– Мне кажется, вы преувеличиваете, – вновь подала голос Шиа. – Как минимум, в газете установлен ценз на грамотность. Туда пишут вполне образованные, заботящиеся о своём благосостоянии граждане. – Это не меняет сути. – Ноздри князя грозно раздулись. – Что они могут понимать в сложном государственном механизме?.. – Понимать они не обязаны. Но благодаря их откликам император видит, как реально отражаются на его подданных принятые им законы. Прерванный во второй раз, князь Мешерие осёкся. Смерил настырную выскочку ненавидящим взглядом. – Какую ещё умную мысль вы хотите сказать, прежде чем я продолжу? – Я надеюсь, что вы не разговариваете с Аурелием в таком же тоне. Со мной он простителен, я ведь не принадлежу к священному роду. Старый князь побледнел от возмущения. Да, теперь ему не надо было даже гадать, кто вложил в её уста этот язвительный выпад. Паршивый граф Круазе, бабник и, конечно же, тот ещё хитрец! Скользкий аспид, скрывающийся в тени других! Мешерие почти видел его призрак за спиной эльфийки, шепчущий ей на ухо и нагло ухмыляющийся. – Вы… – Министру финансов сперва не хватило воздуха. – Не думаю, что умение острить прибавляет вам ума. Напомню, вы в первую очередь иностранка – не имеете никакого отношения к Белой империи, а следовательно у вас нет и права совать свой эльфийский нос в то, что вас совершенно не касается и о чём вы даже не имеете никакого представления. Одним своим присутствием здесь вы порочите неприкосновенность государственных тайн… – Закройте рот. Князь Мешерие чеканил каждое слово – жёстко, безапелляционно, как раскалённое клеймо, что действовало на многих. Но он совсем не узнал прозвучавшего внезапно голоса. Мелодичный тембр сочетался в нём с алмазной твёрдостью. Очнувшись, князь растерянно захлопал глазами. – Что я сказал непонятного? Я запрещаю разговаривать с ней подобным образом! Аурелий возвышался над столом – верхняя десна гневно оскалена, обнажая клыки, плечи наклонены вперёд, точно он закрывал возлюбленную от следующего удара. Да, покойный император Келсий выглядел совсем не так, когда злился. Его степенная властность уже заключала в себе грозовые нотки, и, когда того требовалось, они лишь становились громче. Ярость же Аурелия была более яркой, спонтанной, и оттого – ошеломляющей. Но также, в отличии от отца, он быстро миновал фазу вспыльчивости. Устало вздохнул и заговорил уже как обычно: – Во-первых, насчёт консенсуса. В прошлый раз вы были чем-то так взволнованы, что даже не удосужились меня дослушать, а я не имел желания вас возвращать. Тем не менее я прекрасно знаю своего отца и представляю себе его настоящие желания. При всём уважении к вашим заслугам вы – не Келсий Табриесс и не можете говорить от его лица. Это равносильно оскорблению его памяти. Несмотря на мнимое спокойствие, сам тон императора не сулил ничего хорошего. – А во-вторых, вы немедленно извинитесь перед Шиа. В противном случае вы ставите моё доброе к вам отношение под угрозу. Жидкое золото радужки вспыхнуло, напоминая огонь, и от этого по телу князя прошла необъяснимая дрожь. Впервые за последние месяцы он ощутил на себе взгляд полновластного Табриесса – силу, перед которой против воли трепещет любой норд, ибо он беспомощен. – Возможно… да. Я порой был слишком жёсток, – глухо забормотал министр, склоняя голову. – Но я лишь полагал, что вам, не прошедшему до конца обучение – ведь Его Величество Келсий ушёл из жизни слишком рано, – тяжело вот так сразу взвалить на себя всю ответственность перед страной. Я полагал, что мой опыт, накопленный за долгие годы службы, окажется полезен. Что я в какой-то мере ответственен перед Его Величеством Келсием… за вас. – Я благодарен за ваше участие, однако вы забыли: со дня моей коронации прошло уже достаточно времени, чтобы я вполне овладел ситуацией. Решение по поводу газеты принимал я и менять его не собираюсь. Буду ждать вас в обычное время для решения озвученных