьба Кортола не интересует князя? Иногда одна мирная встреча бывает полезнее, чем десяток сражений. — Я решу судьбу Кортола, не унижаясь перед завоевателями! — загремел Аланд на весь дворец. — Мы едем сейчас же, а ты будешь принимать дикарей, если они тебе нужны! — Князь обязан остаться! — вышла из терпения Зия. — Останься, останься, Аланд! — раздался отчаянный крик. Дверь со стуком распахнулась, и маленькая быстрая фигурка кинулась на шею князю. — Не надо уезжать, чего мы там не видели, в этом Укрывище! Все-таки надо было оставить охранника у двери! До чего дошло — в собственных покоях невозможно скрыться от этой особы! Зия с видом холодного презрения смотрела, как сын осторожно разжимает обнимающие его девичьи руки. — Успокойся, Ивита, я просто не хочу их видеть! — А я хочу! Останься! — Ты собралась мне приказывать? — голова Аланда вскинулась, он гордо выпрямился, блеснув голубым огнем оплечья. — Мы едем через полчаса, и никаких разговоров! Над плечами Аланда закурился белый пар — опять сын расходует оплечье вместо того, чтобы спокойно настоять на своем! Он открыл окно. — Сотник Ринт, готовь охрану через полчаса! А ты едешь со мной, Ивита! — повернулся он к девушке. Она молчала, сдерживая злые слезы. Должно быть, хотела пообщаться с вельможами при альванском дворе, а ее везут в ту самую глушь, из которой она только что явилась. Аланд схватил свою избранницу за руку, и они бегом покинули покои княгини. Ну что ж, придется вдовствующей княгине принимать советника Вариполли одной. По милости безответственного правящего князя и его девицы придется лгать, что князь Аланд отправился на охоту за несколько дней до получения письма и вернется не скоро. Это будет выглядеть крайне неприлично, однако, советник Вариполли пока что не князь Пилея и Кортола, потерпит. Часы на башне пробили три часа утра. Пора идти, посол Сегдета просил ее о встрече наедине на исходе второго часа утра. Княгиня поспешила в малый тронный зал, прикидывая, о чем может пойти речь во время тайной встречи. Сегдетский посол Каниол обычно бывал в Альване только проездом по пути в Град-Пилей, все совместные дела Сегдета и Пилея решались именно там. А теперь он желает тайно говорить даже не с правящим князем Аландом, а именно с его матерью. Худощавый и смуглый, с коротко остриженными черными волосами, посол Каниол уже ждал ее в зале. В легком белом одеянии до пола и широком воротнике, сверкающем драгоценными камнями, он изящно поклонился княгине, коснувшись рукой пола, и Зия вместе с ним отошла в глубину зала. Сев в голубое с серебром кресло, княгиня Зия приготовилась слушать долго и внимательно. Посол Каниол говорил на пяти языках так же хорошо, как на родном сегдетском, и еще на четырех немногим хуже, но на всех языках он говорил невероятно витиевато, так что дослушать его до конца было нелегко. — Ее княжеская светлость госпожа Зия Кортольская, несомненно, уже давно всесторонне рассмотрела положение, создавшееся в прекрасной равнинной столице в отсутствие законных наследников возвышающегося там трона. Отсутствие законного наследника, отягощенное длительными спорами о родстве, рождает в умах подданных множество домыслов о будущем своей родины и своем собственном. Однако сие брожение умов дает невероятный простор для решительных действий тому, чьи устремления так же высоки и прекрасны, как велика его решимость добиться предмета своих чаяний. А свобода завоеванного и униженного родного народа не может не быть таким предметом для молодого, смелого и, осмелюсь предположить, великого государя. Сей государь готов принести свою жизнь и жизнь своих сторонников на высокий алтарь служения отечеству, но увенчается ли сие предприятие успехом, зависит от причин не столь явных, как доблесть, и не столь возвышенных, как горячая любовь к родине. Главными и определяющими успех условиями в сем случае могут стать предметы приземленные и низменные, которых всегда недостаточно для достойного бытия. Как простой поселянке назначено судьбой рачительно вести свое скромное, но прекрасно налаженное хозяйство, так и в