Нажиться на преподлом деле. Старик взялся за блестящий золотистый шнур на письме в Альвану, шнур выглядел совершенно целым, но Фаериан быстро нашел какое-то место и замер, будто прислушиваясь. — Что там? — не удержался Торик. — Шнур был разрезан, а потом сращен заново, причем при участии той же огромной мыслесилы. Теперь понимаю, почему я не смог открыть твою память… Торик заглянул в сумку. А это что такое? Маленький свиток, на тонком сероватом листе сонника, перевязанный синеватой ниткой из волокон какого-то растения. Такого ему не давали в Град-Пилее! Он повертел свиток в руках, прочел корявую надпись: «Упр. княжого Двора Пелея». Торик видел это письмо впервые в жизни. — Ученый брат Фаериан, это не твое письмо? — Конечно, нет! Так безграмотно и коряво я не напишу, даже если очень постараюсь, — брезгливо глядя на свиток, сказал мыслеслушатель. — Откуда же оно взялось? Может быть, ты по мыслям узнаешь, кто это писал? Может, это тот парень, который меня спас в лесу? — Или тот, кто закрыл тебе память, тогда все встало бы на свои места. — А какие на письме мысли? И внутри, может, интересное что-то? — Ну вот что, хватит нам обсуждать чужие тайны! — прервал его старый мыследей. — Надо собираться и ехать! Целые сутки я с тобой просидел, а нынче в третьем часу утра мне надо непременно быть в Альване! Собирайся скорей, я и тебя, и письма твои отвезу в службу гонцов! — А меня за опоздание не уволят? И кто теперь понесет письмо этой Стине-от-каменных-стен, я или альванский гонец? А правда, что в Альване такая красота, что ни один город не сравнится? — сыпал вопросами Торик, собирая в сумку оба письма и тетрадь. Голова у него слегка кружилась, да и силы были совсем не те, с которыми он вылетал из Град-Пилея, но впереди были чужие края, которых он никогда не видал, а ради этого стоило потерпеть дорожные хлопоты. Фаериан не отвечал, собирая свои вещи в дорожный сундучок, и Торик слышал только очередные стихи. — Кто любопытством наделен, Познают мир, как и хотели, И даже с тех его сторон, Куда глаза бы не глядели. Большую часть пути Торик пролежал, глядя на облака, синие вершины лесов и расписной край тележки, в которую его уложил старый мыследей. Судя по всему, ученый брат Фаериан не бедствовал. Тележка была небольшая, но новая, с откидным кожаным верхом и даже складной подножкой, чтобы старику было удобно взбираться. Запряжена она была не привычным многоногом, а серым короткохвостым сегдетским ящером. Он резво бежал по узким горным дорогам, обгоняя деревенские возы, запряженные многоногами. В третьем часу утра колеса застучали по городской мостовой, Торик сел в тележке и огляделся. Народ в Альване был, как видно, зажиточный. Вдоль дороги тянулись добротные, расписанные цветами, заборы, за ними шелестели синей листвой густые сады. Ярко-красные гроздья князь-ягоды и лиловые самоспелы свешивались с заборов к самой дороге, хочешь — смотри, хочешь — ешь. Рвать и есть Торик не стал — чем богаче хозяин, тем крепче бьет за свое добро, а крылья у Торика были еще слабы. Не хватает еще получить по шее за какой-нибудь самоспел! В синеве садов проглядывали сверкающие стены домов из белого камня. По углам вилась мелкая резьба — листья, ветки, цветы. Ближе к главной площади в садах начали попадаться богатые особняки, с витыми колоннами у входа и сплошной резьбой по стенам. Торик никак не мог разглядеть, что эта резьба изображает — то виделись в ней листья, то птичьи крылья, то звериные морды, то человеческие лица. Альванская служба гонцов помещалась в здании столь странном, что ни один особняк не мог с ним сравниться. Торик сидел в тележке, открыв рот и распустив крылья. Вход представлял собой зубастый рот чудовища, глазами и носом зверя были разновеликие окна во