– Трудишься во имя газеты не покладая рук? – продолжал шутить граф. Кэрелу хотелось тоже ответить чем-то эффектным, но всякий раз очередная острота противника заставала его врасплох, и в голове повисала пустота. Поэтому князь просто улыбнулся, чувствуя бессильную зависть к этому талантливому, во всех смыслах более яркому, чем он, норду. Даже в родовой магии Пьерше повезло больше: он мог ловко подойти к девушке и из ниоткуда подарить ей цветок, а в распоряжении Кэрела были только землетрясения и хаос. – Да нет, решил почитать из любопытства, – пожал князь плечами, возвращая книгу торговцу. – А ты тут какими путями? – Проводил нашу принцессу во дворец и решил прогуляться перед дождём. Отлично съездили на заседание Ассамблеи, позже вам всем расскажу. Ну, бывай. – И Пьерше, весело хлопнув Кэрела по плечу, пошёл своей дорогой. Да, теперь многое изменилось. Аурелий был с Орсинь, Пьерше и Сепиру – заняты друг дружкой и иными знакомствами, больше не стало тех солнечных университетских дней, когда они бродили все вместе неразлучной компанией. Каждый двигался вперёд, и только он, Кэрел, не знал, что ему делать. Он не мог вернуться в безликое царство книг, как было прежде, но и не видел перед собою нового пути. Кэрел подумал и купил у уходящего торговца книгу. Стихи заинтересовали его неслучайно: он часто вспоминал песню княгини Брунгервильсс о растерзанном в лесу ребёнке. Нежность и пронзительная печаль, звучавшие в ней, поразили его до глубины души, и князь задавался вопросом, что же скрывается за завесой холодной немногословности, если княгиня сочинила такую песню. Эта загадка стала его наваждением; всякий раз, встречая Арэйсу, Кэрел ощущал неодолимое притяжение, влекущее к ней; её потусторонние глаза, её тихие движения, её бледные губы, шепчущие слова, – всё приковывало его взгляд, и князь едва держался, чтобы не пялиться. Он искал похожие на её песню стихи и мечтал о возможности расспросить княгиню о том смысле, что она в неё вложила. Но о чём бы они могли говорить? Всякий раз, встречая непроницаемое выражение лица княгини Брунгервильсс, Кэрел понимал, что она не поддержит беседы. Ему не расколоть этой глухой скалы. Кэрел вздохнул, останавливаясь на крыльце дома, в котором снимал квартиру. Солнце стремительно угасало, скрываясь за железными крышами. Небо загородили скучившиеся, быстро скользящие облака. Их мутные рваные края задевали высокие шпили храмов, и князь слышал глухой шелест надвигающегося ливня. В камерном дворике стало темно и пустынно, как в глухую ночь; круглые рыжие фонари вдоль тротуара горели ровным, неярким светом. Где-то в вышине раздавался шум беснующихся деревьев. В такие странные, безлюдные состояния погоды мир терял привычные очертания. Как в тех сказках, которые Кэрел любил читать, лёжа у родителей на кровати: «Давным-давно, в незапамятные лета, жил один дракон…» – и казалось, это «давным-давно» вот-вот наступит. Когда капли ударили в лицо, князь не вздрогнул. Он ощутил их с удовольствием, вслушиваясь в нарастающий рокот грома. В воде, стремительно струящейся вниз и разбивающейся о камень, заключалось нечто торжественное, сулящее перемену, облегчение. Только почувствовав, что ботинки изрядно промокли, Кэрел поднялся в квартиру. – Курьер доставил вам письмо и посылку, Ваша Светлость, – доложил в прихожей слуга, принимая его пальто. Письмо наверняка было от родителей. А вот посылка… Кэрел бросился в кабинет. На столе лежал прямоугольный свёрток со знакомым адресом издательства. Внутри Кэрела что-то обмерло: судя по объёму содержимого, рукопись вернули обратно. Тени окружили его, наполняя холодом. Прежде чем прочитать