княжеском дворце именно сердцу и разуму княгини принадлежит главное место в занятиях, дающих основу всем великим и славным свершениям. Зия насторожилась. Так, низменных предметов, то есть денег, в казне Кортола почти нет, и говорить об этом с Аландом бесполезно. В Град-Пилее, впрочем, средств не намного больше — страна воевала почти сорок лет без перерыва со всеми соседями подряд. Похоже на то, что посол Каниол собирается предложить вдовствующей княгине Зии нечто материальное. — Дерзость покорного слуги твоей княжеской светлости, посмевшего просить о даровании ему малой доли драгоценного ее времени, может быть объяснена исключительно той болью, которую испытывает любой при мысли о страданиях, переносимых гордым народом Кортола. Равнодушию нет места в горячих сердцах, согретых солнцем юга, а скаредности и скупости не найти на просторах щедрой земли под этим солнцем. Возрождающейся державе необходимо пополнение средств, отнятых многолетним угнетением, требуется поддержка тех сил, которые помогут сделать тот единственный шаг, который приведет к благоденствию и счастью народа Кортола. — Я женщина и не могу разобраться в истинно государственных делах, — скромно начала княгиня Зия. — Однако житейский опыт подсказывает любой хозяйке дома, что за все приобретения следует платить. Не слишком ли высока окажется плата за возможность достижения высокой цели? Посол снова поклонился. — Скромный посланник своего отечества склоняется перед мудростью прекрасной княгини Зии. Но вдовствующая княгиня Зия не должна сомневаться в бескорыстии тех, кто приходит на помощь безвинно страдающим людям. Никакие бренные сокровища не вознаградят за помощь делу освобождения вольнолюбивого народа, кроме душевного покоя и радости от причастности к сему прекрасному свершению. Гордому горному народу не нужны обожженные солнцем равнины и болотистые берега вяло текущих рек, изнеживающие твердую душу сады и скучные бескрайние поля. Душа горца всегда будет принадлежать родным горам, прекраснее которых нет ничего в этом мире. Сыны гор с радостью отрекутся от чуждого им равнинного образа жизни … Так вот какую они хотят плату за помощь! Огромная, плодородная Когетская долина на границе Кортола и Сегдета когда-то принадлежала Кортольскому княжеству, но почти шестьсот лет назад была отвоевана у него намного более сильной Сегдетской империей. Тогдашнему кортольскому князю Альну Трехпалому пришлось после этого вступить в неравноправный союз с Пилеем, а тремя веками позже, после разгрома неудачного восстания Ордона Безрассудного, пилейская армия прошла через весь Кортол и снова отвоевала Когетскую долину у Сегдета. Теперь, в случае успеха на пилейском троне, достигнутого на деньги Сегдета, кортольским князьям предстояло потерять долину в очередной раз. Вот тебе и дело свободы! В Когете цветут лучшие златоцветовые сады, хлебные деревья в обхват толщиной вырастают за пять лет, самоспелы размером с кулак поспевают уже к середине лета… Без этой долины Кортол всегда будет либо голодать, либо зависеть от Сегдета и других соседей! Зия с трудом сдержала возмущение, сохраняя на лице благодушное спокойствие. Впрочем, договоры, не скрепленные подписями, государственной силы не имеют, и на щедрые посулы Каниола можно ответить столь же щедрыми обещаниями. Да и подстраховаться на случай неудачи не мешает. — Вдовствующая княгиня Зия, не имея прав решать государственные вопросы, обратится за советом к правящему князю Аланду. — ответила она приветливым голосом. — Однако человек может всего лишь предполагать свою судьбу, но располагает ею только Святой Огонь. И если не озарит Огонь своим светом судьбу тех, кто поднимется на бой за свободу, и не укроет их Священный Туман, при конце своего дела они будут нуждаться в поддержке не меньше, чем в его начале. Посол понял правильно. — Вождь, идущий в последний бой во главе немногих, оставшихся верными ему сторонников, достоин всемерной и скорейшей поддержки. Но даже если пошлют высшие силы столь скорбное испытание, никто не сможет поспорить с перевешивающим велением княжеской