втором этаже, стены по обе стороны входа были выпуклы, как щеки, а из-за них виднелись остроконечные уши. Из-под ушей выглядывали, будто готовые к прыжку, другие существа — изящные, тонкие, вьющиеся кольцами — то ли змеи, то ли ящерицы. Еще более мелкие существа вились и изгибались между ними, выглядывая между лап или исчезая в складках тел. Все они были похожи на зверей и птиц, живущих в лесу и в поле, но ни на какого зверя или птицу в отдельности. Иногда между ними мелькали человеческие фигуры, тоже необычные — одни гибкие и тонкие, похожие на летунов, но без крыльев, другие широкие и коренастые, напоминающие горных мастеров, но почему-то с когтями, как у ящера. Были еще драконы, птицы, рыбы, и все они изгибались, перетекали друг в друга и кружились в хороводе. А над ними всеми царило под самой крышей, раскинув на половину дома огромные крылья, существо со звериной головой, длинной гривой и когтистыми лапами. Фаериан осторожно спустился с тележки, Торик слетел на мостовую, не отрывая глаз от чудо-зверей. — Смотри хорошенько, такого теперь нигде не увидишь. Это бывший храм Тумана. Все эти люди, звери и птицы — разные его лики, в которых Священный Туман является человеку. А вон тот, под самой крышей, это белосвет. Я видел их живых, когда был еще моложе тебя. Тогда во всех храмах Кортола молились Туману, а не Огню. Но теперь этого нет — триста лет назад пилейские князья присоединили Кортол к своим владениям, ограничили вольности кортольских князей и запретили прежнюю веру. — Почему? — Вера — честь, и вера — знамя, Тех, кто правит в жизни нами. Их она ведет на бой, Но опасна нам с тобой, — изрек старый Фаериан и, опираясь на палку, отправился внутрь дома-чудовища. Торик поплелся за ним. Посреди резного зала сидел за простым деревянным столом молодой заведующий службой, светловолосый и голубоглазый, как большинство кортольцев. Он раскладывал письма по ящикам и записывал их в книгу из зеленого сонника. Торик рассказал ему все, что помнил, отдал письмо с золотым шнуром, и заведующий помрачнел. — То, что этот юноша говорит правду и не вскрывал доверенных ему писем, могу удостоверить я, — вставил ученый брат Фаериан, увидев его сомнения. — Шнур письма сращен мыслесилой много большей, чем его или моя, но чьей, пока я сказать не могу. Также удостоверяю своим словом целителя, что летать и работать сей юноша по меньшей мере две осьмицы не сможет, а потому прошу дать ему отпуск. — А можно ли узнать твое имя, почтеннейший ученый брат? — Я целитель и мыслеслушатель Фаериан Странник. — Почтеннейший… то есть твоя мыследейская милость.. то есть ты — знаменитый ученый брат Фаериан Странник? — у молодого заведующего глаза полезли на лоб. — Но для твоей милости тут послание государственное оставлено! И отпускное разрешение я твоему пареньку сейчас напишу! Он пошарил в ящике, вынул белый свиток с красной лентой и толстой коричневой печатью. Фаериан вывел трясущейся рукой подпись в книге учета, сломал печать и начал читать послание, а заведующий тем временем выписал Торику разрешение на отпуск. Торик спрятал его в сумку, но рука наткнулась на подкинутое письмо. А с этим-то что делать? Подкинуто неведомо кем, неизвестно где, да еще для Управы княжеского двора! Неприятности не просто могут быть, а точно будут! Ученый брат Фаериан говорил, что у него есть какие-то догадки и, наверное, лучше подождать, пока он что-нибудь расскажет, а только потом отдавать письмо! Торик размышлял, глядя в окно и почесывая крылья одно о другое. В голубом небе, перечеркнутом оконной рамой, висели красные гроздья князь-ягоды, за ними вставали синие горы с белыми вершинами, а справа виднелся угол соседнего дома с резной мордой многонога на углу. Внезапно разноцветную картинку окна заслонило