Правен шел по дороге, как обычный прохожий, торопящийся домой, в деревню или в Вельскую крепость. Навстречу двигались бесконечные ряды пилейских всадников на рыжих ящерах, обозные телеги и походные кухни. Правен прислушивался к разговорам бойцов, пытаясь расслышать в них что-нибудь нужное, но о князе Аланде все как будто забыли. Возле высокого черного камня на обочине сидели два пехотинца, как будто у них не было никаких других занятий. Странно, на войне так не бывает, чтобы кто-то сидел и скучал! Правен замедлил шаг и прислушался. — Слышал? Наши уже в Альване. — Не успели начать, а войне конец. — Не гневи Огонь! — И то верно. Начальство хочет этого их князя под суд отдать… — Так что же, мы его год искать будем? Он, может, уже за границей, а мы тут его ищем! Ага, вот именно то, что Правен хотел узнать! Князя Аланда до сих пор ищут, значит, есть надежда, что он жив и где-то прячется. Но ищут без особого усердия, значит, надо просто постараться и найти. А где его искать? Может быть, он где-нибудь в пещерах вокруг Укрывища? В прошлый раз, когда Правен возвращался, он видел несколько таких пещер, да вышел он тоже через пещеру, приспособленную кем-то под жилье. Где же был этот выход с комнатой? Правен сошел с дороги в лес и пошел вдоль склона горы, скрывавшей в себе Укрывище. Вот осталась справа деревня, вот впереди мост через ущелье, но откуда здесь, где раньше был луг, появился этот дремучий, черно-синий лес? И ведь не просто заросли сонника да одолеи, не только упрямый водостой, который растет где угодно… Нет, тут такая красота, какая не вырастет и за двести лет! Столетние златоцветы сияют цветами, раскинув в небе синие кроны, черный чешуйник в полтора обхвата осыпает траву круглыми шишками, а лозы диких драконовых очей заплели все так, что человеку не пройти! Правен вышел на луг и повернул в сторону Укрывища. Но где же оно? В прошлый раз он еще от поворота видел резные золоченые ворота, черные камни над обрывом площадки и крутой каменистый склон горы. Ничего этого не было, только шумел и качался над обрывом могучий, черный, двухсотлетний лес из строй-дерева. Таким деревьям нет цены у строителей и корабелов, но откуда они здесь? Новый лес перекрыл все пути к его воротам и калитке, а лозы драконовых очей надежно заплели просветы между ветками. Укрывище существовало, но войти в него не смог бы никто. Может, это филианы, созданные Священным Туманом? Издали не разберешь. А тот лес, рядом с которым он идет по лугу? Правен подошел ближе к деревьям и похлопал по стволу ближайшего златоцвета — вроде настоящий, но он мало видел филианов, только в Укрывище... Но где же тогда все? Разбойница и ее мамаша, конечно, пусть хоть никогда не появляются, но где немая девушка, которую надо вылечить, рождающийся из тумана огромный белосвет и забавный белый малыш с пушистым хвостом? Куда они все делись? Никаких следов, даже тумана над ущельем не видно. А внутри навсегда остались бабушкины чудо-часы со стихами Сочетателей, черный алтарный камень и место исхода, которое так и не открыло его талант. Может быть, таланта у Правена вовсе нет? Или талант проявился, а он его не может разглядеть? Ну ладно, это потом, а сейчас надо найти князя Аланда. В заросшем Укрывище его быть не может, значит, придется обойти все пещеры, которые удастся найти. Правен повернул назад вдоль непроходимого леса, потом по обычному лесу вдоль дороги и склона горы. Пустых мест и пещер на склоне и раньше было немного, а теперь он весь был покрыт сплошным ковром из водостоя и одолеи так плотно, что не смог бы пролезть даже ногочервь. У скалы на обочине уже никого не было, а судя по тому, что как раз напротив скалы зияла черная дыра пещеры, два