крови, и никто не сможет отрицать, что носитель этой крови имеет наследственное право на управление равнинной столицей. Что это он такое придумал? Конечно, родство князей Кортола и Сегдета имеется, но чтобы оно перевесило все остальные доводы? — Веление крови — довод, который имеет силу больше всех прочих при выборе наследника трона, — сказала княгиня Зия. — Однако это веление нельзя изменить по собственному желанию. Каниол сделал многозначительное лицо. — Нет невозможного для великой науки, пышно процветающей на земле Сегдета, и плодами ее моя родина всегда готова поделиться с нашими добрыми друзьями и соседями, ради их счастья, достоинства и благополучия. Предлагает подделать веление крови? Дело незаконное и опасное, но, в крайнем случае, тоже лишним не будет. Кто знает, как Аланду придется обосновывать свои действия и притязания? К тому же, как неизбежные придворные интриги в Град-Пилее, так и возможные военные действия князя Аланда требуют средств, да и долину Когета нельзя отдавать за одну только предположительную поддержку. — Вдовствующая княгиня Зия хотела бы узнать, что именно она может передать своему сыну, правящему князю, в подтверждение искренности намерений своего союзника в борьбе. Посол снова изящно поклонился, коснувшись пола рукой, а другой рукой ловко извлек из легких складок своего наряда сетчатый кошель, завязанный золоченым шнуром. Сквозь мельчайшие ячейки сетки поблескивали драгоценные камни и тускло отсвечивали золотые самородки. Еще один поклон, велеречивые изъявления дружбы, и прием был закончен. Глава девятнадцатая. Настойка истины Княгиня Зия встала, собираясь в свои покои, но один из охранников, громко стукнув копьем об пол, дал знать, что появилось послание. Вошедший слуга с поклоном подал княгине на подносе свиток из хорошо обрезанного белого сонника, перевязанный блестящей лентой с красной печатью. Свиток был надписан твердой рукой образованного человека: «Вдовствующей княгине Зие Кортольской в собственные руки». Княгиня Зия надела перчатки, которые из вежливости сняла и подвесила на шнуре к поясу на время разговора с послом. Кто знает, чем может быть пропитано послание, направленное в княжеский дворец в смутное время? Осторожно, стараясь не подносить письмо близко к лицу, она развернула его и прочла: « Находясь во владениях князей кортольских, настоятельно прошу о личной тайной встрече с твоей княжеской светлостью. Имею в своем распоряжении и считаю своим долгом сообщить чрезвычайно важные и ценные для государства сведения, которые в виду их особого значения не могут быть доверены бумаге. Доброжелатель». Еще одно сомнительное предложение, и снова делается оно не правящему князю Аланду, а вдовствующей княгине Зии! Впрочем, и при отце Аланда, ее муже, было точно так же. Больше всего Зии хотелось отказать «доброжелателю», но это была еще одна странность смутного времени, и отмахиваться от нее было нельзя. Но прежде всего — безопасность. Зия поднесла к губам свисток, висевший на цепочке, и дважды свистнула коротким резким звуком. Два стражника незамедлительно появились в дверях. Зия показала им свиток. — Того, кто пришел с вот этим, привести в мою мастерскую, — приказала она. — И двух человек из охраны со светляком поставить у двери. Она вышла в коридор и просвистела короткую трель. Белый толстый светляк вылетел из-за поворота, поджав лапки и смешно крутя хвостом. Еще одна трель — и светляк полетел рядом с княгиней, не отставая и не садясь ей не плечо. Выученные светляки всегда были гордостью альванского дворца, как и великолепно выезженные ящеры и многоноги. Для обучения всей этой живности во дворец всегда приглашались лучшие кортольские, а иногда и сегдетские укротители. Кстати, об укротителях. Надо бы разобраться с укротителем Правеном, а потом назначить вместо него кого-нибудь. Но это, конечно, после «доброжелателя». Княгиня спустилась в темный подвал и зашагала по длинному коридору. Светляк светился ярким белым светом, освещая беленые стены и темные балки потолка. В нишах стен виднелись покрашенные в зеленый цвет окованные