что-то синее и блестящее. Да это летучий змей! Торик выскочил на улицу, подняв крылья, чтобы не упасть, заведующий побежал следом за ним. Посреди улицы, перегородив ее чешуйчатым телом и широкими блестящими крыльями, свернулся в кольцо крылатый змей Дирт. На его спине была пристегнута ремнями широкая укладка, на какой драконы обычно носят грузы, а с укладки уже спрыгивал черноволосый кудрявый молодец в красной рубахе и черных обтяжках. — Здравствуй, твоя милость Князь-под-горой Дарион! — подбежал к нему заведующий. — Его мыследейская милость уже здесь! Хозяева соседних домов бросили дела и, подкручивая светлые усы, уже высовывались из-за заборов, разглядывая диковинного змея, а их белолицые и голубоглазые дочки во все глаза разглядывали чернобрового красавца-князя из распахнутых окон. — Приветствую тебя, твоя княжеская милость, — послышался надтреснутый голос Фаериана Странника, и старый целитель появился из дверей, изображавших пасть чудовища. — Советник Вариполли говорил, что ты заберешь меня сегодня, но не сказал, каким образом… — Садись на Дирта, ученый брат, не бойся! К двум часам дня приедут все! Торик навострил уши, забыв о подкинутом письме. Пилейский советник, собрание в Нагорной, где будут какие-то «все» — назревают события, достойные летописи! Скорее туда, а с письмом можно и потом разобраться! Но как лететь? — А ты, Торик, что стоишь? Садись на укладку! — крикнул князь Дарион, и Торик без церемоний взлетел на спину змея. Заскрипели ремни укладки, зашумели голубые змеиные крылья, поплыли внизу розовые черепичные крыши Альваны, а впереди Торика ждали настоящие исторические события. Глава шестая. Веление крови Змей опустился во дворе Нагорной крепости и Торик перелетел на теплые, нагретые солнцем, камни серой крепостной стены. Со стены была видна вся округа — голубые луга, синие деревенские сады, черные леса на Громовой горе. Среди лугов бежала белая от пыли дорога из Растеряй-городка, а по ней катилась карета с золотым гербом на дверце, запряженная двумя парами черных многоногов. Десяток всадников на зеленых ящерах сопровождали ее. Кто это едет с такой охраной? А вот и другая карета подъезжает со стороны моста — белая, с красно-бело-золотым пилейским знаменем и охранниками в красно-зеленых пилейских мундирах. Да что тут, государственные переговоры будут, что ли? Надо бы записать, да кисточка с чернильницей пропали, и он даже не помнит, где. Обе кареты остановились. Белая пилейская поворачивала к воротам Лучниковой башни, золоченая рошаельская была дальше от ворот, но ее возница уже кричал на всю округу, что именно он должен ехать первым. Он был отчасти прав — в карете с гербом ехал член королевской семьи, а всем королевским родственникам, даже самым захудалым, подданные Рошаеля обязаны были уступать дорогу. Однако на белой карете было знамя Пилея, и в ней ехал не просто подданный именно этого княжества, а очень важное лицо, поэтому ее возница кричал еще громче и съезжать с дороги не собирался. Многоноги, запряженные в первых парах, уже рвались в драку, выставив вперед рога и воинственно задрав хвосты. Ученый брат Фаериан, опираясь на палку, осторожно спустился на камни крепостного двора, ополченцы сняли с Дирта укладку, змей торжественно поднялся и сделал круг над дорогой. Вопли напуганных многоногов и брань возниц взлетели в заоблачные высоты, многоноги рванулись вперед и смешались в кучу, кареты с треском столкнулись боками, охранники закричали, а ящеры заревели. Из пилейской кареты выбрался рослый, грузный человек средних лет в зеленом бархате с золотым шитьем, лицо его побагровело от жары, а лысина сверкала от пота. Ого, сам советник Вариполли! Еще недавно его едва не казнил воевода Гошар, а теперь он самое большое начальство