приговор, Кэрел решил сперва выпить чаю. Однако застывшее в груди напряжение зудело, не давая покоя, и уже через минуту князь рысью вернулся в кабинет, где разорвал грубую обёртку. «Благодарим за интерес к нашему издательству, но на данный момент план выпуска книг расписан на год вперёд». В ярком сиянии светильника это короткое примечание, лежащее поверх родного текста, было сродни удару под дых. В глубине души Кэрел до последнего надеялся на противоположный ответ. На чудо. «Ну… ну и ладно, – растерянно подумал он наконец. – Напишу другую книгу». Помедлив, он вскрыл и конверт: если уж заниматься неприятными делами, так до конца. Письма из отчего дома давным-давно стали для него обузой, от которой Кэрел не знал, как избавиться. И всё же сыновний долг вынуждал его отвечать подробно, ведя бесплодный диалог с призраками чужих желаний, которых ему было не одолеть. «Дорогой Кэрел, как я рада, что у тебя всё хорошо! На прошлой неделе умер наш старый кучер – тот, что катал тебя на своих плечах. В последнее время он стал совсем плох и много хворал, хоть я и не писала тебе об этом. Мы все очень горюем… Где найдём ещё одного такого, я не знаю. Впрочем, нам сейчас не до поездок: рыжий конь захромал, уже который раз за зиму. Исследование, над которым мы с твоим отцом работаем, продвигается не так быстро, как хотелось бы, а грант, выданный на него, мы истратили уже до половины. Пожалуйста, вышли ещё денег, чтобы мы смогли купить новую лошадь. Молюсь каждый день о твоём благополучии и переживаю лишь об одном: как бы тебе однажды не надоело то, чем ты сейчас занимаешься. Знаю, тебе это будет неприятно прочесть – но я по-прежнему жалею, что ты не занялся магическими экспериментами. Не могу отделаться от мысли, что филология и газетные статьи – слишком мелко для твоего ума. Убеди меня ещё раз, ты точно ни о чём не жалеешь? А ещё ты что-то совсем ничего не пишешь про свою личную жизнь, и, честно говоря, я начинаю переживать, как бы ты не остался холост. Ты ходил этой зимой на балы? Посещаешь салоны? Ты всегда был таким замкнутым и угрюмым, тебе нужно прилагать на этом поприще больше усилий, чем другим! Гляди по сторонам и не упускай возможностей, мой дорогой. P.S. Передаю слово тётушкам… Кэрел, я так и не поняла из предыдущего твоего письма: неужели баронесса Шертхесс и граф Круазе не просили императора об их назначении на должность министров? Такого не может быть! Ты явно пропустил нечто важное, а в твоём возрасте уже нельзя витать в облаках. Не стоит стесняться, проси о повышении. Поверь, рано или поздно тебе это пригодится. Обнимаем и целуем, любящие тебя…» Кэрел скомкал письмо и тяжело вздохнул. Он любил свою семью, но и они больше не могли понять в полной мере, чем он живёт. Каждое слово – точно камень, который тянет его ко дну. Кэрелу больше не нужно было их одобрение. Он грезил, как после публикации романа тысячи горожан станут его невольными собеседниками. Он мечтал об этом каждый вечер, садясь после работы за письменный стол. Мечтал о славе, лучи которой достигнут каждого жителя столицы. И вот теперь он прошёл такой долгий путь, а цель по-прежнему очень далеко. Тело налилось непонятно откуда взявшейся свинцовой усталостью… * * * Салон Дженвельи Силевирт Орсинь посетила буквально через пару недель. Когда эльфийка, а следом за ней Арэйсу, переступила порог, княгиня уже ожидала их и поклонилась с подчёркнутой торжественностью. – Добро пожаловать, Ваша Светлость! Было видно, что их приезд ей очень приятен. А ещё – что Дженвелья гордится изысканной обстановкой своего особняка. Здесь не нашлось ни претенциозного золота, ни обилия тяжеловесных зеркал. В