медью двери из стой-дерева, блестели, как новые, их замки с тайными пружинами, мелькали ровные швы мощеного пола. Да, часовых дел мастерица Тита держала дворец в порядке много лет, да еще изобретала для дворца и сада такие поющие часы, самодвижущиеся кресла и пляшущие фонтаны, что посол Каниол в каждый свой приезд пытался сманить ее в Сегдет. Но она не соглашалась, даром что жалованье получала не такое уж и большое, всегда держалась за Кортол и внука здесь растила. Куда же он все-таки пропал, этот ее внук-укротитель? И как жаль, что он не унаследовал ее рудодельского дара, теперь придется искать нового мастера-механика, а где его взять? Надо бы послать дворцового ключника на ярмарку прицениться к мастерам да нанять кого-нибудь, пока еще есть драгоценности посла Каниола. Рудодел, конечно, был бы лучше всего, но он возьмет втридорога, даже если согласится переехать в Кортол. А если брать на службу своего, местного, то что-то не видно и не слышно такого, чтобы для дворца мог хорошо строить, а не для деревенской усадьбы. Но вот и ее мастерская. Княгиня Зия остановилась перед одной из многих зеленых дверей и открыла ее большим узорчатым ключом, висевшим у нее на поясе рядом со свистком. Темная комната без окон осветилась веселым светом сытого светляка, сразу севшего в свою корзинку под потолком. На полках заблестели бутылки с разноцветными жидкостями, среди них матово круглились бока глиняных горшков и темнели высокие металлические кувшины с пробками. Кое-где попадались гладкие серые каменные горшки и мерцающие зеленоватым блеском стеклянные бутылки. На крючках под полками в образцовом порядке висели мешочки с семенами, пучки сушеных трав и связки вяленых плодов. Под ними, в открытых коробках на столе, — драконья чешуя, связки шкурок носатих и куски семикрыльего панциря. Весы, стеклянные чашки, серебряные кубки и золотые мерки занимали отдельную полку слева, а справа виднелась небольшая черная дверца, расписанная красными с золотом цветами. Утопленный в стену шкафчик был работы горных мастеров и содержал в себе самое главное. Княгиня нажала золотой пестик цветка в узоре дверцы, и та сама собой открылась. Здесь была ее гордость — изобретенные и составленные ею самой зелья и настои. Большая часть их предназначалась для лечения разных болезней, однако кое-что было составлено и для нужд государственных. Здесь были невидимые чернила, проявляющиеся только при нагреве, листья сонника, бесследно исчезающие в руках за полчетверти часа, и даже настойка истины. Любой человек, выпив ее, полностью терял волю и начинал без утайки отвечать на любые вопросы. Именно эту настойку и нужно было сейчас найти. Зия просунула руку за горшки и бутылки в глубину шкафа и достала высокий кувшин из красноватого камня. Княгиня Зия потрясла кувшин и налила до половины в золотую чашечку вязкой темно-коричневой жидкости. Ну вот, теперь все готово. Не хватает только «доброжелателя». Вскоре появился и он. Два воина ввели в мастерскую очень высокого и худого молодого человека в черном бархатном кафтане. Еще один человек — пожилой, с большим животом, выпирающим из-под пояса коричневого оплечья, и наголо бритой круглой головой — шел следом, держа в одной руке ящерную плеть с медным наконечником, а в другой — черную шляпу с приколотым к ней букетом цветов. — Ну вот и привели молодца к твоей княжеской светлости. Ишь, нарядный какой пришел, как на бал, — проговорил пожилой человек мягким, добродушным голосом, кладя шляпу на стол перед княгиней. Оба воина с неприязнью покосились на него. Зия их понимала — лысый человек был палач, заплечных дел мастер Вирт. Со своими подопечными он обращался ласково и добродушно, получая удовольствие от их страха перед пытками и наказанием, но при этом не питая к ним неприязни. С той же ласковостью и бесстрашием обращался он и к князьям. Старый Вирт прекрасно знал, что князья, приходящие вместе с ним допрашивать узников, в любое время могут поменяться с этими узниками местами, а он сам всегда останется на своем месте. Княгиня Зия взяла в руки шляпу. Тонкое сукно из