и для Торика, и для всей службы гонцов, и для дворцовой Управы Град-Пилея. И для всего княжества Пилея и Кортола нет большего начальства, чем его милость советник Вариполли, потому что князя на пилейском троне нет. — Если всех успокоить, то неурядица исчезнет сама собой, господин советник, — рассудительно проговорил небольшого роста лохматый и бородатый мыследей в коричневой хламиде, выбравшийся вслед за советником из кареты. Мыслеслушатель Сольгейн тоже приехал, что же это сегодня будет? — Тишина лежит на всем, В тихом поле тихий дом… Сольгейн запел, и многоноги опустили хвосты, но смотрели злобно и рога не опускали. Князь-под-горой быстрым шагом вышел из ворот навстречу гостям, встал возле карет и подхватил успокоительную песню, которую всегда поют целители своим больным. — В мир молчание идет, Добрый сон с собой ведет, Не нарушится покой, В душу ляжет тишиной. Теперь опустились не только хвосты, но и рога, а возницы, взяв многоногов под уздцы, принялись разводить упряжки в разные стороны, охранники и их ящеры рассеянно ждали. Даже Торик почувствовал, что сейчас заснет прямо на стене. Ну да, как он мог забыть! Ученый брат Сольгейн не только мыслеслушатель, но и весьма сильный внушатель, да и князь Дарион не обделен этим даром. Дверца кареты с королевским гербом открылась, и из нее появился высокий статный человек. По сравнению с ним даже золоченый Вариполли и красавец Дарион выглядели скромными писарями из службы гонцов. Золотое шитье и драгоценные камни, кружева и перья сверкали и переливались на королевском родственнике, а он сам сверкал карими очами, встряхивал блестящими расчесанными кудрями и благоухал духами так, что даже Торику на стене захотелось чихнуть. — Приветствую тебя, князь Питворк, приветствую, советник Вариполли, — невозмутимо произнес Дарион, кланяясь гостям вежливым поясным поклоном, они отвечали сдержанно, однако с уважением. — Приветствую, ученый брат Сольгейн! — молодому мыслеслушателю Князь-под-горой только кивнул, и тот ответил полупоклоном. Судя по всему, он принимал такое обращение, как должное, но не обиделись ли на Князя-под-горой знатные гости из карет? Дарион встречал их в крепости, как хозяин, и вел себя, как настоящий князь, но на самом деле у него не было ничего — ни чина, ни звания, ни места. Правда, он уже две осьмицы жил в Нагорной крепости и командовал войском Нагорного Рошаеля, но ни княжеского, ни королевского указа об этом не имел. Важные гости, приехавшие в каретах, не обижались, но обиженный все же нашелся. Молодой господин в черном бархате, подскакал на зеленом ящере во весь опор и гневно взмахнул тяжелой плетью. — Ты что встал здесь, будто хозяин? — крикнул он на Князя-под-горой. Так это же князь Ленорк приехал, он-то как раз и должен был встречать важных гостей! — Встречаю гостей, потому что хозяина в крепости нет, — невозмутимо объявил Князь-под-горой. Князь Ленорк хлестнул ящера и исчез в воротах Лучниковой башни, забыв поприветствовать пилейского советника и королевского родича, и все, знатные и простые, потянулись в крепостные ворота, а потом в главный зал — обедать. Обед оказался не совсем подходящим для важных особ, но особы не привередничали, а с увлечением отправляли в рот и квашеные самоспелы, и ящеричное жаркое с зеленчуками, и копченые ящеричные хвосты. Торик, разумеется, полетел обедать тоже, но ему так и не удалось хорошенько поесть. Князь-под-горой без церемоний вытащил его из-за стола, отвел в угол и сунул в руки чернильницу, стопку листов сонника и целый пучок кистей. Торик насторожился — кажется, ему поручалось что-то очень интересное. — На пилейско-рошаельском пишешь без ошибок? — Стараюсь, твоя княжеская милость! — Финнибиан и сегдетский хорошо знаешь? — И в них не ошибаюсь!