в ней проблем. – Что ж, я нижайше прошу прощения за высказанную мною дерзость. И перед госпожой в том числе. Смягчите ваш гнев хотя бы тем, что я не имел на то намерений и впредь буду осторожнее. – Низко поклонившись, князь Мешерие удалился из кабинета так же молниеносно, как и влетел в него. Шумно выдохнув, Аурелий обмяк в кресле. Затем в ликовании вскинул над головой руки. Шиа, не удержавшись, рассмеялась: тщательно скрываемое напряжение покинуло и её. – Спасибо, благодаря тебе у меня было время собраться с мыслями, – с признательностью произнёс император и задумчиво покачал головой. – Всё оказалось гораздо проще, чем я себе представлял. Быть может, теперь Мешерие возьмёт себя в руки и мы начнём взаимодействовать по-другому. Шиа про себя подумала, что это вряд ли – уж больно споро ретировался князь, слишком смиренно для бывалого царедворца, привыкшего к власти, – но вслух ответила: – Это было бы очень хорошо. Я против князя Мешерие ничего не имею. – Возможно, во мне всё-таки есть что-то от отца, – тем временем с сомнением протянул Аурелий, осмысляя только что произошедшую в себе перемену. – Тебе так важно чем-то на него походить? Хоть в душе ты его и осуждаешь? – усмехнулась эльфийка. – А может, и от матери, – грустно добавил тот. – Нельзя сказать, что она не была храброй, раз пыталась защитить меня. – Вот что у тебя точно от отца, так это романтичность. – Как это? – Вспомни, как твой отец описывал Юйсинь в письмах к старому гувернёру: «Она прекрасна, как горный хрусталь, в своей чистоте, доведённой до такой степени, что это само по себе оружие. Она ясно смотрит на мир и сознаёт своё достоинство, и если я и буду впредь стремиться к совершенству, то только для того, чтобы сравняться в этом с ней и заслужить её благосклонность». И как ты в меня влюбился в Островной империи? Одно лицо. – Никогда не думал об этом в таком ключе, – с улыбкой пробормотал Аурелий. Сравнение явно показалось ему приятным. – А, засмущался! А вот смущение, верно, от матушки! – Хватит меня дразнить! – Аурелий вскочил, хватая захохотавшую эльфийку. Но так же, как и зазвучал, её смех резко оборвался. Шиа напряглась, отступая. – Шиа, ты чего? – Вот только не лги мне сейчас! – Зелёные глаза эльфийки вдруг стали подозрительными, пугая императора ещё больше. – Когда я тебе врал?! Я всегда… – Вот просто пообещай. Клянись. – Ну, клянусь… – растерянно протянул тот. – Это правда, что вы с Геасфель двойники? Аурелий побледнел. – Откуда ты… – Откуда, откуда! Ты меня обнял сейчас, как это делает сестрёнка, и даже сам не заметил!! Лицо Шиа перекосилось от ярости. За потрясениями и хлопотами последних недель она совсем позабыла о двойнической связи Аурелия и старшей сестры. Да та больше ничем и не проявляла себя, и казалось, что все приметы в прошлом были не более чем плодом суеверного воображения. Теперь же Шиа будто ударило током. Рвущиеся давным-давно наружу упрёки полились сами собой: – Хочешь знать откуда? Да потому что мы её родные сёстры и догадались ещё в Островной империи, иначе зачем бы даже Рогеаль сюда притащилась, а?! Потому что она тоже переживает за сестрёнку! И как же вы собираетесь жить дальше? Вы хоть понимаете, во что влипли? Аурелий тяжело осел, покрывшись испариной. – Вы кому-то ещё говорили? – Разумеется, нет! – Ладно. – Император немного успокоился, но явного облегчения в его голосе слышно не было. – Тогда и дальше просто делайте вид, что ничего не замечаете, хорошо? Это… не то, на что кто-либо из вас может повлиять. Мы с Геасфель сами давно всё решили. Это один из немногих способов сохранять наше общение, не подвергая её опасности. Поверь, мы действительно перебрали множество вариантов. – Хорошо. – В хриплом дыхании эльфийки звучало всё, кроме доверия. – Но я хочу понимать, что происходит, Аурелий. Этот процесс хотя бы контролируется? Как он протекает? Ты что, сливаешься с Геасфель в одно целое? А как же я?! – Мы не