бойца, искавшие князя Аланда, уже в ней побывали. Да и пещера была маленькая и неглубокая, так что спрятаться в ней никто не смог бы при всем желании. А вот, кажется, и то место, где Правен вышел из-под горы в прошлый раз. Кстати, в той комнате был источник, а сейчас так хочется пить! Вглядываясь в заросший склон и черные скалы, Правен искал серую от старости дощатую дверь без ручки. Лес в этом месте был в основном старый, но и здесь виднелись густые заросли сонника и висели толстые лозы драконовых очей, которых раньше не было. Кажется, дверь была здесь, вроде бы похожие камни стоят, будто подпирая склон, и озерцо чистой воды блестит среди деревьев, но входа не видно. Откуда-то потянуло дымком — то ли от походной солдатской кухни, то ли из деревни, а может быть, из трубы той печки, которую он видел в прошлый раз в комнате? Правен пошел вдоль подпирающих гору черных камней, прикасаясь к ним руками. Легкое покалывание в ладонях то появлялось, то уходило, как будто чудилось. Какое-то странное чувство, что оно означает? Надо еще раз попробовать. Он прошел ряд камней до конца, вернулся к началу и снова пошел рядом с камнями, проводя по ним рукой. Легкий зуд, беспокойство, а вот напротив куста сонника что-то кольнуло в ладонь! Правен перевернул ладонь и посмотрел — ни колючки, ни ожога жгучего волоконника, да и откуда они на голом камне? Он снова приблизил руку к камню, стараясь не прикасаться, и снова невидимые иглы осыпали ладонь мелкими уколами. Он что-то чувствует! Может быть, это его дар? Но что это и зачем оно нужно? Правен провел обеими руками за камнем, и ладони ушли в пустоту. Проход, но не там, где был прежде, а шагов на десять правее! Может быть, этот ход ведет в комнату, только с другой стороны? Там же была какая-то деревянная стенка с крючками, вот она и закрывает новый ход! Как только туда войти? Правен решительно схватился за камень, и камень легко повернулся — под ним оказалась старинная деревянная подставка с шипом посередине, изрядно попорченная дождем и лесной сыростью. За камнем открылся темный лаз, в который легко можно было пройти, даже не нагибаясь. Закрыв за собой камень-дверь, Правен пошел вдоль подземного хода, очень похожего на тот, по которому он уходил из Укрывища. Впереди смутно забрезжили полоски света, и он ускорил шаг. В пальцах кололо все сильнее, хотя он ни к чему не прикасался, потолок становился все ниже, а потом ход уперся в дощатую перегородку, похожую на дверь без петель. Свет пробивался сквозь ее щели, Правен присел на колени и заглянул в одну из них. Это была та самая комната с печкой и источником, и в ней кто-то жил. Окон в комнате не было, слева, рядом с перегородкой, бил из стены тот самый источник, и Правену снова захотелось пить. Напротив висела деревянная полка с занавеской, а на полке сидели два светляка, сонно прикрыв глаза и мерцая голубоватым и розовым светом. Справа такая же занавеска, но длинная, как будто за ней устроена постель. Напротив стоит печка, а на ней стоит горшок, кажется, с похлебкой. Вот откуда тянуло дымом — кто-то варил в этой комнате обед! Значит, хозяева недалеко, и с ними надо будет осторожно поговорить. А вот под полкой висят на крючках мужские вещи — кожаные штаны-обтяжки и кафтан из хорошего голубого шелка, но с заплатками, а под ними стоят согнутые пополам высокие сапоги из хорошей кожи. Вполне княжеские сапоги! Может быть, Правену, наконец, повезло, и князь Аланд прячется именно здесь? Что-то мелькнуло напротив щели. Нет, это вовсе не князь Аланд! Это княгиня, настоящая княгиня! Девушка с распущенными рыжими кудрями до колен завязывала на тонкой талии пестрый поясок, подхватывая им простое серое оплечье. И какова