цветовой гамме преобладали тёплые осенние цвета от лимонного до карминового, и гостей с порога окутывала уютная и светлая атмосфера, в которой хотелось расслабиться и позабыть обо всех невзгодах. Орсинь была и удивлена, и очарована одновременно. – Нравится? – без лишней скромности заметила Дженвелья. – Муж доверяет моему вкусу, так что обставляла дом исключительно я. Желаете осмотреть пару комнат? Я проведу вам экскурсию. Приглашение было принято с благодарностью; между Орсинь и княгиней Силевирт завязалась непринуждённая беседа, а Арэйсу следовала на пару шагов позади. Где бы эльфийка ни появлялась, княгиня Брунгервильсс не утруждала себя светской болтовнёй, играя скромную роль сопровождающей, и многие постепенно к этому привыкли, хоть не лишали её, как благородную гостью, почтительных приветствий. Впрочем, все сознавали смертоносность Арэйсу, мало кому хватало духу проявить к ней пренебрежение. Её участие в конфликте с графиней Вельц-Шарр не прошло незамеченным, и по столице гуляли слухи, что именно она до последнего защищала погибшую императрицу, а выжила лишь благодаря вмешательству Аурелия, которому теперь обязана жизнью. Потому и защищает всюду его невесту. Как оказалось, Дженвелья не только тонко чувствовала красоту, но и обладала обширными познаниями в искусстве. Орсинь не удержалась от восхищённой похвалы. – Вы, безусловно, талантливы во многом! – Да, и всё же это не самое главное, – спокойно ответила княгиня Силевирт. – Декор для меня лишь баловство, но дело жизни – забота о страждущих. Пойдёмте, я покажу, чем мы занимаемся. В гостиной, куда Дженвелья провела своих гостей, на диване и в креслах сидели несколько незнакомых дам и, болтая, что-то шили из разноцветных лоскутов ткани. Одна из них не присоединилась к общему делу, а вязала. – Я держу небольшой благотворительный фонд для сирот и при нём школу для детей фабричных рабочих, – объяснила Дженвелья. – Но денег всегда не хватает, а вещи имеют свойство изнашиваться. Поэтому те, кто разделяет моё неравнодушие, часто сами изготавливают то, что требуется детям. Например, сегодня мы шьём игрушки. А ещё нам нужно вырезать из картона несколько наборов азбуки и цифр. С этими словами она нашла Орсинь и Арэйсу место у общего стола и, представив компании, велела подать чай. Затем посмотрела работы подруг, помогая советом или просто шутя. Дойдя до нордианки, которая вязала, Дженвелья сложила ладони в умильном жесте. – Это прекрасно, дорогая. – И поцеловала подругу в щёку. Дамы застенчиво поглядывали на невесту императора и княгиню Брунгервильсс. – У вас такие шикарные волосы, Ваша Светлость. Как вы за ними ухаживаете? – поинтересовалась наконец одна из них. – Даже не знаю, они у меня такие от природы, – улыбнулась Орсинь столь будничному вопросу. В свете она привыкла всё время быть настороже, чтобы не растеряться перед каверзным вопросом. – Правда? – расстроилась нордианка. – А я, когда муж возил меня на отдых в Приморскую Республику, так страдала! Мне говорили, что южное солнце должно было повлиять плодотворно на моё здоровье. Но волосы почему-то начали выпадать. – Это, наверное, произошло из-за солёной воды, – предположила эльфийка. – Те, кто живут у морского берега, часто споласкивают волосы после мытья разведённым лимонным соком, чтобы они не тяжелели от соли. В Белой империи я этого практически не делаю. – Ох, неужели? Спасибо, я воспользуюсь вашим советом, Ваша Светлость, – обрадовалась собеседница. – А вы читали «Ты меня не укротишь»? – уже смелее спросила другая нордианка. – Нет, а что это? Дамы захихикали. – Один популярный сейчас роман. Там шикарный главный герой, от которого мы