сольёмся в одно целое, – мягко улыбнулся Аурелий. – Знаешь почему? Потому что у нас есть ты. И наши чувства к тебе такие разные, что мы никогда не сможем сопоставить их между собой. Именно ты помогаешь нам сохранять ясный и раздельный рассудок. – Да ладно. Тогда что это было сейчас?! Исполненное отчаяния восклицание повисло без ответа. Аурелий выдержал долгую паузу, разглядывая носки домашних туфель, а затем с сочувствием посмотрел на возлюбленную. – Шиа, я очень тебя люблю, но всей тайны не могу тебе раскрыть. Прости. Казалось, звериный рык, который исторгла из себя эльфийка, был неотличим от утробного рычания ворга. – Ненавижу, ненавижу Геасфель, так и передай ей! – закричала она. – Вечно отбирает то, что принадлежит мне! Это я должна была поехать на стажировку в Белую империю, это я мечтала узнать эту страну, а не она, трусиха! Во всём, во всём она впереди меня, хоть и не заслуживает этого! Даже родилась раньше меня! А теперь ещё и тебя отнимает! – Шиа, не говори так! – умоляюще воскликнул Аурелий. – Она будет плакать от таких слов… – Я должна быть у тебя на первом месте! Я устала от постоянных секретов! Я хочу быть наравне с тобой, поддерживать, а ты водишь меня за нос. – Шиа, это не так, ты для меня всегда на первом месте. Я ничего от тебя сознательно не скрываю. Но ты и моя связь с Геасфель – несопоставимые вещи. – То есть ты хочешь сказать, что двойничество находится выше любых ценностей? Ты даже не в силах поставить нас на одну доску! – Ох, ну зачем извращать всё таким образом? – простонал тот. Шиа угрюмо смотрела на него, несчастная и злая одновременно. Затем Аурелия осенило. – Ладно, я могу рассказать тебе кое-что очень важное про Табриессов. Хочешь? Только вряд ли после этого у тебя улучшится настроение. Он протянул к эльфийке руки, призывая к перемирию, и та нехотя подошла. – Я боюсь потерять тебя. Её. Вас обоих, – призналась она с содроганием. – Всё будет хорошо, просто верь мне… * * * О том, что захоронения на этом кладбище удостаивались лишь аристократы, свидетельствовала его монументальность: вдоль опрятных, расчищенных аллей высились ажурные склепы, скорбящие мраморные статуи склонились над массивными гранитными плитами. Это был завораживающий ансамбль торжественного покоя. Сейчас памятники покрылись массивными шапками жёсткого слежавшегося снега. Бледно-голубое замёрзшее небо, льдистая, точно его отражение, земля, и чёрные остовы деревьев – аскетичный зимний пейзаж как нельзя лучше служил воплощением суровой и неизбежной смерти. Никакие ухищрения искусства не могли загримировать её безмолвного присутствия. Безвременье, неподвижность, немного скуки и печали – вот и весь её истинный облик. Так размышляла Шиа, вглядываясь в утопшие в сугробах стелы с выбитыми именами. Кое-где, припорошенные белой крупой, виднелись цветы синих и голубых оттенков – символ скорби и одновременно умиротворения. Более ни одна яркая краска не нарушала вечного сна. Но Аурелий вёл её всё дальше по переплетающимся дорожкам, и, казалось, воздух здесь тоже постепенно становился холоднее. Император о чём-то размышлял, и Шиа не отвлекала его. Кроме того, её до сих пор грызла обида. До поездки она ещё несколько раз принималась выпытывать у Аурелия особенности его двойнической связи, но ни упрёки, ни жалобные уговоры, которые обычно так хорошо действовали, не сломили его. Шиа даже не предполагала в нём такой непреклонности. Аурелий, к которому она привыкла, был мягкосердечным и не чаял в ней души. Показавшаяся в конце аллеи усыпальница с тёмной куполообразной крышей, со столбиками декоративных колонн и аркообразным фронтоном над коваными дверями, напоминала небольшой храм. Вокруг, судя по контурам бордюра, летом разбивались живописные клумбы. Вычищенные с особой тщательностью ступеньки не скользили под ногами. Аурелий толкнул одну из чугунных дверей, и та бесшумно отворилась – пахнуло теплом и смолистыми благовониями.