талия! А крепкая пышная грудь, круглые широкие бедра — такая радостная, яркая, цветущая красота! Правен затаил дыхание. За серой занавеской справа зашуршало и заскрипело. Девушка тревожно оглянулась, и Правену почудилось в ее лице что-то знакомое. Яркие серые глаза, внимательный взгляд, как будто она чего-то ждет. Кажется, он видел ее где-то, или это только кажется? А может, это знак судьбы, добрый знак? Быть связанным судьбой с такой девушкой — что может быть лучше? Что-то зашипело, запахло горелым, девушка бросилась к печке. Наклонившись, она ловко вытащила двумя тряпочками еще один горшок, с боков которого стекала коричневая каша. Девушка поставила булькающий горшок на печь сверху, обтерла, с любопытством заглянула внутрь, но тут же настороженно оглядела комнату решительным и упрямым взглядом. Она будто ждала чего-то плохого и храбро готовилась дать бой. В кончиках пальцев снова закололо. Здесь был кто-то еще! Внизу, под тем местом, где сидел Правен, что-то зашевелилось, и в щели показалась белая голова с острыми ушами, белая спина и пушистый хвост. Это малыш белосвет, только подросший! Но если это он, то ясно, где Правен видел девушку! Это немая целительница Финериата! Именно так, упрямо и храбро, эти глаза смотрели из-под отекших век, так же уверенно, хотя и медленно, двигались распухшие руки, так же падали пышные золотисто-рыжие волны волос ей на спину. Она вылечилась! Она ходит, она ведет это маленькое хозяйство, и с ней, по крайней мере, один белосвет. А какая она стала красивая! Как там писала бабушка? Ту, которая одна тебе нужна, от себя не отпускай? Так вот же она — та, которая нужна! Но как ее не отпускать от себя, когда с ней явно живет другой! Тут и приблизиться не удастся! И где он, кстати? Что-то зашуршало справа за занавеской, глаза целительницы тревожно блеснули, и она побежала на звук. Кого она так охраняет? Может быть, он не так уж хорош, и еще не поздно побороться с ним за ее любовь? Целительница наклонилась, придерживая рукой волосы, и мягким, низким голосом запела давно знакомые стихи. Вот, оказывается, как она теперь умеет петь, заслушаешься! -День приходит и уходит, Полдню вслед идет закат, И весну зима приводит - Годы быстро пролетят. Даже если бы Правен не узнал ее раньше, он бы узнал теперь — прямой взгляд, решительно сложенные губы, как будто она готова принять на себя все удары судьбы, и … что это она вытащила из-за занавески? Из чего сделано это ярко-голубое сверкающее оплечье со светлым, будто до сих пор растущим, краем? Какая-то чешуя или мелкие шлифованные самоцветы? Как блестит! Наверное, это и есть каменное оплечье! Бабушка рассказывала, что такое всегда носила Сочетательница Нитала. Финериата встряхнула оплечье на руках и потянулась, чтобы накрыть им того, кто лежал на постели за занавеской. Глаза ее светились восторгом и нежностью. Там раненый? — Уйди, не мешай спать! — услышал Правен недовольный мужской голос. Восторг исчез, целительница посмотрела озабоченно и, не обращая внимания на ворчание, укрыла лежащего человека, а тот повернулся на бок. Правен передвинулся к другой щели и прижался к ней лицом. Теперь перед его глазами появилась перевязанная светловолосая голова и крепкое плечо здоровенного молодца. — Тебе надо спать под оплечьем, князь Аланд, без этого ты не выздоровеешь! — проговорила целительница, поправляя оплечье. Ну, вот он и нашелся, любитель заваривать кашу, которую потом никому не расхлебать! А целительница Финериата лелеет его, как малое дитя. Смотреть противно — талантливая, красивая девушка глядит на бездарного вояку с таким восторгом, как будто он сам Альн Трехпалый! Но если она его так любит, то третьему здесь делать