семикрыловой шерсти, блестящая вышивка, живые цветы — вещь была добротная и красивая, а сделана, скорее всего, в Рошаеле, как и бархатный кафтан, и белая рубашка молодого франта. Самого «доброжелателя», впрочем, одежда сейчас не интересовала. На его усталом, худом и бледном лице с тонкими черными усиками была написана полнейшая растерянность. — Дай ему все и посади, — княгиня Зия передала чашку палачу. Вирт двумя пальцами открыл рот пленника, быстро влил туда настойку и зажал ему рот, чтобы тот не мог ее выплюнуть. Избитый «доброжелатель» не сопротивлялся. Он проглотил настойку и покорно сел на стул указанный княгиней. Теперь оставалось только подождать. Княгиня Зия начала считать. Как обычно, на счет пятьдесят блестящие угольно-черные глаза «доброжелателя» начали тускнеть. К ста глаза молодого князя полностью закрылись, к ста десяти его плечи поникли, а длинные ноги раскинулись на половину мастерской. На счет сто двадцать сонный «доброжелатель» был готов отвечать на любые вопросы. Палач Вирт держал его за плечи, чтобы пленник не сполз со стула. — Пришелец должен назвать свое имя. — Князь Ленорк Четвертый Нагорно-Рошаельский, — открыв глаза, но не видя ничего перед собой, проговорил «доброжелатель». Под обоими глазами у него виднелись синяки, на руках ссадины. Где это его били? Остается надеяться, что не в подвале альванского дворца. Будет неприятное выяснение отношений, если в Рошаеле узнают, что слуги кортольского князя били человека княжеского рода. На будущее надо будет предупредить Вирта, чтобы по лицу больше не бил. Но может быть, это вовсе не князь, а самозванец? Много таких перебывало в этом подвале, и все твердили о своем родстве с самыми знатными семьями! Но если ты князь, то ты не должен делать грязную работу и развозить по чужим странам сомнительные тайны! — Мой собеседник действительно князь или только выдает себя за него? — Я — законный сын князя Ленорка Третьего Нагорно-Рошаельского и его жены, княгини Виты, правящий князь Нагорного Рошаеля, — внятно проговорил «доброжелатель». Правящий князь? Ну, конечно, может быть, в Рошаеле, где всем управляет король Ригидон, и такие князья встречаются. Но не будет ли неприятностей с властями Рошаеля? — Кто знает о поездке князя Ленорка в Альвану? — Никто не знает. — Велико ли княжество князя Ленорка? Узкое молодое лицо дернулось и, казалось, постарело на десять лет, но ответа не последовало. Вирт слегка встряхнул молодого князя за плечи. — Какая разница, велико ли оно, когда самозванец выживает меня из дома! — проговорил князь. — Этот проходимец Дарион вылез из-под горы, устроил исход перворожденного, и теперь в Нагорном Рошаеле только и разговоров, что о Князе-под-горой! Тьма преисподняя его забери! Я уже написал королю жалобу, но он ее будет рассматривать только через месяц! Княгиня Зия припомнила письма от своих разведчиков, пришедшие две осьмицы назад. Было там и о князе Дарионе, который, по слухам, проспал под горой двести лет. Видимо, это тот самый, которого князь Ленорк считает самозванцем, но, в конечном счете, именно Дариону и его соратникам жители Пилея и Кортола должны быть благодарны за избавление от княгини Лидоры и ее тайного мужа Гошара. — Чего хочет князь Ленорк от вдовствующей княгини Зии? — Я хочу помощи в борьбе с самозванцем! Самозванец Дарион должен пропасть куда угодно, хоть в тьму преисподнюю, и не возвращаться в Рошаель никогда! — оживился молодой князь. Между прочим, прославленный победитель Гошара и Лидоры тоже будет рад, если правящий князь Ленорк бесследно исчезнет во тьме преисподней или в подвалах альванского дворца. — Я расплачусь хорошей ценой, но о ней нельзя говорить при посторонних! — продолжал князь Ленорк, с отвращением глядя на палача Вирта и охрану. — Посторонних здесь нет, — прервала его княгиня Зия. — Какой именно ценой предлагает расплатиться князь Ленорк? Молодой князь молчал. Зия налила из каменного кувшина еще четверть чашки, собственноручно влила в рот Ленорку и сосчитала до десяти. — Я привез то, что посадит на трон Пилея любого, — проговорил он, наконец.