все здесь без ума. Впрочем, вам, пожалуй, нет надобности его читать, ведь ваш возлюбленный – сам император. – Ну, не скажи, императрицы тоже всякие бывают. И дамы хором засмеялись, объединённые той общностью смыслов и подтекстов, которые и скрепляют дружбу. Орсинь вежливо улыбнулась. – Что ж, как видите, у нас тут довольно весело. А чем же вы занимаетесь в свободное время? – Дженвелья уверенно перехватила инициативу. Она тоже принялась за шитьё, но с использованием магии, благодаря которой нитки сами пролезали в иголку и затягивались узлом, а булавки витали наготове в воздухе, так что её поделка выходила гораздо быстрее. Незаметно выскользнувший из-за портьеры слуга поднёс ей бокал с кровью. Подмигнув Орсинь, княгиня залпом осушила напиток. – В свободное время я, пожалуй, сплю, – ответила эльфийка. – Или, как сейчас, навещаю вас. Мне ещё многое необходимо выучить, и я всё время посвящаю занятиям. – Понимаю. И одобряю, – кивнула Дженвелья. – Я сама была такой, как вы, когда только вышла за Меркреда. Скажете, странно? – усмехнулась она эльфийке, которая внимательно её слушала. – Ведь я вышла за того, кто ниже меня по происхождению. А оказалось, что я могу очень многому научиться у своего мужа. И, прежде чем я стала такой, – княгиня с удовлетворением обвела пространство вокруг себя, – тоже не спала ночей. Меня лихорадило от мысли, сколько новых возможностей открылось передо мной. И я желала овладеть каждой в совершенстве. Так что за ваш успех. – Она отсалютовала пустым бокалом, прежде чем отдать его слуге. Орсинь взглянула на княгиню с благодарностью. Дженвелья была старше её лет на десять – зрелая, в самом расцвете сил нордианка, которая успела повидать жизнь и которую уже мало что могло вывести из себя. У неё находилось мудрое решение для каждой жизненной невзгоды, ибо она тоже прошла тернистым путём, отличным от остальных. И, быть может, Орсинь действительно испытывала симпатию к этой вольной, предприимчивой аристократке, угадывая в ней прообраз себя самой в будущем. Теперь же, услышав тост Дженвельи, Орсинь испытала прилив сердечной признательности. – Благодарю, ваши слова поддержки для меня много значат. Гораздо больше, чем вы думаете. – Так вы уже делаете успехи, – многозначительно взглянула на неё княгиня. – Вы многим нравитесь. Эта идея со статьями в газете, она меня впечатлила. Мне бы хотелось опубликовать нечто подобное о нашем фонде. Нанять художника, который сделал бы зарисовки, написать красивые диалоги с нашими работниками – чтобы состоятельные горожане прониклись истинным положением вещей. Кроме того, это бы очень помогло моему мужу, ведь он главный благотворитель моей скромной идеи. Думаю, когда увидят его доброту, в его банк сразу потянется больше клиентов. Возможно, когда-нибудь я осуществлю эту идею. – Если это только будет в моих силах, я была бы рада оказать вам помощь, – улыбнулась Орсинь. Они обменялись понимающими улыбками: для открытого разговора ещё рано, но уже можно обозначить деловые приоритеты. На некоторое время Дженвелья вернула внимание компаньонкам. Улучив момент, когда все были поглощены шумным весельем, Орсинь украдкой спросила Арэйсу на жестовом языке, которому та обучила её ещё с первых дней тренировок: «Ты слышала? Как думаешь, они имели в виду Юйсинь?» «Скорее всего». «Я хочу расспросить». «Делай, что хочешь». Выражение лица Арэйсу оставалось равнодушным, как маска. Помедлив, Орсинь прокашлялась. – Простите за любопытство… но ранее, когда мы обсуждали книгу, под императрицей вы подразумевали Юйсинь Брунгервильсс? Молчание воцарилось моментально. Затем одна из дам поспешно воскликнула: – О нет, что вы!