нечего, лучше всего передать князю бутылку и слова, и уйти поскорее, чтобы глаза не глядели на это безобразие! Как бы только оторвать доски, чтобы не переломать их все и не испортить Финериате комнату? Правен осторожно нажал на доску, но замер, услышав голос князя Аланда. — Почему воняет кухней? Почему прислуга не идет? Сколько я еще буду лежать в этом хлеву? — ворчал князь, то и дело потирая голову под повязкой. Похоже, ему крепко досталось в заваренной им же каше, но это не дает ему права ругать Финериату. — Ты в пещере, о которой никто не знает, прислуги здесь нет, а лежать надо, пока ты не будешь здоров, — проговорила целительница, глядя на князя серьезно и упрямо. Кажется, уходить отсюда пока не надо. — Я вполне здоров для боя с огнепоклонниками, и ни от кого не желаю скрываться! — Ты должен выздороветь полностью, князь Аланд, — настаивала целительница своим мягким голосом. — Я хочу сражаться с пилейцами, я хочу отомстить! Из-за них я своей рукой убил ту, которую любил! Ты ее пальца не стоишь, а лезешь со своим лечением! Почему она умерла, а не ты? Это что, он каждый день такое несет? Она его лечит, а он желает ей умереть? Даже для лежачего раненого это слишком! — Я опозорен! Я даже не смог погибнуть вместе с Укрывищем, честью Кортола! Лицо девушки изменилось, глаза решительно заблестели, и она заговорила горячо, как будто речь шла о ее жизни. — Последний настоящий защитник Укрывища, белосвет Фаер, погиб ради того, чтобы ты не сделал этого! Для тебя Укрывище — честь, слава, и другие возвышенные понятия, а для белосветов — единственный родной дом, где у них есть будущее! Ради этого будущего погибли Фаер и его Сочетатель Фаериан! Тебе должно быть стыдно за свои слова, князь Аланд! А ведь это и есть вся ее жизнь! И ее горе, потому что большой белосвет погиб. Наверное, это он закрыл лесом Укрывище, которому теперь никто не сможет навредить. — Ты еще будешь меня учить? — взорвался князь, вскакивая с постели. — Пошла вон и позови ко мне хозяина дома! Ее лицо застыло, как будто он ее ударил. Да как он смеет, пусть он хоть трижды князь! Она его спасла, спрятала, вылечила, а он строит из себя великого владыку! — Здесь нет других хозяев, кроме меня, — спокойно проговорила девушка. — Тогда сама седлай ящера! Живее! Ну, хватит! Правен изо всех сил ударил ногой по перегородке, и старые доски отлетели от стены вместе с гвоздями. Как этот князь обращается с женщиной, о чем он думает? Князь Аланд ни о чем не думал, а о женщинах тем более. Если лучшая из них предала его и пыталась убить, то чего ждать от прочих? Вот торчит перед ним третьи сутки эта рыжая деревенщина с толстой мордой, тупая, как сапог! А это кто лезет из-за перегородки? Ее любовник? Не наведет ли он темноголовых на след мятежного князя? Ну, так живым князь им не дастся! Аланд схватил оторванную доску от перегородки. Голова почти не кружилась, он отскочил в сторону, приготовившись бить врага, но тот не появлялся. — Эй, выходи! — крикнул Аланд. В проеме появился здоровенный черноволосый молодец с доской в руке, спрыгнул на пол и заулыбался до ушей мордатой прислуге. — Не бейте меня, целительница Финериата и князь Аланд! — Правен, это ты? Так и эта решила предать своего князя? Они в сговоре, жадные холопы, но так просто он свою жизнь им не отдаст! — Я по делу, к его светлости князю Аланду с поручением от ее светлости княгини Зии! — быстро проговорил черноголовый парень, держа наготове доску. Вот как, от матушки? Князь опустил свое оружие. Кажется, он видел эту смуглую сегдетскую рожу во дворце среди слуг. Но оставаться одному против двоих все равно нельзя. — Эй, девка, выйди отсюда, закрой дверь и отойди на пять шагов! — приказал Аланд. Парень посмотрел зверем, но княжескую службу он, кажется, знал, а потому заткнулся. Девка зашла за печь и исчезла в нише, скрытой в стене. Сколько же здесь выходов? Дверь в нише закрылась, но белый хвостатый зверь остался сидеть на полу рядом с парнем. — Княгиня Зия прислала меня, чтобы я передал тебе это со словами: «От твоей матери не князю, но Кортолу», — чистым кортольским говором отчеканил парень, когда дверь закрылась. Он достал из кошелька, висящего на поясе, плотно закупоренную каменную бутылку и бархатный опечатанный кошелек с деньгами. А что это такое — «не князю, но Кортолу»? Аланд напряг память. Кажется, мать говорила что-то… Да, насчет вещей, которыми можно пользоваться, если их сделали не дворцовые мастера. Но на такой вещи должна быть еще и надпись. Аланд взял бутылку из рук посланца, поднес ближе к светляку и перевернул запечатанным горлышком вниз. На донышке оказались выписанные тонкой кистью слова: «Не князю, но Кортолу». Он поставил бутылку на скамью. — Что с этим делать? — Пить по три глотка каждый день. Как он разговаривает с князем? Смотрит в лицо так, как будто примеривается, куда бить! — Что это? — Княгиня Зия не сказала мне. Что там за глупость придумала мамаша? Не волосы же ему красить она собирается во время войны! Впрочем, мать не так глупа, а если прислала ему что-то в такое время, значит, надо слушаться. Но зачем, если любимая оказалась недостойна его любви, если подданные не поняли его устремлений, и даже эти непонятные белосветы не захотели поддержать его в последний миг боя и умереть вместе со своим князем! Но мать никогда его не предавала, хотя и выводила порой из себя. Наверное, там противоядие, матушка всегда опасалась отравления. А теперь, когда его убежище открыто, он рискует жизнью каждый миг и каждый час. Пусть хотя бы от отравления он будет защищен материным зельем. Аланд решительно взял бутылочку, открыл ее и выпил сразу пять глотков. Пойдет впрок! Неизвестно, когда он сможет выпить это зелье в следующий раз! — Какой приказ дала тебе моя мать? — Быть при твоей светлости, пока жидкости в бутылке не останется на два пальца. Не будет ни под каким видом! Ему нужны соратники с горячим сердцем, а не тупые обыватели! Аланд начал одеваться, быстро снимая с крючков свои вещи. Черноголовый парень искоса смотрел на него, даже не пытаясь помочь. Удави его Туман! Однако сведениями он мог бы помочь своему князю. — Как в Альване? — надевая сапоги, спросил князь. — В Альванском дворце сидит советник Вариполли со свитой и охраной. Все пропало! — Как ее княжеская светлость, моя мать? — Ее светлость княгиня Зия заперта в своих покоях, — парень дерзко глядел прямо в лицо князю. Да что это такое? Мать в плену, прекрасная Альвана занята врагом, а он, князь великого Кортола, валяется в постели? Хватит прятаться, он должен собрать новое войско и продолжать борьбу! Скорее одеваться, искать соратников и снова в бой! Князь надел рубашку и обтяжки, положил бутылку с зельем в кошелек, нащупал несколько монет, оставшихся из раньше присланных матерью денег. Все было на месте, даже серебряная пряжка на ремне, тупица-прислуга не польстилась ни на что. Надо бы поесть перед дорогой. Что там в горшке, каша? А подать князю по-человечески не могли? Но времени нет, где у деревенских обычно бывает посуда? Он пошарил на полке, вытащил большую неудобную ложку и начал есть прямо из горшка, время от времени поглядывая на посланца из Альваны. А тот бродил по пещере, разглядывая углы, пил воду из источника, заглядывал под печку и в нишу. Где он воспитывался, неужели ему не объясняли, что поворачиваться спиной к князю — неприлично? Он же служил при дворе! Впрочем, чего можно ждать от холопа?